«…Господи, пришествие наше в эту страну миром!»
Дневник полкового священника.
11 июля
В 9 часов утра за станцией Мациевская переехали границу России и Маньчжурии. Замерло сердце, и я невольно перекрестился: благослови, Господи, пришествие наше в эту страну миром! Началась степь Гоби, в этой ее части она жизненна, то есть хорошая трава, и монголы пасут здесь массы скота. Сегодня встретили стадо двугорбых верблюдов, голов сто, пять из них лежали на самом полотне, едва не задавили. По степи масса сурков, по-местному «тарабанов»: желтые, большие, немного меньше зайца, сидят у своих нор, посвистывают, резвятся на траве недалеко от поезда и на нас — никакого внимания; их тысячи, усеяна вся степь. В 11 часов утра подъехали к станции Маньчжурия; хотели отслужить здесь обедницу, но на станции такое столпотворение, что сколько ни бегали, а места для богослужения не нашли, времени же дано было только час; так и остались без службы. Правда, здесь есть церковь-школа, но священник уехал в Харбин и без него не позволяли открыть храм. Назначена была дневка, однако отменили — получена депеша: «Спешить, каждая минута дорога», и мы сегодня же должны выехать отсюда в 9 часов вечера по харбинскому времени. В 3 часа дня посланный от Красного Креста просит немедленно похоронить умершего уже четыре дня назад санитара. Иду... вынес покойника из усыпальницы в церковь, отпел и проводил на кладбище. Началось мое дело маньчжурское — похороны; вероятно, это будет здесь главная треба. Везут обратно массу больных солдат, все больше желудочными болезнями; прошли два вагона с душевно больными солдатами. Везде китайцы грязные, загорелые, как уголь, передняя половина головы выбрита, и косы, косы. Шапок и шляп почти не носят, а косу завертывают кругом головы, ветер треплет волосы, и получается странная фигура. Здесь же гарцуют на своих маленьких лохматках монголы, не менее грязные! Впрочем, это я говорю про внешний вид; все же они, кажется, добродушно относятся к русским, влезают в вагон к солдатам, шутят с ними, подходят к нам, треплют по плечу, говоря: «Ходя шанго», то есть друг хороший; все им отвечают тем же. Подходят ко мне, берут меня за руку и говорят, что я им «шибко шанго», то есть очень нравлюсь, берут в руки крест и опять «шанго» и, чтобы сделать мне удовольствие, крестятся! Подали поезд — роскошный вагон первого класса международного общества; мне отвели отдельное купе.
12 июля
Держим путь степью Гоби, или Шамо, а лучше сказать, пустыней. Проехали вот
уже почти триста верст, и никакого признака жилья человеческого, жидкая трава
да песчаные холмы! Кое-где встречаются изредка пять-десять тощих деревьев; ни
человека, ни зверя, ни птицы, кроме орлов да воронов, которые куда-то летят.
Как скучно без галок, их уже давно мы не видим, воробьев тоже нет, только мухи,
вероятно по всей вселенной одни и те же; и здесь их масса! От станции
Маньчжурия стража еще усилена, очень часто стоят и идут часовые и появляются
разъезды пограничников, да везде по линии на определенном расстоянии стоят
сигнальные столбы, обмотанные соломой, к которым привязана бутылка с нефтью. В
случае нападения хунхузов в опасном месте зажигают сигнальный столб, и с других
пунктов стража стремится к этому месту на выручку. С Маньчжурии нашим солдатам
роздали боевые патроны и на ночь назначается дежурная часть, то есть человек
двадцать с заряженными винтовками не спят, чтобы в случае нападения отразить
врага, а нападений на дорогу и воинские поезда было уже несколько. Наш вагон до
окон блиндирован, так что спим покойно: пуля не пробьет; окна завешиваем
шторами, чтобы не было видно снаружи огня. Хайлар — это просто китайская
деревня, и ничего замечательного нет. Станция Акэши памятна по прошлой войне.
Она окружена сопками, и здесь в то время был самый сильный бой у генерала
Орлова с генералом Ма, причем китайцы держались целый день. Памятниками этого
боя остались кресты, одиноко стоящие на вершинах сопок — на могилах павших
русских воинов. Приближаемся к горному хребту Хингану, через главный перевал
которого прорыт туннель длиною три версты. На станции Унур встретили санитарный
поезд; раненый капитан много рассказывал нам и, между прочим, сообщил, что
корпус наш уже на позициях в Хайчене, за Ляояном.
13 июля
Длинный, трехверстный туннель; освещен электричеством, но лампочки расположены довольно редко. Я сидел у окна своего купе и с нетерпением ожидал конца и выхода на волю; какое-то гнетущее чувство испытывается во время долгой езды в туннеле; ехали ровно двадцать минут. Как облегченно вздохнул я, когда вышли из этой могилы! Затем стали объезжать горы и сделали настоящую петлю. В 9 часов приехали на станцию Ялу, здесь я снова привлек внимание китайцев. На разные лады выражали они свое удовольствие: один, указывая на меня, все твердил: «Шибко шанго лама (жрец)»; другой дотронулся до бороды моей, говоря: «Шанго борода»; третий не мог насмотреться на чайник, и все уверяли, что я для них и они для меня «ходя», то есть друзья. Сначала китайцы нас занимали, а теперь стали надоедать; однообразны они до крайности, один как другой... Делают насыпь, таскают землю на себе, и притом без рубах, тело и лицо стали от солнца и грязи темно-бронзовые, производят впечатление обезьян; в таком же виде таскают на станциях воду в четырехугольных ведрах. На линии Восточно-Китайской железной дороги все станции и жилые дома, за малым исключением, построены из толстого дикого камня — это предосторожность на случай нападения хунхузов! До войны было много на дороге служащих-китайцев, теперь большую их часть уволили, и места стрелочников и путевых сторожей занимают вооруженные солдаты железнодорожного батальона. Проехали оригинальные горы: на зеленых их отрогах выросли огромные гранитные, совершенно голые глыбы-скалы, принявшие разные формы-фигуры: головы человеческой, пирамид и пр.
14 июля
Приближаемся к городу Харбину; заметно, что близко театр военных действий: все дома окружены охранной стражей, земляным валом, невдалеке другой, меньший вал и башни с часовыми! Путь идет голой равниной — Монголия; изредка встречаются китайские деревни, наподобие наших малороссийских, поля отлично возделаны. На всех станциях крыши из черепицы и по-китайски с загнутыми углами. На гребне крыши непременно драконы с разинутою пастью! В 9.30 вечера переехали большую реку Сунгари по мосту не менее версты длиною; мост охраняется часовыми и артиллерией, а на воде — сторожевыми баржами. Чудный вид на город Харбин с моста: масса огней, электричество, в городе жителей более сорока тысяч; раскинулся он на огромном пространстве. На платформе комендант подал нам распоряжение: дневки не будет, ехать на Ляоян — Хайчен.
