ПРЕТЕРПЕВШИЕ ДО КОНЦА
Родилась Дуня в 50-х гг. XIX в. в селе Пузо от родителей-крестьян Александра и Александры Шиковых. Мать умерла когда Дуне было два года, и отец женился на другой; родная ее мать была очень благочестивая и отец тоже, но мачеха была другого духа. Она старалась уморить отца мышьяком (когда Дуне было 7 лет), чего и добилась, когда увезла его в Сибирь.
Подрастала Дуня у своих благочестивых родственников, дяди и тети, в том же селе. Дуня очень ревновала по Богу и непрестанно пела. Она ходила всегда в теплой шали и в зипуне, и лицо никогда не показывала. От юности в Саров, Дивеево, Понетаевку ходила с подругой Марией. Как Мария померла, Дуня стала реже в церковь ходить, и хотя еще при Марии в них начали кидать камнями, а без нее стали больше.
Была она слабая и больная, и к ней стали две девушки ходить. Когда Дуне было за двадцать лет, она сильно заболела. Дело было на святках, Дуня кричала: «Умру, у меня жар». Девушки ее вынесли во двор и вылили на нее два ведра холодной воды. Потом она им говорит: «Несите меня в келью». И положили ее на лавке, и после этого она уже не вставала.
Всю жизнь Дуня в трех одеждах пролежала, а когда та истлевала, подвижница ее на постель клала. И все на ней было шерстяное, кроме ручного платка. Волосы от юности не давала никому резать и ногтей на ногах и на руках никогда не обрезала.
Отец Анатолий (в схиме Василий, +1919 г., высокой жизни подвижник, по благословению блж. Паши Саровской безмолвствовал, жил в нач. XX в. в Сарове на одном из монашеских хуторов) благословил к ней жить Дарью. Теперь их стало трое, дядя жив еще был. Тут стали ходить благочестивые девушки петь, и у них образовалось правило. Пели они стихиры, кондаки и акафисты. Ни в чем Дуня не могла получить утешения, как только в продолжительном пении и чтении.
Правило Дуни было таково. Неопустительно ежедневно пели стихиры образу Владимирской Царицы Небесной. Это было общее пение, вечером в восемь часов начинали, и продолжалась служба до двенадцати часов ночи. В это время ничего не читалось; пели, кроме стихир, тропари и кондаки святым и Царице Небесной. По вторникам справляли стихиры с акафистом Иверской Божией Матери. В этот день к Дуне приходило много народу. Утром начинали молиться с пяти часов, и молились до двенадцати часов дня. Дуня это время молилась в тишине. Никого к ней не пускали, а хожалки (так она келейниц звала) про себя молились. Читали в это время Псалтирь, Евангелие, каноны, акафисты и клали поклоны. После правила и непродолжительного пения принимали просфоры с крещенской водой и девушки уходили, кто куда.
И множество-множество условий ставила Дуня для несших ее послушания девушек: как воду носить, как самовар кипятить, как печку топить, как за ней смотреть…, еще Дуня очень строго приступала к святыне… Выполнение же всех этих ограничений и было для послушниц условием для спасения (как у древних подвижников).
Куски хлеба Дуня завязывала и на них спала, на сухарях, в холоде и во вшах. Когда рубашка была худая, хлеб впивался в тело. Потом из хлеба вырастали целые вороха на постели. Там он зеленел, завелись под конец мыши и черви, в этом во всем она и лежала. Хлеб с постели своей Дуня часто давала больным, и они, вкушая, исцелялись.
Келья Дунина была дырявая, предлагали ей ставить новую, но она не захотела. Печь топили часов в семь-восемь вечера и с восьми же часов стихиры пели, часа в два-три ночи она воздержанно обедала. Яйца ела только два в год. Особой пищи она не употребляла и редко ела картошку с разварки. В последний год печку почти не топили. Рыбу ела редко. Мяса от юности не ела. А приносили всего: и сдобных лепешек, и вкусного, и сладкого. Все, что приносили, она делила на две половины и давала 4 хожалкам половину, а другую в чулок клала: скажет, «завтра», да так и оставит. Всякий кусок Дуня крестила и говорила: «Христос Воскресе!»
После еды читали молитвы на сон грядущим и Псалтирь. Все лягут, а Дуне две копеечные свечи дадут – как только они сгорят, всех поднимает.
Мало кто Дунин подвиг понимал. Она плачет, жалуется на хожалок, а сама так велит. И тут же плачет и улыбнется. Поле она сказала: «Если я тебя при людях буду ругать, ты не смущайся». — «Они меня не моют и рубахи мне не дают», — и заливается при этом слезами. Так поступала, чтобы подвига ее не знали. На Дуню и до революции гонение было и всякие досады, но она все терпела. Прозорливая была, множество чудес сотворила, исцеляла, послушниц вымолила, подвиг великий пронесла, – все претерпела.
Пострадали же подвижницы в 1919 г. Безбожники к ним прицепились из-за некоего Ильи. Он юношей был, праведную жизнь вел, к Дуне ходил, пел, подвиги большие нес. А после – развратился. Много Дуня от него искушений претерпела, а в конце пришли к ней солдаты, разыскивая Илью-дизертира от военной службы, да арестовали ее с хожалками, переписали всех и отпустили. Илью потом тоже арестовали, но он сбежал. И после того уже пришел отряд с Дуней совсем расправляться.
Проведя обыск и придравшись к множеству вещей, деньгам, стали злостно Дуню избивать. И били три дня подряд, не давая никому заступиться. Правда каким-то чудесным образом, о. Василию Радугину дали у главных пропуск и он исповедовал и приобщил Дуню и ее хожалок за 2 часа до смерти. Вот так, без суда и следствия, решив «промеж себя», солдаты разстреляли великую подвижницу Евдокию с послушницами Дарьей, Дарьей и Марией, 5/18 августа 1919 года. И множество видений, знамений и чудес на могиле их стало совершаться с того времени.
Дария Тимолина
Она стала жить у Дуни после Насти пузинской по благословению о. Анатолия. Родители Дарью не пускали, они были неверующие; та плакала, просилась к Дуне, а они ее силком просватали. Она убежала к Дуне, пришли родные, за волосы вытащили ее из Дуниной кельи и сильно били. В этот раз ее увели — она опять прибежала. Родные во второй раз просватали ее и насильно увели домой. 20 лет потом она не выходила из Дуниной кельи: ни в церковь, ни к родным (причащались они на дому). Телесных искушений у нее не было, только сильно ее мучил сон, никак она не могла его побороть и все плакала и посылала к о. Анатолию спросить: «Погибаю я, говорит, все сплю». Отец Анатолий сказал: «Спи, это подвиг такой, а то ты не сможешь больной служить». Дарья постница большая была, и не было с ней никаких соблазнов, а вот спать даже стоя могла. От Дуни все терпела. Та ее ругает, а она смеется. Родная ее сестра приходила к Дуне, и она им не давала потихоньку говорить, а заставляла говорить все въявь, открыто. Даже в женской немощи ее не отсылала от себя Дуня, а мылась она всегда после этого на дворе и зимой, и летом. И после этого Дуня ей не давала греться на печи. Дух у нее непрестанно горел к Богу. Расстреляли ее сорока лет.
Дария Сиушинская
Непрестанно молилась Иисусовой молитвой. Когда еще в мiру была, проходила каждый день Псалтирь всю без отдыха, стоя на ногах. Очень была смиренная. Жила у Дуни три года. Сорока лет расстреляна.
Мария
Дунина хожалка Мария прежде была замужем. Была больная 3 года, нога у нее болела. Лежала в больнице. Возле нее лежала старушка русская и призывала свт. Николая Чудотворца. А Мария была мордовка, услыхала и сама стала так призывать. Явился ей старичок и исцелил ей ножку. И обещалась она странствовать. Пришла из больницы к мужу — и забыла, что обещала.
Ей опять явился святитель Николай чудотворец и сказал: «Ты что забыла свое обещание?» Она стала просить у мужа билет странствовать. Он ей не дает: «Ты не придешь». Она говорит: «Я приду». Он ей выхлопотал и дал. И она пошла странствовать. Пришла в Саров, из Сарова пришла в Лихачи отдохнуть и стала ходить к Дуне. И пришла ей мысль — пойти к Дуне жить.
Старичок явился, сказал: «Иди к Дуне жить». До Пасхи пожила — и ушла к одной женщине. Та говорит: «Ты что ушла?» Мария: «Голодно, я и ушла». Ночь пришла, он ей опять явился и говорит: «Зачем ты ушла, ступай». Три раза повторил: «Ступай, и ступай, и ступай». Она собралась, ушла к Дуне и уже не уходила. Мария Дуне говорила: «У тебя подвиг, а ты терпи, ты уж лежи». Служила она Дуне семь лет. Мария была смиренная, как ребенок. У нее сильно болела нога, вся пятка отгнила. Она любила сладко поесть и воровала сладкое, и за это, может, страдала. Дуня скажет ей: «Маша, на что воруешь и ешь?» — «Хватит нам и лошадям, Дунюшка»,— та отвечает. «Развеселите меня»,— скажет Дуня. А Маша ей: «Начинай, Дунюшка» — она и развеселится.
Ради Бога она ушла от своего мужа, которого любила, и своего имени никому не открывала, потому что муж ее очень любил и долго искал, и ни родные, ни муж не знали, где она. В последний год Мария разболелась ногой и передвигалась с трудом, а Дуня ей не давала хлеба: хорошо воровала, теперь потерпи. Даша потихоньку давала, а Дуня провидела и посылала Полю следить. На смерть Мария пришла за час и была спокойна, хотя знала, что их убьют.
Всего же у св. Евдокии было пять послушниц. Три из них пострадали вместе с ней, Наташу за несколько дней до своей смерти она отослала домой; так сохранился до середины 60-гг. свидетель великой духовной высоты мученицы. Пятая келейница, Пелагея, будучи большой подвижницей, хотя и была во время ареста с Евдокией и видела все ее мучения и кончину, Богом была оставлена свидетельствовать о жизни и страданиях старицы.
