КОНЧИНА ОТРОКА
Мне ведь хорошо там, но еще лучше было бы, если бы ты меньше плакала . «В шестидесятых годах я жила в селе Красном, в имении Раевского, с сыном Виктором, – так рассказывает Бернаскони, старушка шестидесяти пяти лет. – Это был замечательный ребенок, подвижный, умный, развитой не по летам, и притом отличался замечательною набожностью. Все окружавшие его любили, не исключая простонародья. Когда ему исполнилось пять лет, он заболел дифтеритом. Однажды утром он мне говорит: «Ну, мама, я должен умереть сегодня, а потому ты мне ванночку сделай, чтобы я мог явиться Богу чистеньким». Я стала возражать, что ему от этого хуже сделается, он может простудиться, но он настойчиво требовал ванну, и я уступила его просьбе, – умыла его, одела в чистое белье и положила на кроватку. «А теперь, мама, дай мне образок сюда тот, который я так люблю, – попросил он, и я исполнила его просьбу.
«Скорей, мама, дай мне в руку свечку, я сейчас умру», – требовал ребенок, и я зажгла восковую свечу и вложила ему в руку. «Ну, теперь прощай, мама!» – были последние слова ребенка: он закрыл глаза и тотчас же скончался.
Для меня потеря этого ребенка составляла безысходное горе, я днем и ночью плакала, не находя ни в чем утешения. Но вот однажды зимою я, проснувшись утром, услышала с левой стороны моей кровати голос моего сына Виктора, который звал меня: «Мама, мама, ты не спишь?».
Пораженная, я ответила: нет, не сплю, и повернула голову в ту сторону, откуда раздался голос, и – о чудо! – я увидела моего Виктора, стоявшего в светлой одежде и грустно смотревшего на меня. Казалось, что свет прямо шел от него, потому что в комнате было настолько темно, что без этого я не могла бы увидеть его. Он так близко стоял от меня, что первый порыв мой был броситься к нему и прижать к сердцу; но едва эта мысль промелькнула у меня в голове, как он предупредил меня: «Мама, ты меня не трогай, меня нельзя трогать». И при этих словах отодвинулся несколько назад. Я стала молча любоваться им, а он между тем продолжал говорить: «Мама, ты все плачешь обо мне, зачем ты плачешь? Мне ведь хорошо там, но еще лучше было бы, если бы ты меньше плакала. Ты не плачь». И исчез.
Через два года Виктор снова явился мне наяву, когда я была в спальне: «Мама, зачем тебе Оля, она тебе лишняя», – сказал он. (Оля моя дочь, которой было в ту пору около года.) Когда я спросила, неужели и ее возьмут, он сказал: «Она лишняя», – и исчез. За две недели до ее смерти он опять явился и сказал: «Мама, тебе Оля лишняя: у тебя все большие, она тебе будет только мешать». Я была уверена, что дочь моя умрет, и через две недели, придя домой, нисколько не удивилась, когда нянька объявила, что у ребенка жар и затем через два дня Оля моя умерла» («Ребус», 1893, № 2).
Вразумление священника. Один священнослужитель на шестнадцатом году брачной своей жизни лишился супруги умной и благочестивой. Разлука с нею поразила его сильно. Глубокая скорбь и невыразимая тоска овладели им. Он впал в уныние и пошел было путем опасным, сдружившись с вином.
– Не знаю, – говорил сам вдовый священник, – долго ли я шел бы этим губительным путем и куда бы пришел, если бы не остановила покойная моя жена. Она явилась в сонном видении и, принимая искреннее участие в моем положении, сказала мне: «Друг мой! Что с тобою? Ты избрал опасный путь, на котором уронишь себя во мнении людей, а главное – можешь лишиться благословения Божия, которое доныне почивало на нашем доме. Ты в таком сане, в котором малое пятно представляется великим; ты на таком месте, откуда видят тебя со всех сторон; у тебя шесть неоперившихся птенцов, для которых ты должен быть теперь отцом и матерью. Ужели ты перестал дорожить своим саном, своими заслугами и тем почетом, которым пользовался от всех? Ужели твоя честь, жизнь, заслуги нужны были только для одной твоей жены? Подумай, друг мой, об этом, прошу тебя и умоляю, рассуди здраво и поспеши сойти с этого пути, на который ты, к великой моей горести, так необдуманно стал. Ты грустишь о разлуке со мною, но, как видишь, союз наш не прерван; мы и теперь можем иметь духовное общение друг с другом, а в жизни загробной можем навеки соединиться, если ты будешь того достоин. Ты жалуешься на пустоту в сердце твоем: наполняй эту пустоту любовью к Богу, к детям и братьям твоим, питай душу хлебом ангельским, как любил ты называть слово Божие, и любил им питать себя и семейство свое, молись Богу за меня и за себя и за детей наших и за души, тебе вверенные». Этот голос любимой супруги моей глубоко проник в душу мою и благотворно подействовал на меня. Я принял его, как голос Ангела хранителя моего, как голос Самого Бога, вразумляющего меня, и решился всеми силами противостать искушению и благодарение Богу, -при Его помощи, преодолел искушения и твердой ногой стал на путь правый («Странник», 1865, июль).
