У истинных защитников православия жребий один – изгнание
Архиепископ Полтавский и Переяславский Феофан (в миру Василий Дмитриевич Быстров) родился в 1873 году (ст.ст.) под Петербургом в многодетной семье сельского священника. По бедности родителей Василий, младший сын в семье, рано покинул родной дом. Он был определен в начальное Духовное училище при Александро-Невской Лавре на казенный счет, по окончании которого учился в Санкт-Петербургских Духовных семинарии и Академии.
В возрасте 21-го года он успешно завершил свое образование в Академии и ему предложили место доцента на кафедре библейской истории. В 1898 году, на третьем году своей преподавательской и научной деятельности, В. Д. Быстров принял монашество с именем Феофана, в честь преподобного Феофана Исповедника, епископа Сигрианского, и в память Преосвященного Феофана, затворника Вышенского. В том же году его рукоположили в сан иеродиакона и иеромонаха. А в 1901-ом иеромонаха Феофана Высокопреосвященный митрополит Антоний (Вадковский) рукоположил в сан архимандрита и вручил ему посох.
В 1905 году вышла его магистерская диссертация, после чего архимандрит Феофан был возведен в звание экстраординарного профессора, а также утвержден в должности инспектора Академии. В том же году он был впервые принят Государем Императором Николаем ІІ и вскоре получил предложение стать духовником Царской Семьи.
Святитель Феофан был «совестью Царя», гласом и хранителем православных заповедей и традиций.
Будучи ректором Санкт-Петербургской Духовной академии, он стал защитником Креста Господня, то есть православного учения о догмате Искупления, от крестоборческой ереси, благословленной Зарубежным Синодом, он послужил Святому Православию и критикой софианства.
Почти двадцать лет, с 1891 по 1910 год, провел владыка Феофан в стенах Санкт-Петербургской Духовной Академии, подвизаясь одновременно на трех поприщах: научно-академическом, пастырско-священническом и монашеско-аскетическом. Он прошел путь от студента Академии до ее ректора. Особое место в эти годы в его душе занимал Валаамский монастырь, где он часто уединялся. Нередко также он ездил к старцам в Гефсиманский скит Троице-Сергиевой Лавры, где в начале ХХ века подвизались два благодатных старца – отец Исидор и отец Варнава.
В1913 году владыку Феофана повысили в сане: он стал архиепископом Полтавским и Переяславским. На Полтавской кафедре архиепископ Феофан прослужил до 1919 года. О служении в этом городе в книге "Духовник Царской Семьи. Святитель Феофан Полтавский (1874– 1940)” рассказывается так:
"Очень печальным было первое впечатление новоназначенного в Полтаву Архипастыря. Кафедральный собор при богослужениях был пуст. И Архипастырь обращается с усердной молитвой к Господу Богу, дабы Господь возбудил в новой пастве его ревность духовную, возжег в душах жажду покаянной молитвы.
И молитва Святителя была услышана. Храм наполнялся молящимися с каждым днем все больше. Молитвенная сосредоточенность Архиерея передалась духовенству. Народ сразу почувствовал это, люди стали усердно молиться. Огромное впечатление производили на верующих тихие проповеди Владыки, сказанные в пророческом духе, но не от себя, а от лица угодников Божиих, предвозвещавших о страшных событиях в России и в мире, которые наступят очень скоро. Слова Владыки Феофана действовали подобно ударам грома.
В июле 1914 года Россия вступила в войну с Германией и ее союзниками. Военные действия, конечно же, сильно волновали Владыку. По призыву архиепископа Полтавского и Переяславского Полтава с готовностью открыла военные госпитали для раненых. Сам Владыка даже перешел жить в семинарию, а свой переоборудованный дом передал под военный госпиталь.
Страну обуревали нарастающие страсти накануне великих и необратимых эсхатологических событий. Архиепископ Феофан был глубоко потрясен отречением Государя Николая ІІ от престола. Он ясно понимал, что этот шаг Царь сделал не только под давлением своего окружения – для Государя он был последним шагом на пути служения народу, который он обещал защищать.
Когда началась гражданская война, архиепископу Феофану пришлось пережить большие неприятности и от чекистов, и от столкновения с украинскими самостийниками, петлюровцами. Он был заключен в тюрьму и вышел оттуда только тогда, когда в Полтаву вошла Добровольческая армия. Но через несколько месяцев ей пришлось отступать. Группа эвакуированных архипастырей с остатками Белой армии отошла в Крым. Там духовные лица ютились в Георгиевском монастыре в Севастополе. Спустя три месяца владыка Феофан вместе с другими русскими иерархами перебрался в Константинополь. Архиепископу Полтавскому и Переяславскому пришлось принять скорбный жребий изгнанничества.
Его эмиграция началась в 1920 году: Константинополь, Сербия, Болгария, Франция.
Прожив несколько лет практически в условиях постоянной слежки в Париже, и желая обрести безопасное жилище, он вместе с семьей Пороховых, в парижском доме которых он укрывался, переехал в маленькое местечко Моун. После смерти четы Пороховых Владыка принял предложение бывшей полтавской помещицы Марии Васильевны Федченко и переехал к ней в городок Лимерэ, где та жила в своем небольшом поместье. Он поселился там 1 сентября 1939 года.
В усадьбе Марии Васильевны было три пещеры. Одну из них приспособили под церковь, вторая стала служить кельей для архиепископа Феофана (в ней он жил последние месяцы своей жизни, сделавшись настоящим затворником), а в третьей пещере поселилась племянница Пороховых.
В этой своей пещере-келье святитель Феофан и отошел ко Господу около трех часов ночи 6/19 февраля 1940 года, причастившись запасными дарами. Отошел, как и жил, тихо и скромно. Как он умирал, никто не знает.
На его отпевании и погребении в пещере присутствовали только четыре православных человека. Покойный иерарх был в полном архиерейском облачении, митре и с панагией – даром Императора Николая ІІ. Отпевал его и хоронил православный иеромонах Варнава, его духовник, живший в селении неподалеку.
Великий Святитель был похоронен очень скромно. Его одинокая могила находится на общественном кладбище на окраине Лимерэ, под номером 432.
Святитель Феофан Полтавский – духовник Помазанника Божия Государя Императора Николая II Александровича и всей его семьи, истинный подвижник веры и благочестия, ревнитель чистоты Православия, прозорливец и пророк, смиреннейший из людей, гонимый миром при жизни, он окончил ее в пещерах Франции. Почитатель и наследник святителя Феофана Затворника, святитель Феофан Новый Затворник сам стяжал Дух Святой.
Житие его, его подвиги и труды да послужат поддержкой верным в наши лютые времена, да будут они во славу Божию и во славу верных в Боге.
Письма Архиепископа Феофана Полтавского и Переяславского
О духовном расслаблении. Об отношении к награде
Вы жалуетесь на то, что временами нападает на Вас расслабление духовное, и тогда жизнь благодатная становится для Вас чем-то неудободостигаемым, уделом лишь праведных людей. – Живущие духовною жизнию знают это состояние. Св. Марк Подвижник говорит, что причинами этого ослабления духовной жизни бывают три состояния: неведение, забвение и нерадение . На пути жизни духовной словно удары какие поражают по временам душевные силы, и они отказываются действовать по требованиям духа. Когда поражено бывает чувство, тогда появляется состояние нечувствия; когда поражен бывает ум, тогда он и слепотствует, или забывается; когда поражена бывает воля, тогда человек впадает в состояние разленения и неподвижности на дела, по требованию духа.
С чего начинается ослабление духовной жизни, бывает неодинаково, но больше от забвения. От забвения – нечувствие; от того и другого – разленение или нерадение. Но надо иметь в мысли, что все это бывает с людьми, стоящими на добром пути, говорит святитель Феофан Затворник. У живущих по страстям эти три состояния постоянно существуют, но не замечаются ими. Те же, которые живут духовною жизнию, замечают свои изменения на худшее, жалеют о том и молятся; следовательно, они не из числа работающих страстям. Они вышли из того рабства, и попали в эти недобрые состояния случайно. Вина, конечно, в них, но редко кто может сказать, отчего именно они находят. Господь же милостив, и кто, заметив такую худобу в себе, прибегает к Нему с сокрушением, к тому Он являет скоро Свое благоволение и восстанавляет внутреннее его в свойственном ему чине (Еп. Феофан, 118 псалом, с. 79-80). – Из сказанного видно, что вовсе не худо, что Вы замечаете находящее на Вас временами духовное расслабление. Значит, Вы живете духовною жизнию, и только временами нападает на Вас это расслабление. И не нужно доискиваться точно причины этого расслабления, если не подсказывает Вам ее Ваша собственная совесть. Нужно только иметь в себе убеждение, что вина изменения к худшему лежит в Вас, хотя Вам и неизвестна. И нужно только в том сознании и этом чувстве молиться Господу о прощении неизвестной вины и о ниспослании духовной помощи на предстоящее духовное делание. И если будем молиться с верою, получим просимое!
Вы спрашиваете: я получила в награду утвержденную Уставом икону Пресвятой Богородицы для ношения; можно ли ее мне носить или не надо?
Если Уставом положено носить, носить можно, а в торжественные дни и необходимо.
Забыл в прошлом письме написать Вам об уроках, которые Вы прежде имели как дополнительный заработок. Иметь эти уроки вполне можно, если они найдутся для Вас.
Призываю на Вас благословение Божие и молюсь о Вас!
Арх. Феофан.
1927. X. 15.
Варна.
О чтении Святых отцов
Вы спрашиваете меня: "Еп. Игнатий говорит: "непременно нужно чтение (Святых отцов), соответствующее образу жизни”. Как понимать это место? Нужно ли ограничиваться чтением Святых отцов, произнесших свои поучения вообще для всего христианства, или можно читать и других, например, рассуждающих об общежительной жизни в монастырях? – Ответ на это даю такой. Нужно различать чтение просто осведомительное и чтение, при котором читаемое становится руководством для духовной жизни. Читать вообще можно все. Но в руководство для духовной жизни нужно избирать чтение, соответствующее образу жизни нашей. Ближайшими руководителями для христиан, жительствующих в миру, должны являться так называемые вселенские Отцы и учители Церкви: Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст, а из русских св. Тихон Задонский. Но можно извлекать себе руководящие правила жизни и из творений других Святых отцов и учителей Церкви. Только делать это нужно с рассуждением. А именно: все, что говорится у них вообще о духовной жизни, то считать и для себя обязательным. Наставлений же их частного характера мы не должны почитать для себя вполне и всегда обязательными, если они обуславливаются обстоятельствами чисто местного и временного характера. Например, творения преп. Макария Египетского, поскольку они раскрывают сущность духовной жизни христианской "вообще”, могут иметь руководительное значение для всякого христианина. Тогда как, напротив, творения Исаака Сирианина, как имеющие в виду духовную жизнь отшельника, такого значения для всякого христианина не могут иметь. Это же можно отчасти сказать и о творениях св. Симеона Богослова. Следовательно, в данном случае собственно нужно говорить не столько о том, кого нужно читать, сколько о том, как кого нужно читать. Читающий с рассуждением может все читать, а кто не имеет рассуждения, тот должен или читать под руководством кого-либо из имеющих рассуждение, или, в случае отсутствия такового, на первое время ограничиться чтением вселенских Отцов и учителей Церкви. – Закончу свои рассуждения словами святителя московского Филарета: "Для чего и осиял Господь небо церковное толиким множеством прославленных святых, подобно как небо стихийное множеством звезд, – для чего иначе, если не для того, чтобы каждый из нас удобно мог, по своей потребности, принимать от них свет и управление своего пути на небо? Предлежит ли кому подвиг охранения св. Веры от неправославия? – Да ищет таковой себе образцы руководства в жизни и слове таких наставников, как Великие Афанасий и Василий, Григорий Богослов и Златоуст. Избрал ли кто себе путь жизни уединенной и особенно посвященной Богу и молитве? – Да проходит мысленно, по книгам и преданиям, духовные пустынножительства и общежительства, и да назирает, хотя издалека, следы таких великих в своем роде подвижников, каковы Антоний, Макарий, Пахомий, Ефрем и многие из века в век стопам их последовавшие. Поставляет ли кого Провидение Божие в испытание веры лишениями и бедствиями? – Да утверждает себя таковой примером Иова, который и в лишениях, и в страданиях не преставал благословлять Имя Господне. Озабочен ли кто, как бы жить достойно веры в богатстве и обилии? – Да взирает на жизнь Авраама, кроткого и уступчивого, благодетельного, избавителя бедствующих, страннолюбца, странноприявшего Ангелов и Бога. Если кто и глубоко низринулся в дела страстей и пороков; покажут и ему надежду и способ возникновения из пропасти – спасшийся на кресте разбойник, подобный ему Моисей Мурин, Мария Египетская и многие другие после погибели спасенные, после глубокого развращения святые!” (Слово в день преп. Сергия).
Арх. Феофан.
1927. XI. 1.
София.
Порядок мыслей в молитве
"В слове еп. Игнатия о молитве, – пишете Вы, – сказано, что ангел открыл некоему иноку порядок мыслей в молитве. Причем начинаться она должна со славословия и благодарения. Затем перейти к исповеданию грехов и, наконец, можно с великим смирением предложить Господу прошения о наших нуждах душевных и телесных”. – Это порядок молитвы Богооткровенный и нужно, по мере возможности, проводить его в жизнь. Не нужно слишком полагаться на свое самочувствие во время молитвы, но самую молитву проверять по Слову Божию и по писаниям Святых отцов. Для того мы, между прочим, говорит св. Василий Великий и Авва Исайя, и изучаем Слово Божие, чтобы по Слову Божию располагать свою жизнь, а, следовательно, и молитву как одно из высочайших проявлений христианской жизни. Если же не будем делать этого, то в наше благочестие незаметно прокрадется "нечто человеческое”. Так возникают на этой почве все благочестивые суеверия. Истинно же благочестивым нужно признавать лишь то, что согласно со Словом Божиим и писаниями Святых отцов, чрез которых глаголал нам Сам Дух Святой. Согласно с этим, каждую молитву нужно начинать с краткого славословия и благодарения и только после этого приступать к исповеданию грехов и прошению. Замечательное слово по этому поводу находим у св. Филофея Синайского. "И в мысленных подвижнических трудах есть свой некоторый Божественный чин и порядок действования. С утра нужно мужественно и неотступно стоять у двери сердца с крепкою памятью о Боге и непрестанною в душе Иисус-Христовою молитвою. – После вкушения пищи должно томить себя памятованием и размышлением о смерти” (О трезвении, пар. 2).
Наконец, по поводу испытанной Вами радости во время скорбей, которая потом пресеклась, Вы спрашиваете: что здесь нужно исправить? Скажу словами св. Исаака Сирианина: "Мед обрет, яждь умеренно, да не како пресыщен изблюеши” (Притч. 25, 16). Естество души удобоподвижно, и, легко иногда восторгаясь, вожделевает она восходить высоко, и дознавать, что превыше ее естества, нередко при чтении Писания и воззрении на вещи постигает нечто. Когда же будет попущено, и сравнит она себя с постигнутым ею, тогда оказывается, что она в мере смотрения своего ниже и меньше того, до чего простерлось видение ее, а потому в помышлениях своих облекается в страх и трепет, а в боязни, как бы устыдившись, что отважилась коснуться высших ее духовных предметов, спешит снова возвратиться в ничтожество свое. По причине страха, внушаемого предметами, находит на нее какая-то боязнь, а рассудок помавает уму души обучаться молчанию и не быть бесстыдным, чтобы не погибнуть, и не искать превосходящего ее, не допытываться того, что выше ее” (Сл. 56).
Поэтому на вопрос: что нужно здесь исправить? отвечу словами того же Святого отца: "На понятия и движения свои повесь завесу целомудрия и смирения, потому что смиренным дается откровение тайн” (Сл. 56). – Делиться крупицами от скудной трапезы своей с другими, если алчут, можно.
Арх. Феофан.
1927. XI. 2.
София.
