ЛИКВИДАЦИЯ ШЕЙХА МУЛАХЕЛЯ

ЛИКВИДАЦИЯ ШЕЙХА МУЛАХЕЛЯ

Афганская эпопея спецназа ГРУ. Алабаза и его сыновей взяли на службу в ХАД. Для семьи выделили пустовавший на окраине города большой дом неподалеку от батальона. Как-то Боков зашел в гости. Навстречу выбежал Алабаз, учтиво поклонился.

– Ну как, устроился? – спросил Григорий, входя в полутемную комнату. Повсюду в углах топорщились узлы с домашними пожитками.

– Спасибо, командор! Ты так добр ко мне.

Файзулаев перевел слова афганца.

– Доброта моя по делам твоим! Ты помог уничтожить банду.

– Да-да, я понимаю, – закивал головой Алабаз.

– Но ты обещал показать, где находятся другие отряды душманов.

– Да, командор, я поведу тебя.

– И к Шейху Мулахелю?

Алабаз на мгновение растерялся. В угольных глазах промелькнул испуг. Но он решительно ответил:

– Да, командор, Шейх Мулахель – мой самый ярый враг.

– Ну, вот и договорились. Есть сведения, что сегодня он будет в кишлаке.

– Я покажу его дом.

Алабаз ушел на мужскую половину и вскоре вернулся, на ходу подпоясывая теплый халат…

– Поехали, командор…

Когда Боков уже собрался на боевой выход, в кабинет вошел средних лет мужчина, важно проговорил:

– Я режиссер Ионов, возглавляю съемочную группу студии «Туркменфильм». Есть разрешение начальника штаба армии на работу в вашем батальоне. Цель нашего визита – снять возмездие душманам за их злодейства. Вы понимаете, что это значит?

– Пока не догадываюсь, – ответил Григорий.

– Я, товарищ капитан, в Афганистане не первый раз. Но мы снимали, как солдаты возводят школы, деревья сажают, крепят дружбу с афганской армией. Настало время рассказать нашему народу правду, что же происходит на этой земле, как мы безпощадно караем врагов. Одним словом – воюем.

Григорий выслушал короткую, но пламенную речь киношника, спросил с некоторой издевкой:

– И как вы себе такую съемку представляете? С нами в ночной рейд поедете, что ли? Где я наберу солдат, чтобы вас оберегать?

– Нет-нет, – замахал руками Ионов. – Аппаратура у нас громоздкая, без специального освещения работать не можем. У меня такое предложение: привезите пять-шесть трупов мятежников. Только чтобы солидно смотрелись – с бородами, с снаряжении. А потом инсценируем схватку. Я присмотрел за вашим батальоном несколько разрушенных зданий. Отличное место для съемок. Там трупы и разбросаем, положим рядом оружие и таким образом выполним свою задачу.

Эта затея Бокову пришлась не по душе. «Нужны вы мне, чтобы я вам еще трупы ”духов” таскал!». Но, поразмыслив, ответил более дипломатично:

– Знаете, товарищ режиссер, мне до сих пор подобные спектакли разыгрывать как-то не приходилось. Наверное, вы не по адресу обратились. Рядом находится мотострелковая бригада. Видимо, вам туда. Я сейчас позвоню начальнику штаба армии и уточню.

Телефонистка соединила довольно быстро и, услышав начальственное «да», Григорий доложил:

– Товарищ генерал! Ко мне прибыла съемочная группа Ионова. Ссылаются на ваше разрешение работать в батальоне.

– Да, я разрешил.

– А когда мне спектакли устраивать, если я готовлюсь к боевому выходу?

– Вот и хорошо. Вернешься и устроишь. Или тебе слава не нужна? Весь Советский Союз будет смотреть, как лихо воюет капитан Боков. Так что ты не отбрыкивайся, а действуй, как говорят.

– Хорошо, что-нибудь придумаем, – скрепя сердце, согласился Григорий.

На ночлег киношников устроил у мотострелков, в гостиницу для начальства, куда селили журналистов и приезжающих артистов. А сам, распрощавшись, вернулся в батальон. Вскоре колонна боевых машин отправилась в опасный путь.

В семидесяти километрах южнее Джелалабада находился район, полностью контролируемый мятежниками. Ни наши, ни афганские войска не предпринимали попыток восстановить положение. Мятежные отряды чувствовали себя здесь вольготно и даже предположить не могли, что двести пятьдесят человек рискнут пробраться в их края.

Не успели проехать и двадцати километров, как колонну обстреляли из гранатометов. К счастью, обошлось без потерь. Машины спустились в сухое русло и продолжили движение. В ночном небе, как осветительный снаряд, завис золотой диск луны. В ее желтом призрачном свете огромная стальная гусеница ползла по изгибам каньона, карабкалась на взгорки, огибала валуны и непреодолимые скалы. Спецназовцы лежали на броне, словно припаянные, ощетинившись стволами.

К часу ночи головная машина выползла на плато. Алабаз предупредил:

– Командор, дальше ехать нельзя. Начинается кишлачная зона. Нас услышат и устроят засаду. У Шейха Мулахеля много моджахедов, много оружия.

И все же без шума не получилось. Их обстреляли из дувала, приютившегося под хребтом. Били не прицельно, больше, вероятно, для острастки.

Григорий не стал ввязываться в бой, оставил на прикрытие группу. Те открыли ответный огонь, и было видно, как мятежники побежали.

Срезанная горным хребтом горбушка луны предвещала скорый рассвет, а надо было идти еще добрых три километра. Но не прошли и пятисот метров, как недалеко от маршрута увидели крепостёнку. На ее крыше стояли люди. Видимо, сюда и бежали гонцы.

– Эх, луна, – ругался Григорий, – мы сейчас как на ладони.

– Думаете, выстрелят? – насторожился Щебнев.

– Не посмеют. Их там человек десять-пятнадцать, а тут две сотни идет. Крепость легко окружить. А может, за своих приняли? Мало ли кто шастает по ночам на караванном маршруте.

И словно в подтверждение его слов Алабаз взволнованно предупредил:

– Командор, караван!

Метрах в ста пятидесяти встречным курсом двигались полтора десятка верблюдов, пять мулов, груженных тяжелыми вьюками. Рядом шли охранники.

– Всем лечь! – скомандовал Григорий и тоже припал к земле.

– Может, возьмем? – спросил Тураев.

– Нет! Еще завязнем и в кишлак не успеем.

– Эх, какой солидный результат уходит, – вздохнул ротный. – мне такой еще ни разу не попадался.

– Что, ради него тряслись семьдесят километров? Лежи и не рыпайся!

Караван прошел. Они поднялись, заторопились к кишлачной зоне. Луна села за гребень горы, и ночь стала непроницаемо черной. В зеленоватом поле бинокля Григорий увидел нагромождение камней и понял, что они подошли к кладбищу. С его окраины послышались невнятные возгласы и темень пропороли автоматные очереди. На ближайшей вершине глухо застучал дэшэка. Вторя ему, по кишлаку покатился брех потревоженных стрельбой собак. «Неужели все сорвется? – обожгла мысль. – Неужели напрасно мучились?».

Он собрал командиров, уточнил задачу:

– Третья рота преследует боевое охранение. Вторая с Алабазом идет к дому Шейха Мулахеля. Управление батальона с первой ротой поднимется в горы. Займем господствующую высоту и постараемся снять пулемет. Все! Дествуйте!

Удача на этот раз была на стороне батальона. Мятежники, прячась за могилами, убежали с кладбища, так и не разобрав, кого же они обстреляли. А стрельба в горах – обыденное дело. Перестреливаются враждующие группировки, стреляют по всему движущемуся охранники караванов, палит в воздух для острастки боевое охранение кишлаков.

Рота Лютого уже подобралась к дому Шейха Мулахеля, как вдруг охранник, почуяв неладное, дал вверх очередь трассирующими пулями.

– Это сигнал сбора! – прошептал Алабаз. – Надо уходить. Сейчас сюда побегут моджахеды со всего кишлака.

– Нет уж, дудки! – категорично ответил Лютый, когда Файзулаев перевел слова афганца. – Пока Мулахеля не укокошим, никуда не уйдем… Пусть бегут и побольше! Мы их здесь и уложим.

По его команде рота быстро заняла круговую оборону. Снайпер застрелил выглянувшего на шум охранника, и отделение захвата бросилось в здание. Оттуда послышались возня и придавленные выкрики. Затем все стихло. На подходах к дувалу начали появляться под одному, по двое встревоженные сонные мятежники. Их расстреливали из безшумного оружия. На бездыханные тела соплеменников натыкались новые жертвы, останавливались, силясь понять, что произошло, и тут же сами валились на землю от выпущенных почти в упор очередей.

Поток бегущих изсяк, и солдаты начали потрошить карманы убитых, собирать документы, оружие. По ним получалось, что уничтожили полсотни мятежников.

А управление батальона и первая рота взбирались все выше. С гор хорошо было видно, как в разных концах кишлачной зоны взлетали трассирующие очереди, собирая по тревоге отряды. Григорий все больше волновался за исход операции. До рассвета они должны успеть к броне и прорваться к Джелалабаду.

Словно почувствовав колебания Бокова, Тураев сказал:

– Светает, товарищ капитан. Надо или уносить ноги, или занимать выгодные позиции. «Духи» сейчас стянут сюда свои отряды и будут нас «мочить».

– Лютый доложил, что они банду уничтожили.

– Как?!

– Сам пока не знаю.

Когда рота спустилась к броне, Григорий спросил Лютого:

– Шейха Мулахеля взяли?

– Не знаю, товарищ капитан, честно признался тот. – Там такая кутерьма была, что не до выяснения личностей. Вот целый вещмешок документов накидали, – потряс он брезентовой сумкой. – Пусть их Файзулаев посмотрит.

Переводчик с готовностью принялся рассматривать партийные карточки и вскоре удивленно воскликнул:

– Что-то я не пойму. Получается, двух Шейхов Мулахелей убили.

Григорий с интересом покрутил в руках документы:

– Действительно, два. Спроси Алабаза, может, он прояснит.

Тот сидел на броне, цепко держась одной рукой за скобу, а второй за узел, набитый барахлом. Косо взглянув на документы, сказал:

– Это двоюродный брат. А настоящий Шейх Мулахель этот. – Алабаз ткнул на фотографию, с которой смотрели большие пронизывающие глаза под нависшими дугами густых лохматых бровей, сросшихся на переносице. Он порылся в своем узле и вытащил красочный журнал. С обложки смотрели те же глаза. Обе фотографии – и на партийном документе, и в журнале с одного негатива.

Файзулаев тут же полистал его и на одной из страниц обнаружил пространное интервью Шейха Мулахеля, в котором он рассказывал журналисту, как его моджахеды обстреливают джелалабадский аэродром, устраивают засады на советские колонны.

– Все, отвоевался, болезный, – сказал Лютый. – А знаете, кто его уложил? Начпрод старший лейтенант Мережко.

Отличный спортсмен, каратист и просто рисковый офицер, Мережко стал начальником продовольственной службы, можно сказать, по недоразумению и постоянно рвался в бой. В Афганистане убили его родного брата, и он словно поклялся на крови вырезать своих врагов.

– Ну, расскажи, как ты его уложил? – спросил Григорий воинственного тыловика. – Мне же начальству надо будет объяснять все подробно до деталей.

– Ничего особенного, – поскромничал Мережко, польщенный вниманием сослуживцев. – Смотрю, мужик здоровый несется. Пропустил его, а потом прыгнул сзади, сбил на землю, ногами прижал локти, голову дернул за волосы, и чик по горлу. Дальше Шейх сам потихоньку добулькивал. И не он один. Я в эту ночь рекорд поставил – зарезал 23 «духа».

– А почему ты пристрастился горло резать?

– Потому что это надежно. Чтобы точно попасть в сердце, надо долго руку набивать. Есть большая вероятность промахнуться. Тогда начинаются неприятности: «дух» сопротивляется, кричит, как недорезанная свинья. И вместо безшумной схватки начинаются возня и грызня. А тут – чик, и готово. Сегодня один сержант тоже пробовал ножом поработать, так ему самому руку порезали.

Мережко явно гордился своим мастерством и своеобразной исключительностью, которая ставила его, тылового офицера, выше спецназовцев, но никто не осуждал его. Он был героем этой ночи.

Больше всех радовался смерти Шейха Мулахеля Алабаз. Еще бы! Уничтожили его заклятого врага, который поломал его судьбу, заставил бросить землю, дом и идти на поклон к шурави.

Григорий понял его довольный взгляд по-своему. Пхнул ногой тюк, на котором тот сидел, спросил:

– Ты где это взял?

– У Шейха Мулахеля, – ответил Алабаз.

Файзулаев перевел.

– А ты уверен, что именно его ограбил?

– Почему грабил? – побагровел от обиды Алабаз. – Я честный мусульманин и чужого не беру. Это мое, мое! На те афгани, которые я дал Мулахелю, можно купить в сто раз больше.

– Ладно, – примирительно ответил Григорий. – У нас тоже так: все вокруг колхозное, все вокруг мое.

В Джелалабад батальон возвращался тем же сухим неглубоким руслом. Его как раз хватало, чтобы упрятать броню. Напасть на колонну мятежники не решались, понимая, что окажутся в проигрыше: если зажмут голову, хвост колонны вскочит на плато и ударит, сделать засады с двух сторон – средние машины поднимутся, и тогда тоже не поздоровится. Спрятаться, укрыться от возмездия на равнине было просто негде: ни кустика рядом, ни камня. Спецназовцы чутко подремывали на броне, готовые к бою, но выстрелов так и не последовало. А утром горячка боя сменилась горячкой в эфире. До штаба армии докатилась информация об удаче батальона, и на связь с Боковым выходили все новые и новые армейские начальники, стараясь из первых уст услышать приятную новость. Связался с Григорием и Стеклов, уточнил:

– Так Шейха Мулахеля взяли?

– Мы двух шейхов изничтожили! – не без гордости доложил он.

– «Кобра», ты не дури. Мне надо командующему округом докладывать.

– А я не шучу: Шейх Мулахель и его тезка двоюродный брат убиты. Их документы у меня в кармане. Мы полсотни «духов» ликвидировали.

– Так, Гриша, молодец! – похвалил его Стеклов. – Сейчас за тобой прилетит вертушка. Бери документы и в Джелалабад. – Затем спохватился, спросил: – А как там батальон оказался?

– Я уже докладывал дежурному: группа преследовала банду, завязала бой. Я пошел ей на выручку.

– Ты-то хоть мне лапшу на уши не вешай! – оборвал его Стеклов и примирительно добавил: – Ладно, потом разберемся. Смотрите там, осторожнее.

– Все будет нормально, – заверил его Григорий, довольный похвалой.

Через полчаса над колонной прогрохотал ми-восьмой, приземлился на плато возле головной машины. В него занесли раненых

– Тураев, веди колонну осторожно, – сказал на прощание Григорий. – Скорость движения – десять километров в час…

Вертолет приземлился на площадке возле медроты. Выгрузили раненых, и он сразу направился в расположение своего батальона. Из штаба мотострелковой бригады вывалила навстречу ему вся съемочная группа киношников. Ионов тоже прослышал об удачном выходе. Радостно пожимая руку Григорий, он спросил:

– Трупы «духов» везете?

– Нет, там не до трупов было. Хорошо, что сами ноги унесли.

– Как же так?! – обиделся режиссер. – Вы же обещали! Нам же нужно фильм снимать. Товарищ капитан, вы, видимо, не понимаете.

– Все я понимаю! – Григорий потряс мешок, открыл его и достал кипу заклеенных в целлофан партийных карточек душманов. Затем добавил: – А вот этого снять надо обязательно. Это Шейх Мулахель, командующий фронтом исламской революции. Бывший!

– Но нам этого мало, – разочарованно протянул Ионов. – Нам нужно снять само возмездие, а вы не хотите нам помочь!

– Хотим, хотим. Вот вернется батальон, и мы что-нибудь придумаем.

Батальон задержался. Тураев, докладывая о прибытии колонны, мелко дрожал всем телом, словно в лихорадке.

– Что случилось? – насторожился Григорий.

– Контузило маленько, – словно оправдываясь, ответил ротный и пояснил: – Помните, нас ночью обстреляли, когда мы пошли сухим руслом? Так там «духи» мину поставили. БМП на нее наскочила. Меня взрывной волной выбросило из люка, крутануло, и я снова в люк попал, только головой вниз. Зашибся сильно.

– Значит так, помнишь, где подорвался? – насупился Григорий.

– Я же говорю: возле кишлачка, из которого нас ночью обстреляли. – По лицу Тураева пробежала гримаса – подобие улыбки.

– Ну вот что! Надо, чтобы и «духи» запомнили, что спецназ трогать нельзя. Возле этого кишлачка Зубова ранило, «духи» солдат добили и бэтээр сожгли. И что, простим им все это?! Надо наказать их! Жестоко наказать. – Он замолчал, обдумывая, как проучить мятежников, а затем решительно добавил: – Десант высадим прямо на кишлак, как с Алабазом летали. Тут на меня еще киношники наседают, рвутся снять фильм о возмездии. Как раз подходящий вариант. Организуем для них показательный бой.

Боков доложил в штаб армии, что обнаружил в кишлаке остановившийся на дневку караван. На самом деле каравана в нем не было . кишлак мгновенно окружили. Нашли гранатометы, восемь автоматов, в том числе свои, которые были сняты с раненых в той стычке, когда пострадал Зубов. Расправа заняла всего тридцать минут. Рота так же мгновенно исчезла, как и появилась.

Когда приземлились, из вертолета вышел Ионов, посмотрел на Григория круглыми от страха глазами:

– Слушайте, это же преступление! Когда мы прилетели, на краю огорода стояла старуха. А потом смотрю – женщина уже лежит без движения.

– Ну и правильно сделала. Чего торчать, когда стреляют?

– Нет, ее убили!

– Вы лично проверяли?

– Нет. Но почему вы не берете пленных?

Григорий посмотрел на Ионова немигающим взглядом, процедил сквозь зубы:

– Вы прекрасно знали, куда и зачем летели, и прошу больше дурацких вопросов не задавать. Нейтральных в этой войне нет. Понятно? Жители кишлака ранили, а потом добили наших разведчиков. И нас ночью не холостыми обстреливали, мину не учебную поставили. Так саданула, что у ротного до сих пор голова трясется. И что же, по-вашему, я за тридцать минут должен выяснить, чей автомат нашли? Они по бандитски действуют, и участь их бандитская. Знали, на что шли, и получили по заслугам.

Ионов, потрясенный увиденным и услышанным, молчал. Война открыла свою безпощадную изнанку, понять и осмыслить которую не хватало даже его творческой фантазии кинорежиссера.

Николай Кикешев «Встань и иди. Афганская эпопея спецназа ГРУ».

Написать комментарий