ДВОЕ
Православный рассказ.
– Дед, а дед, а ты куда смотришь?
– Да на небушко смотрю.
– Чего там?
– А? Да вот, место себе приглядываю.
– Это как?
– А так. Помру, кости мои закопают, а душа-то на небо полетит. Вот и приглядываю, куда ей лучше-то. Чтоб не болтаться попусту.
Егорка поднял глаза, чтобы тоже «приглядеть место», и столкнулся с глубокой холодной синевой северного неба. Оно не показалось ему приветливым, даже совсем наоборот – очень захотелось спрятаться. Егорка поежился: уже почти месяц стояло лето, но вечера оставались холодными.
– Дед, а дед, а чего, сразу, что ль, на небо? Здесь, что ль, не побудет, душа-то, сразу, что ль, улетит?
– Сразу, – дед Игнат отвечал неохотно, видно было, что внук отвлекает его от чего-то серьезного. – Чего ей делать-то здесь?! Намаялась. Давно уж просится. Кости держат, а то бы уж упорхнула.
Старик засуетился, взял зачем-то хворостину, начал чертить нечто, видимое только ему одному. Егорка жалостливо посмотрел на деда, отвернулся, опять посмотрел и решился:
– Не страшно тебе, дед, помирать-то?
– А? Помирать-то? Не, не страшно, – дед неожиданно спокойно ответил на вопрос. – Молодой был – страшно было, а теперь – нет. Перебоялся, натерпелся за жизнь-то. И в войну, и в голод. Терпелка сломалась. Я теперь, Егорка, ничего не боюсь, – вроде как даже похвалился он.
– А я, деда, боюсь, – признался Егорка. Он обрадовался, что дед наконец-то разговорился. – Страшно, как мертвых в землю закапывают. А ты тоже, что ль, мертвый станешь?
– Я-то? А куды ж мне деваться, и я стану. И то уж – пора. Засиделся. Никак Господь не приберет . а чего это тебя на такие сурьезные разговоры потянуло? Разве тоже помирать собрался?
– Ну тебя, дед, еще придумаешь чего, – важно фыркнул мальчишка: повадками Егорка весь был в отца, хоть и не помнил его по малолетству.
Помолчали. По небу чиркнула звезда.
– Дед, а дед, а человек когда помирает, он, что ль, сны видит?
– Ить ты глупой какой! – Дед начинал серчать, так что недалеко было и до подзатыльника. – Я ж тебе толкую: кости закопают, а душа на небо полетит, к Богу. А уж там, как Он разсудит.
– А ты не ругайся. Мне вот мамка не велит тебя ругать, я и не ругаю. А думаешь, мне неохота…
Егорка осмотрелся по сторонам, как будто боялся, что их могут услышать, и шепотом спросил:
– А Бог-то, Он где?
– А Он везде, – бросил дед, даже не глянув на внука.
Егорка нахохлился, как воробей под дождем, хотел было обидеться, но не стал. С дедом интереснее было разговаривать, чем обижаться, дед – он добрый, хоть и ругается иной раз, и треснуть может по макушке. Но это так, не всерьез. Всерьез он добрый. Однажды даже заступился за Егорку, когда они с Колькой Свиридовым подрались «за дело». Что это было за «дело», дед с внуком решили матери не говорить.
– А дядя Петр Селиванов говорит, что ты темный и… этот, как его, пережиток.
– Кхэ, – дед аж крякнул, – это тебе Митька ихний сказал? Ну, так у них отродясь ума своего не было, всю жисть по соседям собирали. А то-то сам чего думаешь?
– А чего мне думать-то… – Голос мальчишки дрогнул, в горле неприятно сдавило, но он быстро взял себя в руки, нахмурился и продолжил: – Ты-то ничего не говоришь, а откуда ж мне знать, небось, в школе не научат…
Егорка не удержался и все-таки зашмыгал носом, утерся рукавом куртки и отвернулся от деда.
– Небо-о-ось, – передразнил дед. Хитрые глаза молодо смеялись из-под мохнатых бровей, старик уже собрался погладить выцветшую на летнем солнце макушку внука, даже вроде потянулся, но передумал.
Молча сидели, глядели в темнеющее небо.
– Дед, а дед, ты только скажи, а Бог-то, Он добрый?
Дед Игнат повернулся на вопрос. На него снизу вверх серьезно смотрели два серых глаза.
– Добрый, Егорушка, добрый Он.
– Ну, тогда и я не боюсь.
Уже давно стемнело, в домах зажегся свет, слышно было, как в клубе громыхала музыка, смеялись люди. Мать Егора уж отчаялась дозваться домой своих отца и сынишку и теперь молча сидела у открытого окна, глядя на две темные фигуры, едва заметные в свете звезд.
Алексей Горбунов
«Ангелок из Покровки. Сборник православных рассказов»
