Тюрьма от Бога

Тюрьма от Бога

Интервью со штатным тюремным священником из Белоруссии протоиереем Георгием Тюхловым
 


О. Георгий, недавно в интервью белорусской газете «Звязда» вы сказали, что в Витебской семинарии готовят тюремных священников. Можно попросить рассказать об этом подробнее?
Протоиерей Георгий Тюхлов: Это действительно так. Витебская семинария создана относительно недавно, поэтому можно говорить, только о первых шагах по подготовке священнослужителей. Пока я знаю, что владыка Димитрий, председатель Белорусского тюремного отдела, сам являющийся куратором тюремного служения в Белорусской Церкви, организовал у себя в семинарии преподавание такого предмета. В точности не могу сказать идет ли этот предмет в комплексе с изучением социального служения вообще, но начало подготовки тюремных священников у нас положено.

- В Белорусской церкви есть тюремное священство, работающее на постоянной основе, то есть фактически входящее в штат исправительных учреждений. Наверно, поэтому и возникла необходимость подготовки тюремного духовенства?
- Несколько лет назад Филарет, митрополит Минский и Слуцкий, Патриарший экзарх всея Беларуси, встречался с начальником департамента, и хотя идея штатного тюремного духовенства висела в воздухе, впервые озвучил ее сотрудник государственного ведомства. Митрополит, конечно, одобрил это предложение, и с тех пор в Белоруссии стало появляться тюремное духовенство, работающее на штатной основе. Труд тюремного священника теперь оплачивается государством, если не в полной мере, то в весьма значительной. Тюремный священник получает примерно четверть от того, что в среднем священник в Белоруссии получает на приходе.

- У нас при исследовании возможности введения штатного духовенства возникло много вопросов: например, как к этому отнесутся заключенные. К тому, что священник находится на зарплате у администрации.
- Я служу в этой системе с 1998 года. С 2000 года работаю в Жобинском СИЗО, оформлен как сотрудник и от заключенных никогда подобных претензий не слышал. Только один раз, когда я по объективным причинам не мог приехать в СИЗО в течение месяца, то я от одного заключенного услышал: «Батюшка вы же здесь работаете, деньги получаете…»

- Сколько раз в месяц вы в среднем посещаете колонию?
- ИК-14 я посещаю в среднем 3-4 раза в месяц, а служу в среднем две литургии в месяц.

- А вот еще один вопрос по поводу штатного служения. У батюшек существует два мнения по поводу тюремного служения. Одни говорят, что это служение необходимо совмещать с приходским. Служение на приходе как бы поддерживает их в тюремной деятельности. Другие говорят, что наоборот надо целиком посвящать себя тюремному служению, иначе от него не будет никакого прока. Какого мнения придерживаетесь Вы?
- Если честно, то надо целиком отдавать себя тюремному служению, хоть это и нелегко. Когда я стал заниматься тюремным служением, то понял, что заниматься этим наполовину нельзя. Иначе ничего путного не выйдет. Если бы государство платило еще и хорошую зарплату, то роль тюремного священника значительно возросла бы. Хотя есть немало сложностей, когда священник служит на штатной основе. Сначала появляется и легкая неприязнь у начальства. Не всем сотрудникам силовых ведомств нравится бородатый и волосатый человек в рясе среди сотрудников. Когда начнешь работать штатным священником, то начнется легкое муштрование, чтобы ты вовремя уходил, вовремя приходил. Потом работа священника в тюрьме связана не только с заключенными, она распространяется и на сотрудников, которые тоже испытывают прессинг от заключенных. Потом есть родственники сотрудников. Я вот, сколько работаю в тюрьме вижу, что сотрудники испытывают дискомфорт. Причем относительно у молодых ребят по 35, 40, 45 лет уже нервы никуда не годятся. И с ними священник в любом случае должен работать. Даже можно говорить о совместном времяпрепровождении, досуге. Даже и в баню с офицерами сходить незазорно. Я через это все и прошел и считаю, что, более того, и бытовое, и культурное общение с офицерами просто необходимо. И для самих офицеров, и для священника. Он же в этой системе работает. Конечно, тут могут быть издержки, но все это можно прилично делать, помня конечно о священном сане.

- Теперь вопрос немного из другой сферы. Беседуя с тюремными священниками, я узнал, что часто люди в тюрьму попадают юридически невинно, но они в жизни совершали преступления, за которые наказаны не были. И получается: юридически они невиновны, а в действительности грешники. То есть формально они сидят невинно, а так сказать, по совести, по Божьему закону, они сидят за что-то конкретное, что они совершали ранее.
- …Господь им это дает, ничего просто так не бывает. Я, кстати говоря, когда общаюсь с заключенным, то не интересуюсь, за что он сидит, статьи там… Это не мое все-таки дело. Когда вникаешь в статьи, то начинаешь относиться к человеку по статье: этот убийца, этот мошенник и т.д. Это вредит служению священника. Так вот я общаюсь далеко не со всеми, например, в нашем ИК-14 на сегодняшний день две с половиной тысячи заключенных, точнее 2450, а прихожан у нас там 70 человек (храм св. праведного Иоанна Кронштадтского), и вот те, с которыми я общаюсь, они конкретно говорят, что знают, за что сидят. Когда я работал в СИЗО, там часто попадались такие элементы, которые могли сказать: «Мы сидим ни за что». Тогда начинаешь разговаривать: «Хотите поисповедоваться, когда последний раз исповедовались?» И начинаем исповедоваться: оказывается, что там и такое преступление, и такое преступление. Вот все-таки получается, что есть за что сидеть...

- То есть Ваша задача именно этому человеку показать, что он не просто так попал в тюрьму?
- Да, по крайней мере, когда начинаешь с ними вот так говорить, открываешь их глаза на происходящее, и тогда они даже легче это переносят. Если их всех посадили ни за что, то как это перенести? Ты же будешь мучиться постоянно. А когда ты знаешь, что тебе есть за что нести наказание, оно и проще тогда. То есть ты как бы работаешь на искупление, искупаешь свои грехи, и тогда все становится на свои места.

- А как же вы все-таки в своем служении видите, что заключенным это полезно или все же тюремное служение пока малоэффективно?
Я вот в СИЗО хожу служить, там выводят одну камеру и иной раз на службе бывает всего три человека.

- Это все-таки специфика СИЗО, все-таки в СИЗО, конечно, сложнее.
- Ну, это тоже хорошая форма. Даже когда мало людей. Представьте себе: литургия, за которой молится десять человек. Это и проповедь можно сказать конкретную, проще же говорить десятерым, чем когда полтысячи в храме. 
С девяносто восьмого года по двухтысячный я работал один раз в неделю. У меня была маленькая комнатка, и меня туда заводили. Приходил в два часа дня, а уходил только в восемь вечера, потому что там ко мне много народу шло, а у нас еще тюремное служение не оформилось. Вот сейчас уже закон определяет, что подследственный, не имеет права просто так выйти в храм или придти к священнику. Только с разрешения суда и следователя, за которым он закреплен, но это волокита. И я получил доступ к тюрьме, только устроившись на работу туда. Тут большой плюс в том, что меня уже никто не сопровождает, я ни от кого не завишу. Пришел в тюрьму, беру на проходной ключ и пошел по камерам. Вот у нас было так, что психологи, которые за нами были закреплены, филонили немного. Есть заявлений пятнадцать, а они мне приносили только пять. Я их не осуждаю. Кроме того, что они со мной целый день находились, они были обязаны предоставить отчеты и прочее, поэтому я их понимаю. А теперь я сам уже заявления забираю. И пошел по камерам. Контролеру сказал открыть окошко, и он открывает. Так, конечно, пусть не в молитвенной комнате, но через окошко лицом к лицу я могу с человеком побеседовать. Могу даже в камеру зайти, то есть, если у меня есть такая необходимость: например, если там заявление написала целая камера. И я организовываю офицеров, выделяют мне сколько там положено, троих сотрудников, я четвертый, и я захожу в камеру, и я могу с ними беседовать.

- А у вас нет такой проблемы не хватки кадров, сотрудников?
- Есть проблема такая. Опять-таки, я не иду на конфликт какой-то, потому что это бесполезно, бессмысленно, это только язву себе заработать. А так, я подхожу офицеру, говорю, что вот есть заявления, надо бы заключенных посетить. Он говорит: «Батюшка, вот я сейчас занят, минут через тридцать я смогу». И все нормально. Я через тридцать минут прихожу и иду общаться.

- А вот вы не считаете, батюшка, что все-таки в СИЗО заключенные, находящиеся под судом, у которых решается судьба, они чаще обращаются к Богу, чем уже в колониях?
- Конечно. 
 
- А кстати, как у вас, подследственных можно посетить?
- У нас в храм выводят по расписанию по одной камере, и по очередности, по порядку. Подследственные пишут заявление, и те камеры, которые написали заявление, выводят. И пока еще они подследственные, они могут посетить храм, но только по одной камере, чтоб не было общения между теми, кто сидит по одному делу.

- А, вот как.
- Видите, у вас наоборот проще, потому что у нас, например, трудность такая была в СИЗО. Я мог общаться только с теми, у кого есть уже утверждение приговора. А он, когда утверждение приговора получил, в течение трех-четырех дней, ну, максимум недели, уезжает по этапу. Получается, что за эту неделю, если я с ним не встретился, он уехал и так и не смог пообщаться со священником. А потом, когда человек уже получил осуждение, ему уже это не так важно. А вот покуда он под следствием, у его внутри все горит. Они готовы идти и покаяться, помолиться, молебен какой-нибудь попросить, чтоб за них отслужили, а потом уже, когда осудили, очень мало, кто обращается к священнику. И я последнее время, когда уже устроился сюда на работу, в основном работал с ними в камерах. Я не выводил, потому что вывести кого-то – это, опять-таки, нужен конвоир. Это тоже много проблем – в молитвенную комнату их вывести. Поэтому я работал с ними непосредственно в камерах. Через окошко, а если необходимо было с кем-то очень уж «тет-а-тет» переговорить, я обращался к начальству. Там на каждом этаже есть своя комната. И заключенного выводили в комнату на этом же этаже, и я мог с ним спокойно беседовать.

- Скажите, а как на территории Белоруссии осуществляется реабилитация и ресоциализация заключенных?
- Есть несколько центров реабилитации при монастырях: это я говорю о своем районе.
Управление этими центрами находится непосредственно в Свято-Елизаветинском монастыре. У этих монастырей одно руководство. Раньше в Любче возглавлял реабилитационный центр один из активистов, бывший заключенный сам заключенный. Он достаточно активный человек, но не все у него получилось, как он хотел. Хотя задумки у него были серьезные: земли он взял достаточно много, организовал большое хозяйство. Начальство пошло ему навстречу. Не получилось у него, потому что одному ему это было не под силу. Но когда заниматься этим монастырь, у него, и послушники, и специалисты достаточно серьезные и подготовленные, и организация.

- А Свято-Елизаветинский монастырь осуществляет свою деятельность только в Белоруссии?
- Нет, у него деятельность значительно шире: есть филиалы даже в Москве, есть торговые точки и в России, и в Америке, и в Германии, и в Польше. То есть монастырь очень серьезно развивается. В Минске имеет несколько швейных цехов. У них каменные, мозаичные мастерские. У нас ни один монастырь не работает так широко, как этот монастырь. Это центры вокруг нашего Борисова. По Белоруссии-то больше центров, и практически в каждом большом областном городе есть свой реабилитационный центр. Но все они не так развиты, как Елизаветинский монастырь.

- Как там организована жизнь?
- Есть устав, который предполагает полугодичное проживание. Там человек проходит полугодичную реабилитацию, а в дальнейшем все зависит от человека и от его социального статуса: есть у него родственники или нет, есть у него место для проживания или нет. Конечно, многое зависит от него самого: готов ли он трудиться, выполнять монастырские послушания. От этого зависит все. Потому что человек может пожить и несколько дней и ему скажут: извините, вы нарушаете устав центра и мы больше вас не можем здесь держать.

- А как освободившиеся попадают в центр? Добровольно? И они сами узнают про центр? Сами приходят?
Конечно, добровольно. Здесь надо подчеркнуть связь священника тюремного и этого центра. Например, я знаю, что в нашем районе есть такие центры: Борисовский район, Любче и Лысая Гора, Минский район. Я делаю запрос, созваниваюсь с ними. И говорю вот такой человек освобождается, можете его принять? Даю ему рекомендацию. В принципе они берут всех, кто к ним просится, но, если на руках есть рекомендация тюремного священника, его берут охотно.

- А вы потом на свободе их не сопровождаете? У нас в России в Воронеже есть такой опыт. Осужденные после освобождения переходят в реабилитационный центр, в котором работает тот же тюремный священник. И это, мне кажется, неплохо.
- Нет у нас такого пока нет. Конечно, связь с некоторыми освободившимися остается. Они приезжают потом и рассказывают о своей жизни, советуется. Но, как правило, у тех, кто приходит в центр, свой круг общения и свои священники. Кроме того, там такие послушания, что им просто не до нас.

- Центр – это самостоятельная организация внутри монастыря?
- Да, за ним закреплены люди, которые непосредственно работают с освободившимися. Есть там и какая-то воспитательная часть. Но мы понимаем, что всего этого не достаточно. Мы пока не можем дать освободившемуся все, в чем он нуждается. Тут имеется в виду и психологическая работа. Кроме работы и жилья у освободившегося есть и другие проблемы. Ведь часты у совершивших преступление и прошедших тюремное заключение и психические расстройства. Тут с ними не дорабатывают, тут желательно сотрудничество с государственными органами. Духовная поддержка есть: со стороны священника и сотрудников центра. При центрах есть церкви, где совершаются службы. Но кроме помощи указанных выше специалистов, нужна еще и юридическая помощь. Очень нужны консультации юриста. Ведь кроме вопросов, к примеру, с жильем, частенько есть еще и иски, с которыми надо разбираться. Но в монастыре, в этом центре, такую помощь оказать не могут: нет специалистов в такой области.

- А государственные органы активно идут на сотрудничество? С этим проблем нет?
- Государство, конечно, очень заинтересовано в этих центрах, т.к. их работа однозначно приводит к спаду преступности. Покинувшие места лишения свободы в этих центрах находятся под контролем. Это своего рода общежитие, не тюрьма там нет лишения свободы, но освободившиеся находятся под контролем. Там внимательно за ними смотрят, за их состоянием.

- Ну тогда можно привлечь государственные органы, хотя бы УВД.
- Безусловно такое взаимодействие есть, но его недостаточно. Они приглашают специалистов, есть православные юристы, прихожане монастыря. Но это не систематическое общение и сотрудничают они на добровольных началах. Тут важно взаимодействие с государственными структурами, чтобы был закреплен человек. У него раз в неделю или чаще должна быть встреча с подопечными центра. Те, кто проходит реабилитацию, в случае потребности могли бы записаться на встречу и это было бы прекрасно. Пока этого нет.

- Но вопрос будет решаться? Все же заинтересованы и Церковь, и государство. А в монастыре какими силами осуществляется работа реабилитационного центра?
- В Любче работой центра руководит матушка, насельница монастыря и с нею два послушника, верующих человека, которые ищут монашества и взяли на себя такое послушание. И десять человек, проходящих реабилитацию.

- Всего три человека?
- А на Лысой Горе вообще живут 100 человек, а матушек хорошо если 5-10 наберется. Но поймите, туда приходят люди по рекомендации и правила там жесткие, постоянная загрузка: кто на огороде, кто на стройке, кто на территории и им там скучать не дают. Хотя всякое может случиться. Месяц назад произошла плохая история. У них, на Лысой Горе , был компьютерный класс и его ограбили: вынесли все компьютеры.

- Но к подобному надо быть готовым, когда работаешь с таким контингентом? Всегда могут быть какие-то обиды, искушения и общение, которое может навести кого-то из друзей на такое злодеяние. Это неизбежно.
- Конечно, это трудности. Кто-то может быть искренен, а кто-то не для исправления туда пришел. Всякое может быть.

- А в СИЗО вы сейчас послушания не несете?
- Нет. Но в СИЗО интересная ситуация. Там и арестный дом, и пожизненное заключение, и тюрьма строгого режима. Нарушители в колониях отправляются в эту тюрьму, то есть это тюрьма камерного содержания. Окормлять их сложнее: по колонии согласно графику осужденные передвигаются, а тут это невозможно. В СИЗО сидят и женщины, и подростки. Они, конечно, сидят отдельно, разделены. Но для священника это определенная трудность: надо взаимодействовать с разными контингентами.

- У нас много говорят о либерализации УК. А как у вас?
- И у нас идет такой процесс. Конечно, это хороший процесс. Когда человека сажают за какую-то мелочь, то он попадает в уголовную среду и набирается там плохих привычек, проходит определенную школу и получается, что это не исправление оступившегося человека, а наоборот развращение.

- У нас в России есть разные мнения по поводу тюрьмы. Некоторые считают, что тюрьма должна исправлять, но у нас она эти функции не исполняет, а есть такие, которые говорят, что в принципе тюрьма исправить человека не может.
- На мой взгляд всегда тюрьма несет функцию исправления. Но это взгляд верующего человека. Я считаю, что случайностей не бывает. Мы с вами говорили, что кто-то вроде бы ни за что сидит. Но в тоже время были такие преступления, которые только Богу известны. Если человек несет наказание здесь, на земле, – у него есть возможность очиститься. И тюрьма дает эту возможность. И тюрьма… Я боюсь сказать эти слова – «от Бога», но считаю, что такое устроение необходимо.  Можно сказать, что тюрьма будет существовать, пока длится этот век. И Спаситель в тюрьме сидел, и про Иосифа, сына Иакова, мы знаем. Тюрьма исправляет, дает возможность подумать о жизни, как дальше жить. Каждый по-своему воспринимает этот урок. А священник должен помогать его усвоению, этого урока. То, что у священника вновь появилась возможность посещать тюрьмы, это большое дело.

- Вы можете привести пример, на кого тюрьма положительно повлияла?
- Ну, во-первых, собственный пример. Я сам ощущаю, что общение с этим контингентом положительно на меня повлияло. Я ощущаю свою необходимость в тюрьме. Там священнику есть с кем работать, там люди признают себя грешниками в полной мере. Раз признают, то с ними можно работать. Это не тот случай, когда перечисляешь грехи пришедшему на исповедь и каждый раз человек отвечает: «Нет»! И у нас есть примеры исправления. Конечно, никогда нельзя гарантировать, что человек не вернется вновь к греху, к преступлению, хотя примеры есть прямо удивительные. Например, у нас староста церкви бывший «киллер». И это очень серьезный человек: теперь он серьезно относится и к вере, и к своему послушанию. Есть много примеров исправления и среди наркоманов. Вот один человек недавно освободился: сидел за наркотики, потом его оправдали, вынесли оправдательный приговор, что случается редко. Но тюрьма на него так повлияла, что он пошел в монастырь, то есть он пошел даже не в реабилитационный центр, а в монастырь.

Беседовал диакон Петр Пахомов

Написать комментарий