О ЧЕМ НЕ ВЕЩАЛИ СМИ
Вывод Советских войск из Афганистана у советского человека (в данном случае я называю советскими всех тех, кто в настоящее время проживает в России и странах СНГ) ассоциируется с одной и той же картиной: бронетранспортер с Генералом Б. Громовым и развернутым знаменем 40-ой армии проезжает по мосту, пересекая советско-афганскую границу, хотя, я вас уверяю, что были и совершенно другие картины. Операция по выводу войск была проведена успешно (если не блестяще), ведь столь масштабной передислокации войск в нашей стране не проводилось со времен Великой Отечественной войны, и военноначальники, спланировавшие и осуществившие вывод, по праву носят свои награды за это.
В одной из телепередач на военную тематику я как-то услышал, что на сегодняшний день в Российской армии не осталось ни одного специалиста, способного спланировать и перебросить хотя бы батальон, ну скажем, на Дальний Восток, а в 1988-89 гг была передислоцирована целая армия. И это ведь не только переброска войск со всем материально-техническим имуществом на территорию бывшего СССР, но еще все это выведенное надо было «рассосать» по всем внутренним военным округам, т.е войска-то шли к конечным пунктам дислокации еще не одну неделю. В общем, все было сделано на «отлично», но это если говорить в общем и целом, а в частности? А вот о частности я и хочу написать.
Основная сложность заключалась не столько в том, как перебросить людей и технику, сколько – КУДА ДЕВАТЬ все то оставшееся имущество, которое накопилось за десять лет. Я как-то перед выводом подсчитал, чтобы «поднять» и вывезти нашу минометную батарею, в которой всего лишь 40 человек и 10 минометов, надо 5-8 железнодорожных вагонов, т.к. одних только артиллерийских боеприпасов накопилось на каждый ствол до тысячи штук, а еще ведь техника, вещевое, инженерное, продовольственное и всякое, всякое другое имущество столь необходимое маленькому подразделению для жизни и боя.
А сколько нужно транспорта, чтобы поднять целую армию? Очевидно, исходя из этих сложностей, и было принято на самом высоком уровне решение о передаче части имущества и военной техники афганской стороне, хотя, наверное, все отлично понимали, что через какое-то время все это имущество окажется в руках у «духов». В моем случае переданные афганцам оружие, техника, боеприпасы и всякое другое имущество оказались в руках «духов» не просто в тот же день, а через час после передачи, но об этом чуть позже, а пока...в овраге, рядом с частью, круглосуточно шло уничтожение с помощью тратила неисправной боевой техники, которую не приняли даже афганцы (они требовали, чтобы техника была совершенно исправной и боеготовой). Конечно, афганцам передавались устаревшие на тот период образцы боевой техники и оружия, но каково же было мое удивление, когда по телевизору я увидел, на чем выдвигается наша современная Российская армия к месту последнего грузино-осетинского конфликта. Это были те самые устаревшие образцы техники, которые мы передавали афганцам в 1988 году как ненужный хлам! Но это уже другая тема и я не хочу ее продолжать.
По сценарию приемо-передача техники вооружения, имущества, должна осуществляться комиссиями с обеих сторон с последующим утверждением акта в Кабуле советской и афганской сторонами. В ППД (пункт постоянной дислокации) частей так и было, но кроме ППД были десятки, а то и сотни сторожевых застав, разбросанных на десятки километров вокруг. На этих заставах годами скапливались имущество и боеприпасы, и к моменту вывода приемщиков на них просто не было! Что и получилось со сторожевой заставой нашей минометной батареи. За 4 часа до вылета борта самолета (минометная батарея планировалась выводиться из Афганистана воздушным путем) на связь вышел командир батареи и доложил, что приемщиков нет. Приемщики должны были прибыть с поста ЦАРАНДОЯ (афганская милиция, пост находился рядом с нашим), но царандоевцы за три дня до вывода наших войск дружно разбежались, прихватив все оружие. Что делать? Куда девать минометы, более десятка крупнокалиберных пулеметов, тонны и тонны боеприпасов, не говоря уж о всяком другом имуществе, ведь в самолет можно было взять только закрепленное оружие, бронежилет и личное имущество в вещевом мешке. Чисто случайно выловили афганца, который «промышлял» на пустом посту Царандоя. «Будешь принимать у меня все это богатство!» – с ухмылкой сказал командир батареи. Но афганец наотрез отказался ставить свою подпись в акте. «Нет и все, моджахеды придут и убьют меня». «Не распишешься, убью я – угрожающе процедил сквозь зубы комбат». А еще через минуту у афганца были выбиты все зубы и сломана минимум пара ребер. Чтобы был сговорчивее, следующие десять минут его топили в большом чане с водой. Афганец был тверд. «Ну пойми ты, сука черножопая, мне куда деваться, здесь же миллионы рублей, ну что тебе жалко закорюку поставить? А? Повесить его!» – приказал капитан. И афганца подвесили за ноги вниз головой. «Если через полчаса со сдачей поста ничего не получится» – передал я на заставу командиру батарее по радиостанции – «взорви ее».
Через какое-то время афганца сняли с веревки и отлили водой и он, придя в себя, наконец «сдался», согласившись поставить свою подпись, но с условием, что лично для себя он получит бакшишь (подарок). «Родной!» – весело заговорил комбат – «да я тебе что хош, хочешь телевизор? Новый, в упаковке». К слову сказать, у старшины батареи в каптерке было 4 или 5 новых телевизоров, они шли по какой-то комсомольской гуманитарной линии и были для батареи бесполезным хламом, т.к. на заставе никогда не было электричества. Избитый до полусмерти афганец показал два пальца, он хочет два телевизора. «Да бери хоть все» – задумчиво вглядываясь в подпись и отпечатки пальцев афганца на акте, проговорил капитан. Вся батарея уместилась в обычном КАМАЗе с удлиненным кузовом и прицепом. Батарею, которая на этой заставе находилась без малого десять лет и, которая потеряла убитыми и раненными более десятка офицеров и солдат (последние три погибших солдата были расстреляны «духами» из засады за три дня до вывода), провожал всего лишь один представитель «благодарного» афганского народа, это тот самый избитый до полусмерти и изорванной и окровавленной одежде наш «приемщик». И в этом было что-то символичное. И как в насмешку афганец громко крикнул в спину минометчикам единственные русские слова, которые он где-то по случаю выучил: «СЛЯВА ВеДеВе!» В другой обстановке было бы смешно, а в этой почему-то никто из солдат и офицеров даже не улыбнулся, хотя они навсегда покидали эту землю, ехали ДОМОЙ и, казалось бы должны радоваться всему и вся.
Через пару километров КАМАЗ встретила большая группа «духов», они стояли длинной цепочкой вдоль дороги с обоих сторон, дорогу перегородила «Тайота» с установленным на ней крупнокалиберным пулеметом. «Ошно!» – обратился солдат-переводчик к «духам» – «Гир машината аз инджёва» (человек, убери с дороги машину – перевод с таджикского) и добавил на русском – «подписали же бумаги (перед выводом было заключено соглашение с полевыми командирами моджахедов суть которой заключалась в том, что советские войска передвигаются строго по определенным маршрутам, не грабя и не притесняя местное население, только в этом случае моджахеды не будут открывать огонь по нашим колоннам), чё х...ей занимаетесь, вы не стреляете, мы не стреляем, что еще надо-то?!» «Хуб (хорошо – перевод с таджикского)» – ответили из толпы и тут же убрали машину, КАМАЗ поехал дальше, а «духи» дружной толпой пошли «допринимать» нашу сторожевую заставу. «Вот этим и надо было сдать заставу сразу, чё мы человека-то мучили?» – проговорил командир батареи. У штаба батальона я открыл дверь КАМАЗа и первое, что бросилось мне в глаза – лицо командира батареи, оно было белее белого листа бумаги, в правой руке он сжимал гранату Ф-1, а указательный палец левой руки был засунут в кольцо предохранительной чеки. В кабине машины стояла нестерпимая вонь – «физика» одного из ехавших все-таки не выдержала и немного «подвела». «Это нам знакомо, сам несколько раз попадал в подобную "аварию" в 83-85 гг» – подумал я, в те годы что такое ПАМПЕРС мы не знали. Только водитель КАМАЗА был абсолютно спокоен, это был «гражданский» мужик средних лет, которого призвали на вывод войск со своим длинномером (очень много было гражданских водителей на трейлерах и длинномерах) и который просто не понимал, что могло с ним случиться при встрече с «духами». КАМАЗ с минометчиками уехал на взлетную полосу, а я завернул в мед.сан.бат, т.к. у меня нестерпимо разболелся зуб. В помещениях медсанбата была идеальная чистота, кровати застелены всем новым, на подоконниках любовно расставлены цветы, тихо шелестели вентиляторы, работали холодильники и кондиционеры, все аккуратно расставлено, разложено и...ни одного человека в огромном здании, медперсонал уже ушел, обстановка походила на кинофантазии Спилберга. «Сколько же мы бросаем, ведь всего этого хватило бы на 2-3 районные больницы» – подумалось мне. Со стороны афганского селения в нашу сторону шла большая толпа в 200-300 человек. «Через минут 20 они начнут грабить, крушить и ломать, а еще через час вспыхнет первая казарма, к утру сожгут все» – подумал я. «Валим отсюда» – крикнул я водителю, и мы поехали к формировавшейся в 3-4 километрах от ППД колонне техники.
Улетали ночью. Со всех сторожевых застав, которые к этому времени были «преданы» непонятно кому, шла интенсивная стрельба из всех видов оружия, стреляли не по нам, стреляли в воздух или вообще куда-то «в ту степь», но стреляли, стреляли и стреляли, небо буквально разрывало от бесконечных трасс трассирующих пуль. Что это означало? Горечь поражения или радость победы, не знаю, скорее и то и другое одновременно, потому что наш уход был для одних афганцев трагедией, а для других наоборот – радостью.
В 10 километрах от взлетки разгорелся страшный бой между афганским батальоном «кровников» (у всех солдат этого батальона «духи» уничтожили родных и близких в разное время) и «духами», которых было в несколько раз больше. Батальон «кровников» будет драться трое суток и погибнет полностью и все трое суток афганский связист открытым текстом будет просить помощи у «Шурави», но нас к этому времени там уже не будет.
Гражданская война в Афганистане начала набирать новые обороты. В районе наших казарм взвился в воздух огромный столб пламени, то горело здание медико-санитарного батальона, – это местное население мстило нам за свои многолетние обиды.
На аэродроме «нос к носу» столкнулся со своим старым знакомым, советником по линии Царандоя, подполковником милиции, мордвином по-национальности, проживавшем где-то под Оренбургом.
Советнический аппарат после вывода наших войск частично оставался в Афганистане. Мой знакомый «мушавер» (так они себя называли) был явно растерян и даже напуган. «Нас же здесь всех перебьют!» – испуганно сказал он. И, действительно, многие наши советники погибли в первые дни после вывода. По слухам один из советников в провинции Нангархар, чтобы спастись от толпы мусульманских фанатиков и погромщиков «сиганул» в выгребную яму туалета и этим спасся. Конечно, подобного рода слухи могли быть сильно преувеличены, но то, что нашим «мушаверам» досталось по полной программе – это однозначно. «Василь,» – обратился ко мне советник – «у тебя для меня какого-нибудь оружия не найдется?» «Ты без оружия?» – удивился я. «Да был автомат, так вчера ночью дизертиры у меня прямо из-под кровати украли» – ответил мушавер. Советник выбрал из трофейного оружия ППШа (пистолет-пулемет Шпагина), взял большое количество боеприпасов, несколько гранат и все это положил в «авоську» (мое поколение знает и помнит, что такое авоська). Больше я его никогда не видел. А на взлетке молча стояли и ждали своей очереди на погрузку тысячи солдат, офицеров и гражданских лиц. «Бардака» не было, люди просто стояли и с каким-то отрешенным видом ждали.
Самолеты приземлялись ровно настолько, чтобы принять людей и снова взлететь. При погрузке произошла путаница, и наш батальон загрузился в два разных борта. В самолет набилось столько, что летели стоя, как в переполненном в часы пик автобусе. В самолете, если не считать гула моторов, была гнетущая тишина, радости от того, что мы возвращаемся домой почем-то не было, настроение у всех (особенно офицеров) было такое, как-будто мы вчистую проиграли какую-то крупную игру, а ведь были все шансы выиграть и от этого было очень обидно и досадно. Кто-то затянул «черного ворона» с десяток голосов тут же подхватили, вряд ли можно было назвать это хоровым пением, скорее какой-то вой, в котором еле-еле угадывался мотив «Черного ворона».
Приземлились. Подсчитали людей, т.к. я сразу сказал встречающему нас полковнику, что, сколько летело в самолете и из каких подразделений я не знаю. Тут же прямо к строю подогнали КАМАЗ и по одному человеку сдали оружие. Проблемы возникли с трофейным оружием (это автоматы ППШа, пулеметы Дегтярева, английские винтовки 1800 хрен его знает какого года выпуска), их никто не хотел принимать, одни капитан (приемщик оружия) даже своеобразно пошутил: «Откуда взял, туда иди и обратно отдай». Трофейное оружие сдали лишь через несколько дней в одну из воинских частей, подарив командиру части новый двухкассетный японский магнитофон.
С техникой, которую командир батальона перегнал под Термез было проще. Из машины выбросили в огромную, состоящую из патронов и снарядов, кучу, боеприпасы, а сами машины поставили в так называемый отстойник и все. Боевые машины просто оставили в обозначенном месте, в лучшем случае отсоединив аккумуляторы и закрыв люки. Что потом стало с этой техникой, мне неведомо. Через двое суток после вывода наш батальон наконец-то, собрался в одну общую «кучу», а еще через несколько дней он был расформирован и прекратил свое существование. Солдаты и офицеры были откомандированы во внутренние округа по территории всего бывшего СССР. Ну а я еще два месяца сдавал батальонные бумаги, накопившиеся за 10 лет, в архив в Ташкенте. Улетая на Дальний Восток к новому месту службы в обычном гражданском самолете с отдельным креслом, милой стюардессой и обязательным: «Товарищи, пристегните ремни...», я вспомнил, как совсем недавно мы летели из Афганистана стоя в транспортном самолете, держась за плечи друг друга и с завыванием тянули «Черного ворона». А еще, мне как-то стало пронзительно ясно, что у меня лично закончился небольшой по времени, но огромный по содержанию жизненный этап, который обозначался одним, с отблеском крови и пламени, длинным, как пулеметная очередь, словом, этим словом был – АФГАНИСТАН.
Копашин Василий Владимирович
