И ПОЛЮБИЛА ЕГО ДУША МОЯ...
Житие старца Даниила Ачинского
Жизнь старца Даниила представляет собою удивительный пример ревности о Христе.
Старец Даниил – уроженец Полтавской губернии, местечка Новые Сенжары. В метрической книге Новосенжаровской Успенской церкви акт рождения Даниила записан так: «1784 года, № 67, мужеска пола, декабря 12 дня, родился у Корнея Делиенка и жены его Агафии сын Даниил; Восприимал Андрей Серенко». Имел Даниил родного брата Ивана, родных племянников Ивана и Трофима, и племянницу Анну (Степанкову), двух двоюродных братьев – Федора и Петра, а также двух двоюродных сестер – Евфросинью (Сердюкову) и Марфу (Недельчиху). Как свидетельствуют родные, рос Даниил смиренным, непамятозлобным парнишкой, подрос – стал играть на басе, но строгий дед запретил ему таким образом зарабатывать деньги, и он стал вместе с братом Иваном усердно и честно «земледельничать» на поле, принадлежавшем их семейству.
Круто поменяла его судьбу военная служба. В январе 1807 года Даниил был принят в ратники, в 1809 году определен в артиллерию, в том же году обучился грамоте. Участвовал в сражении под Бородиным, где около его орудия было восемь человек солдат, но по окончании сражения остался он с одним только своим товарищем. Несмотря на ранение, дошел до Парижа, где его полк квартировал с 1813 по 1815 годы.
Когда открылась Даниилу грамота, он познакомился «с одним диаконом доброй жизни, который дал ему довольное понятие о святом Писании, и начал читать священные книги и жития святых отцов. Это ему очень понравилось, и он вознамерился во всем последовать жизни их. С тех пор он получил большую ревность и любовь к Богу, уразумел суету и непостоянство мира сего, и кратковременность жизни человеческой, и вечную будущность, и вечное праведным наслаждение, а грешным вечное наказание».
В 1820 году Даниил побывал в трехдневном отпуске дома, так как полк его стоял неподалеку, в Лебедине. Был он в ту пору уже в звании унтер-офицера и по батарее носил звание каптенармуса. В День усекновения главы Иоанна Предтечи Даниил строго постился, и просил родных и близких молиться утром и вечером, несмотря на усталость. Уезжая, одарил брата Ивана 25-ю рублями, а племяннику Петру отдал в наследство 5 десятин земли – всю свою долю. Сказал, что остальные деньги, бывшие у него, употребил на устройство икон и церковь.
Чрез два года родные его узнали, что его батарея будет проходить чрез Полтаву и брат его поехал в Полтаву повидать его. Но узнал от командира батареи, что сыскать Даниила трудно, что он предался богоугодным делам. Потом стало известно, что он стал странником, живет в лесах. В его жизни произошел перелом. Постоянно отличаемый на службе за исполнительность, честность и ревность, которая подтверждалась и раною, полученною 1812 году, он был представлен к производству в офицеры. Но, отказываясь от этой лестной для всякого чести, он просил уволить его от службы, чтоб он мог спасти свою душу.
За то, что безстрашный герой Бородинской битвы, дослужившийся до звания унтер-офицера, более воевать не захотел, а возжелал послужить Богу, он, согласно действующим в те времена российским законам, был осужден. Военный суд вынес суровое решение: «За принятие намерения удалиться вовсе от службы для пустынножительства… как упорствующий в своем намерении и не хотящий служить, выключен из воинского звания и назначен в ссылку в Нерчинск, на работу в рудниках тамошних горных заводов».
В кандалах дошел Даниил до Сибири и определен был на один завод Томской губернии, где провел несколько лет. Он пришелся не по нраву приставу, который называл его святошею и наваливал на него самые тяжелые работы. Хлеб и вода составляли единственную его пищу. После трудового дня Даниил простаивал ночи на молитве, и днем, когда его не видали, всякую свободную минуту посвящал молитве.
– «Ну-ка, святоша, – говорил пристав, – спасайся в каторге!» Однажды зимою гонитель Даниила посадил его раздетого на крышу дома и велел поливать водою, а сам кричал: «Спасайся, Даниил, ты же святой!»
Узник безропотно терпел все издевательства, полагая, что за грехи свои достоин куда большего наказания. Но когда после очередных измывательств над его жертвой приставу развернуло голову так, что лицо оказалось позади, а затылок встал на место лица, он испугался не на шутку, воспринял это как кару Божию и попросил прощения у смиренного каторжника, которого постоянно обзывал святошей. На что Даниил без обиды ответил ему: «Бог тебя простит, ибо я еще большего наказания достоин, потому что я – клятвопреступник». Вероятно, он имел в виду отказ от воинской службы.
После новых злоключений и неоднократной молитвенной помощи каторжника, уверовав в святость Даниила, его недавний мучитель вообще отпустил узника на волю, написав в донесении губернатору, что тот неспособен к работе.
Тогда Даниил поселился в городе Ачинске в малой келлии, последние же годы жизни провел в 17 верстах от этого города, у одного крестьянина в деревне Зерцалах. Келлия его тут была размером в гроб, так что нельзя было без ужаса смотреть на это его жилище. Платье он свое держал в сенях, потому что одетый не мог поместится в гробе. Окно было размером в медный гривенник. В этом заключении держал он себя по целой неделе, пребывая в молитве, лишенный света. Иногда он в сенях занимался рукоделием, но не брал денег за свою работу, а только хлеб, чтоб кормить себя. По ночам он, выходя из своей келлии, тайно отправлялся на работу: возделывал землю чужих огородов, косил и жал на полях у бедных людей. Иной милостыни Даниил подавать не мог, так как денег у него никогда не было.
Пищу он принимал лишь вечером, и то не ежедневно. Она состояла из воды, хлеба или картофеля. Картофель он никогда не чистил. Пред едою он забивал за пояс деревянный клин, чтоб сесть меньше. Смиряя плоть, носил берестовый пояс, вросший в тело. С ним он и погребен. Кроме того, носил железные вериги и обруч. Сняв их с себя незадолго до смерти, он такое объяснение дал одному искреннему человеку: «Даниил ныне уже разленился. Это будет для меня полезнее»...
Молитва у него текла из сердца, «как река эдемская», часто прерывая его разговор. Все разговоры и слова его были растворены слезами и любовью. Тело его было как восковое, лицо приятное и веселое, с малым румянцем. По целой седмице и более не вкушал он пищи, часто исповедовался и причащался святых Таин».
Когда он жил еще на заводе, в народе прошла молва о его праведной жизни. Когда же он поселился в Ачинске, народ стал ходить к нему за благословением пред каким-нибудь делом, за советом, или просто чтоб взглянуть и порадоваться на него. Один вид подвижника производил на душу неотразимое впечатление. Видя благодать, действовавшую в нем, рыдали закоснелые грешники и открывали ему свои нравственные язвы. Речь Даниила была полна духовной силы, любви и умиления. Поучал он церковным уставам, говорил о заповедях Христа, о Его жизни и учении, о вечной жизни, блаженстве праведных и муке грешных. Нестяжание старца доходило до того, что малейшую вещь он считал за вред для своей души. Его одежда была настолько плоха, что никто не поднял бы ее, если б старец ее выбросил.
Старец не позволял, чтоб его называли «отец Даниил». Он говорил; «Один только у нас отец – Господь Бог, все мы – братья». Поэтому его звали «брат Даниил».
Этого брата Даниила современники его почитали земным ангелом и небесным человеком. Он имел от Бога великие дарования: некоторые поступки его давали причину думать, что он знал дела и помышления других людей, прозревал отчасти и будущее. Говорил он больше в притчах и намеками, чтобы понятно было только тому, кому говорил; а иногда и прямо, если это было полезно.
Крестный сын Александр Данилович Данилов до встречи со старцем исповедовал иудаизм, был из еврейской семьи, носил еврейское имя и фамилию. Жил и купечествовал в Ачинске. О своей встрече со старцем Даниилом он вспоминал так:
«Когда я вошел к нему и начал с ним разговор, то ощутил какую-то младость и радость… и полюбила его душа моя. И сделался я христианином. И так драгоценно для меня сделалось имя – Даниил, посему усвоил я себе фамилию Данилов, дабы… все потомство мое помнило – их отец имел крестным великого старца Даниила».
По молитвам старца произошло обращение в Православие не только одного его, но и всей семьи, родственников, а муж сестры, принявший после крещения имя Петра Ивановича Розанова, стал церковным старостой ачинского собора.
Современники Даниила могли наблюдать много чудесных явлений, происходивших по молитвам старца.
Для примера можно привести рассказ томской мещанки Марии, поведавшей о незримой духовной связи старца Даниила с другим великим российским старцем – Серафимом Саровским. Очень любила она ездить по святым местам. Но не как истинно верующая паломница, а как путешественница. Возвращаясь из поездки к мощам Иннокентия Иркутского, заехала за благословением на будущие странствия к старцу Даниилу, о котором уже по всему миру христианскому слава шла, как о праведнике.
Милейший и добрейший старец встретил ее с гневом, обвинил ее в безполезном шатании по свету, да еще в том, что тратит на себя деньги, которые люди дают ей, чтобы в святых местах за их просьбу свечечку поставила и помолилась. По ее же признанию все так верно рассказал, будто сопровождал ее в многочисленных похождениях. Предсказал, что придет время, когда вынуждена будет просить милостыню. Испуга мещанки хватило всего на полгода. Снова отправилась в дорогу с группой паломников в Саровскую пустынь посетить батюшку Серафима.
Батюшка принял ласково сибиряков, неделю беседовал с ними, дал своих знаменитых сухариков. А Марию сразу прогнал прочь с глаз своих. Перед самым отъездом, когда она с криком просила у него благословения на обратный путь, он сурово глянул на нее и сказал: – Нет тебе благословения. Зачем ты пошла в Россию? Ведь тебе брат Даниил не велел больше ходить в Россию! Теперь же ступай назад домой». Но сжалился и дал один сухарик на дорогу. На обратном пути ей пришлось просить подаяние.
Местные архиереи при объезде епархии посещали старца. Один из них, на которого беседа старца произвела такое впечатление, что он рыдал от нее, тщетно умолял Даниила принять от него денег. Прощаясь с ним на пароме, архиерей подал ему просфору, в нижней части которой были положены деньги. Старец, не беря ее на руки, отломил верхнюю ее половину и сказал: «Владыка, мы разделим: верхнюю часть мне, а нижнюю тебе». Почти до земли поклонился архиепископ Даниилу и сказал: «прости меня брать Даниил».
Идя на встречу людскому желанию видеть его, старец иногда, предузнавая, что кто-нибудь в Ачинске нуждается в нем, приезжал сам в город и шел к тем людям.
Недуг прибавился к тем телесным подвигам, которыми изнурял себя Даниил. От стояния на молитве у него в коленях образовались струпья и завелись черви. Он выносил это благодушно.
Покров Божий был над великим старцем. Один посетитель, выйдя от о. Даниила, полюбопытствовал узнать, что делает старец один у себя в келлии. Едва он потихоньку подполз к окну келлии, из окна появилось пламя и чуть не опалило его; он закричал. Тогда послышался голос о. Даниила: «Бог простит тебе, но вперед не испытывай».
Скончался старец в Енисейске, куда за три месяца приехал к игумении женского монастыря, которая по его совету оставила мир. Проболев несколько часов, исповедовавшись и приобщившись, он почил, по прочтении отходной, в четвертом часу дня, в четверг Пасхи, 15 апреля 1843 г. Ему шел 59-ый год. Когда начали обмывать его, то усмотрели на теле его берестовой пояс, уже вросший в его тело, и кровь, запекшуюся около пояса; с тем его и положили в гроб. По смерти старца явилась на лице его такая живая улыбка, что он совсем не походил на мертвого. На его похороны собралось множество народа. Во время отпевания, церковь наполнял какой-то особенный свет. Многие обоняли дивное благоухание и прославляли Бога. Положили старца в монастырской ограде у Христорождественской церкви. Над его могилою воздвигнута часовня.
Так жил и трудился во славу Божию этот кроткий подвижник.
По материалам православных сайтов
