ЗВЕЗДНЫЙ ЧАС
Афганская эпопея спецназа ГРУ. Батальон Бокова первую половину января чистил от душманов кишлаки в Нангархарской долине. После очередной операции Григория вызвал к себе комбриг. В его кабинете сидел новый комбат первого батальона капитан Роман Абзалимов.
– Я вас пригласил, чтобы вместе подумать, как нам лучше реализовать информацию по укрепрайону «Сарганчина», – сказал Бабушкин, внимательно посмотрел на офицеров и решительно продолжил: – По сведениям оперативно-агентурной группы, мулла Кандагари с помощью двух французских советников строит в пятнадцати километрах от кишлака Гошта мощные оборонительные сооружения. Что это даст мятежникам? Во-первых, контроль над караванными маршрутами, во-вторых, с высот можно обстреливать ферму Газиабад, где афганцы прочно стоят на позициях кабульской власти. Положение усугубляется еще и тем, что командир местного отряда самообороны Муманд Хан начал конфликтовать с пограничниками: никак не могу поделить зоны влияния. У Муманда к тому же неприятности с хадом – в отряде много мертвых душ, а деньги на них он получает исправно. Этим скандалом и воспользовался Кандагари. Опасное соседство безпокоит Муманд Хана. Он под видом пастуха разведал, где и что находится. Потом по его сведениям провели аэрофотосъемку.
Комбриг достал из папки кипу фотографий, положил перед офицерами. Григорий опытным глазом заметил свежие окопы, пещеры на склонах. Следы инженерных работ были хорошо видны и без дешифровки.
– Пока Кандагари не создал надежную оборону, – продолжил Бабушкин, – надо его выкурить. Все равно никто за нас это не сделает. Если упустим момент, потом справиться с ним будет гораздо труднее.
– Можно высадить десант на вертолетах, – сказал Абзалимов, – только предварительно надо обработать укрепрайон с воздуха.
– Я категорически против десантирования, – Боков решительно посмотрел на комбрига. – Вы же помните горький опыт высадки десанта на неподавленные средства ПВО в Черных горах? Тогда одним махом десять вертушек духи сбили. А где гарантия, что и сейчас не получится что-то подобное? На снимках отчетливо видны окопы зенитчиков. Противозенитные ракетные комплексы могут спрятать и в пещерах… Не вижу смысла подвергать риску и своих людей, и авиаторов.
– А что ты предлагаешь? – спросил комбриг.
– Надо идти пешком. Там же самая большая высота – 1250 метров. Мы за ночь на две тысячи поднимались и к рассвету спускались к броне.
– А как два батальона скрытно переправить через реку? – спросил Абзалимов. – Не дай Бог, получится, как прошлый раз у тебя.
Только от одного упоминания о той трагической ночи на переправе Григорию стало не по себе. Вспомнились синюшные лица утопленников. Он с обидой сказал:
– Не волнуйся, не получится. Конечно, вы привыкли в первом батальоне на вертушках кататься, а мы все на своих двоих…
– Ладно-ладно, не задирайся, – осадил его Бабушкин. – Я тоже считаю, что не стоит подвергать риску вертолетчиков. Надежнее будет, если батальоны подойдут к переправе на броне. Муманд Хан приготовит плоты. Коль у тебя, Боков, богатый опыт восхождений, то придется тебе брать главную высоту. А ты, Абзалимов, поднимешься на противоположный хребет и прикроешь его батальон…
К переправе подъехали еще засветло. Григорий спрыгнул с бронетранспортера и, неуклюже переставляя затекшие ноги, подошел к стоявшему у берега самодельному плоту из бурдюков и бревен. Выше по течению стояли на берегу такие же легкие плавсредства из подручных материалов. Мельком взглянул на кусты, в которых год назад хотел закончить свой жизненный путь, вспомнил холодящую висок сталь дула автомата. От этих воспоминаний по спине пробежал озноб.
Возле плотов суетились афганцы. Ими руководил высокий худой мужчина средних лет с волевым лицом. Это и был Муманд Хан. Он ничем особенным не выделялся среди своих соплеменников. На голове – та же серая пуштунка, длиннополая рубаха спадала на просторные шаровары, на ногах – резиновые галоши.
Судьба его была похожа на судьбы многих вождей племен. Муманды заселяли обширную территорию на востоке Афганистана и примыкавших к ним районах Пакистана, а род проживал в уезде Гошта провинции Нангархар. До 1984 года Муманд Хан бы ярым противником кабульских властей и вел сними непримиримую борьбу. Но когда в Джелалабад ввели мотострелковую бригаду, а затем батальон спецназа, вынужден был согласиться на перемирие. Уйти в Пакистан побоялся – частенько грабил караваны моджахедов. На этой почве возник конфликт с дядюшкой, который работал в пакистанской службе безопасности. Он даже засадил племянника в тюрьму, но вскоре выпусти. Это и обидело Муманд Хана. Его банда символически сложила оружие, и тут же из бывших моджахедов сформировали отряд самообороны, который должен был помогать пограничникам охранять дороги, караванные маршруты. Очень быстро отряд увеличился вдвое. В него записали стариков, женщин и даже детей, которые не могли держать в руках оружие. Скандал быстро замяли, но авторитет вождя упал.
И вот с помощью спецназовцев Муманд Хан решил поправить положение. Он с показным радушием обнял Григория, по восточному обычаю прижавшись щекой к щеке. Подобные любезности между мужчинами Бокову были неприятны, но виду он не подал.
– Все готово, командор, – приветливо улыбнулся вождь, погладив смуглую бородку. – Давай, сажай своих людей на плоты. Надо торопиться. Еще долго идти.
У Григория закралось сомнение, что переправа все равно затянется и на организацию боя времени не останется. Но он зря сомневался. За полтора часа оба батальона были уже на другом берегу Кабула и отправились в путь. Увешанные оружием спецназовцы еле успевали за быстроногими проводниками. Четыре сотни пор армейских ботинок до полуночи крошили в пыль сухую глину дороги, и только спертое дыхание бойцов выдавало их.
Перед хребтом колонна разделилась. Асадабадский батальон свернул направо, к косогору. Проводники резко сбавили темп, начали подолгу совещаться, косясь по сторонам.
– Командор, мы заблудились, – сказал тот, что постарше. – Надо ждать рассвета.
Когда Исламов перевел, Григорий вспыхнул от злости, схватил афганца за грудки и затряс словно грушу:
– Какого рассвета, сволочь? Хотите операцию сорвать? Застрелить вас мало!
Он выпустил из рук ворот халата, и перепуганный муманд отскочил от него, взмолился:
– Командор, не убивай! У нас дети малые.
Проводники, конечно, хитрили. Именно эта тропа вела в укрепрайон, но боялись, что моджахеды узнают их и в случае неудачи вырежут семьи. «Мы подвели вас к горе, – как бы говорили они, – а дальше, шурави, поднимайтесь сами».
Боков ругал себя за несообразительность, что столько времени вел батальон за афганцами, как отару за трусливыми баранами. Он хорошо представлял расположение укрепленных позиций мятежников по аэрофотоснимкам и мог сам вывести туда батальон.
– Разведдозор – вверх по этой тропе! – скомандовал он, и побежал следом.
Поднимались быстро, и все равно Григорию казалось, что разведчики медлят. На середине подъема начал сдавать Исламов. Его мотало из стороны в сторону, и в такт этим движениям болтался автомат.
– Присяжнюк, возьмите у офицера рюкзак и снаряжение, – сказал Боков.
Сержант выделялся в батальоне недюжинной силой, и дополнительная поклажа для него была не в тягость. Но его никак не радовало, что кроме рюкзака придется тащить на себе и его владельца, который в безпамятстве начал валиться наземь. Присяжнюк решил схитрить, подтащил Исламова к ротному:
– Вот переводчику плохо, надо как-то с ним определиться.
Пока офицеры разбирались с Исламовым, сержант скрылся в темноте, нагоняя ушедших вперед товарищей. Через некоторое время потерял сознание солдат. Их несли на плащ-палатках, и колонна резко сбавила темп. Боков был в ярости. «Не успеем! Не успеем! – билась в мозгу тревожная мысль. – Нет, хоть один, но добегу до вершины». Он выхватил пистолет и, обгоняя разведдозор, побежал вверх, даже не зная, последовал ли кто за ним. В голове назойливо вертелось: «Первая пуля моя! Первая пуля моя!» Сердце захлебываясь разгоряченной кровью, стучало так, что, казалось, его гулкие удары были слышны далеко окрест.
Сереть начало, когда до вершины оставалось метров триста. Оглянулся – никого! Упал на землю, загнанно дыша, неотрывно глядя на голый склон, ведущий к вершине. Снова с нетерпением посмотрел назад: «Ну, кто там? Быстрее же!» Увидел подбегающего солдата и почувствовал себя увереннее, словно удвоились его собственные силы. Это был его верный оруженосец рядовой Акрамов со снайперской винтовкой за плечами, с помощью которой Григорий бил мятежников на больших дальностях. Лицо солдата, серое от пыли и усталости, с извилистыми струйками пота, показалось чужим, незнакомым. За ним появился Кистень. В уголках губ запеклась зеленая слюна. Он упал рядом с комбатом, с трудом переводя дыхание. Даже его, обладающего недюжинной силой и выносливостью, доконал бешеный темп, который задал Боков. Только комбат бежал налегке, с одним пистолетом, а ротный – с полной выкладкой.
– Юра, еще один бросок, и мы на вершине. – Григорий посмотрел на лейтенанта с мольбой. – Нас не ждут. Надо внезапно навалиться.
– То-ва-рищ ка-пи-тан, – с трудом выговорил, задыхаясь, Кистень, – пусть хоть один взвод под-тя-нет-ся.
Сержанты и солдаты подбегали к ним с серыми от натуги лицами, с безумными глазами и валились рядом, как подкошенные. Казалось, что у них не осталось никаких сил, и сделать решающий бросок уже никто не сможет.
– Ребята, всего триста метров осталось, – не сказал, прошептал Григорий. – Вперед!
Он подхватился, пошел. Сила командирского примера подняла Кистеня, других спецназовцев. Они механически повторяли действия комбата, и требовать большего от них в тот момент было безсмысленно.
«Все хорошо, все нормально», – шептали потрескавшиеся губы Григория, а глаза впились в вершину. Увидел, как там появились двое, застыли в изумлении, заметив бегущих незнакомцев. Затем раздался истошный крик, и оглушительно ударили винтовочные выстрелы.
– Бух, бух, бух, – поскакало по горам быстрое эхо, сбрасывая с них остатки сна и покоя, предвещая тяжелый день.
Боков кинулся искать укрытие, но склон был абсолютно голый: ни камешка, ни кустика. К счастью, рыжие угольки трассеров прочертили небо и впились в противоположный край седловины, не причинив им вреда.
– Просчитались инженеры, – обрадовался Кистень. – Огневые точки установили для стрельбы по дальним подступам, а мы в клинч вошли. По нам могут врезать только из автомата.
– Или гранатами закидать, – добавил Боков. – Они с горки аккурат на нас покатятся.
– Ой, не дай Бог, чтобы они до этого додумались!
На вершине появились несколько мятежников, пальнули второпях и мгновенно скрылись, получив в ответ рой свинца. Больше там никто не показывался. Видимо, ждали атаки. Но Боков не решался вести людей на верную гибель…
Первый батальон попал под сильный обстрел с горы, под которой залег боков со своими подчиненными. Абзалимов вышел в эфир, попросил комбрига:
– «Грозный», пусть «Кобра» захватит высоту.
– У тебя потери есть? – спросил Бабушкин, тревожась за исход боя.
– Пока нет.
– Люди у тебя в укрытиях?
– Так точно.
– Держись! Что-нибудь придумаем.
Комбриг понимал, что заставить Бокова атаковать высоту по абсолютно лысому склону – только людей зря положит. Но на всякий случай спросил:
– «Кобра», можешь взять высоту?
– В принципе, могу, но потеряю не менее двадцати человек, – ответил Григорий. – Если дождемся темноты – возьму без потерь.
– Хорошо, будем давить авиацией, – решил Бабушкин.
Вскоре в утреннем небе многоголосо зазвенело, раздался леденящий душу свист. Гора мелко задрожала от разрывов. Над ней пронеслись пятнистые тела вертолетов. Наклонив серебристые зонты винтов, они разворачивались на новый боевой заход. Григорий молил летчиков только об одном: чтобы они не промахнулись. Даже пары эрэсов хватит, чтобы выбить полроты, залегшей в седловине.
Вертолеты ушли, и высота вскоре ожила. Где-то над головой снова глухо и отрывисто застучал дэшэка, перебивая скороговорку зенитных горных установок. Боков вышел на связь с комбригом:
– «Грозный», атака с воздуха ничего не дала. Огневые точки целы!
– Потерпи немного, успокоил тот. – Сейчас штурмовики пойдут.
На высоту уже пикировали две стремительные стрелы. От них оторвались черные капли, и понеслись к земле. «Только бы не в голову!» – с испугом подумал Присяжнюк, сжавшись в комок и наблюдая, как черные точки, стремительно увеличиваясь в размерах, падали на гору. Она вздрогнула, заходила ходуном и из щелей начала подниматься густая пыль. «Пятисотки бросили!» – догадался сержант, радуясь, что все пока обошлось.
Штурмовики, отбомбившись, улетели. И вновь гора ожила, застрекотала на все лады. Надежда теперь была только на ночь, и спецназовцы ловили даже малейшие оттенки, которые свидетельствовали бы о ее приближении. Присяжнюк лежал рядом со своим другом Михаилом Мазуриным и чувствовал, как его все настойчивее одолевает чувство голода. С прошлого вечера во рту не было ни крошки. Как и у остальных спецназовцев. Зная о предстоящем бое, вместо сухпайка они взяли побольше боеприпасов, и теперь физиология брала свое. Даже страх близкой смерти не смог заглушить это урчание пустого желудка. Внимание привлек рюкзак Исламова. «Такой он здоровый и увесистый, – подумал сержант. – Не может быть, чтобы в нем не было съестного».
– Ух, ты! – обрадовался он, когда заглянул внутрь мешка. – Миша, так тут припасов – свадьбу гулять можно: тушенка «Великая китайская стена», «горбуша натуральная в собственном соку». Сейчас устроим пир на весь мир.
Содержимое рюкзака быстро разошлось по рукам. Досталось и Бокову, всем, кто прятался в седловине.
Когда поблекли, расплылись черты уходящего дня, стерлись очертания, линии горных хребтов, в седловину подтянулись отставшие. Исламов подполз к Присяжнюку, спросил:
– Где мои вещи?
Ему передали нагрудник и пустой, а потому безполезный, как лопнувший шарик, рюкзак. Переводчик тяжело вздохнул, понимая, что устраивать перед атакой разборки с людьми, которые спасали ему жизнь, не время и не место.
Боков выжидал, когда совсем стемнеет, но, как назло, над горами повисла огромная луна, освещая своим призрачным светом все вокруг. И только бегущие по небу облака отбрасывали на землю густые тени, в которых можно прятаться от зорких глаз. Он решительно сказал Кистеню:
– Все, пора! Обойди высоту и атакуй.
Прячась в тени облака, спецназовцы пробежали открытое пространство.
– Ну, что, Миша, побежали дальше, – сказал Присяжнюк. – Может, хоть харчей раздобудем.
Они первыми спрыгнули в окоп и застыли от удивления. Он был полного профиля, аккуратно вырезан в скалах и выглядел, словно на картинке. Недалеко находился дэшэка. За ним маячила какая-то фигура.
– А чего он не стреляет? – прошептал Михаил.
– Может, не на нас смотрит? – пытался разглядеть противника Олег. – Давай, рвем дальше!
Когда они подбежали к пулемету, поняли, что за ним никого нет, а на ручки бывший хозяин набросил большую тряпку, сообразив, что в темноте ее примут за пулеметчика. Второй пулемет был разобран, и его детали валялись на земле, поблескивая смазкой.
Душманов не было. С наступлением темноты они попросту убежали. В окопах, задрав стволы в черное небо, сиротливо стояли две зенитки, еще теплые от напряженной стрельбы. Вокруг них валялись ящики из-под снарядов. На земле матово блестели стреляные гильзы.
– Три дэшэка остались целы, – радостно докладывал комбату Кистень. – Нашли два зенитных ракетных комплекса. Один комплект ПЗРКа израсходован.
Боков докладывая комбригу о трофеях, с гордостью добавил:
– Высоту взяли без потерь.
– Молодец! – похвалил его Бабушкин. – Будем считать – операция прошла удачно. Присмотри площадку для вертолетов.
Кистень снова вынырнул из темноты, радостно доложил:
– Товарищ капитан, обнаружили блиндаж. Там раненый дух лежит с оторванной пяткой.
– Вот и пусть покажет, где склады оборудованы.
– Это еще не все, – ротный хитровато подмигнул. – Обнаружили две пары женских панталон.
Григорий хмыкнул, весело пропел:
Там были разные трофеи
И даже дамские трусы…
– Шерше ля фам! Ищите женщину. Наверное, французская врачиха к духам затесалась.
Но когда увидел этот трофей, расхохотался:
– Это же духовские подштанники. Они без белья ходят, а зимой их надевают, чтобы зад не мерз.
Утром солдаты носили на плащ-палатке молодого душка с перевязанной стопой по укрепрайону. Он показывал пещеры, где находились склады с боеприпасами и медикаментами. Этого добра было много. Мулла Кандагари обустраивался основательно.
Чтобы обезопасить работу в укрепрайоне, Боков послал вторую роту занять высоту. Наши друзья сидели на этой горе, и Присяжнюк, слушая доклады по рации, возмущенно сказал Михаилу:
– Ну, невезуха. Как высоты захватывать, так вторая рота. А как склады «шманать», так десантно-штурмовая бригада. А мы сидим тут, на горке, третий день не жрамши. Может, у «зеленых» хоть на лепешку разживемся.
Но у приданных роте солдат ХАДа тоже продуктов не было. Один из них свернул самокрутку из чая, передал ее Присяжнюку:
– Кури!
– Не курящий я, – отмахнулся было сержант, но афганец, жестами показал, что легче будет переносить голод.
И действительно, после нескольких затяжек попустило.
За трофеями прилетел Ми-8. вертолет завис над высотой среди косматых вихрей, словно раздумывая, где приземлиться. Затем колеса коснулись камней. Из кабины выглянул Пырин, весело крикнул Бокову:
– Чем тут сутки занимался? Не мог гору разровнять. Сесть негде!
– Если б знал, Коля, что ты прилетишь, точно разрыл бы. За оружием?
– Нет, почту развожу. Вот тебе газетку доставил. Одичал, небось, в горах.
Он протянул два номера «Правды». Боков, не глядя, сунул газеты в накладной карман брюк, надеясь почитать их на досуге.
– Э, нет! Ты сейчас их разверни. Четвертая страница… «Самая долгая ночь».
Григорий раскрыл газету, и на последней странице увидел очерк Верова о ночном бое под Митерламом.
– Поздравляю, Гриша! – Пырин от души пожал ему руку, – теперь вся страна, нет, весь мир знает, что в горах Афганистана воюет мой отчаянно смелый друг с позывным «Кобра». И как приятно осознавать, что я спас ему жизнь.
– Когда?
– Уже не помнишь? А кто в мае 1984-го под Нарангом чуть мой вертолет не подбил из автомата? Кто мне курткой махал? Совсем память отшибло?
Боков удивленно посмотрел на друга:
– Чего же ты столько молчал?
– А чем хвастать? Я за два года в Афгане столько вашего брата перевозил, что не пересчитать, кого и где спасал.
– А теперь, значит, хочешь к моей славе примазаться! Ах, ты конъюнктурщик! – Григорий обхватил летчика за талию, поднял, прижал к себе и под недоумевающие взгляды подчиненных начал кружить, переполненный радостью, что все обошлось в бою, что а нем напечатали очерк в центральной газете.
Николай Кикешев «Встань и иди. Афганская эпопея спецназа ГРУ».
