Чудеса по молитвам Саровского чудотворца
«Стой хорошо, не падай...»
Этот рассказ я слышала от покойной Олимпиады Ивановны. Передавая его, она волновалась, а сын, о котором шла речь, сидел рядом с ней и утвердительно кивал головой, когда она обращалась к нему за подтверждением.
Вот что я от нее услышала:
- Ване было семь лет. Шустрый он был, понятливый и большой шалун. Жили мы в Москве, на Земляном валу, а Ванин крестный - наискосок от нас, в пятиэтажном доме.
Как-то вечером я послала Ванюшу к крестному - пригласить на чай. Перебежал Ваня дорогу, поднялся на третий этаж, а так как до звонка на двери достать не мог, то стал на лестничные перила и только хотел протянуть к звонку руку, как ноги соскользнули и он упал в пролет лестницы.
Старый швейцар, сидевший внизу, видел, как Ваня мешком упал на цементный пол. Старик хорошо знал нашу семью и поспешил к нам с криком:
- Ваш сынок убился!
Мы бросились к Ване, но, когда подбежали к дому, увидели, что он сам медленно идет нам навстречу.
- Ванечка, голубчик, ты жив? - схватила я его на руки. - Где у тебя болит?
- Нигде не болит. Просто я побежал к крестному и хотел позвонить, но упал вниз. Лежу на полу и не могу встать. Тут ко мне подошел старичок -тот, что у нас в спальне на картинке нарисован. Он меня поднял, поставил на ноги, да так крепко, и сказал: «Ну, хлопчик, стой хорошо, не падай». Я пошел, вот только никак не могу вспомнить, зачем вы меня к крестному посылали.
После этого Ванюша мой сутки спал крепко-крепко, а когда встал, был совершенно здоров.
В спальне же у меня висел большой образ преподобного Серафима Саровского.
Рассказ офицера Советской армии
Я родился и вырос в Арзамасе, недалеко от бывшего Саровского монастыря. В 20-х годах этот монастырь, вместе с обширным и очень ценным лесом, был превращён советской властью в исправительно-трудовой лагерь. Не только кельи монахов и монастырские здания, но и храмы были превращены в бараки для заключённых.
В храмах были установлены в несколько рядов нары, а сам монастырь окружён колючей проволокой. Повсюду стояли наблюдательные вышки. Гражданам не разрешалось ходить вблизи лагеря или проявлять к нему интерес.
И когда прибывали новые эшелоны с заключёнными на вокзал, мы только пожимали плечами - для нас они были "враги народа". Однажды мы, несколько пионеров, случайно забрели на большое кладбище заключённых, располагающееся неподалёку от лагеря. Помню, как я был поражён размерами кладбища. На нас напал какой-то страх и ужас, и мы быстро убежали оттуда.
Во время Великой Отечественной войны меня направили из армии в военную школу. Перед отъездом на фронт мне удалось побывать дома.
Это было летом 1943 года. Мать попросила меня сходить с ней в храм. В нашем городе тогда открылись храмы, религия уже не была под запретом. В храме шла торжественная служба, мать даже обратила моё внимание на то, что молятся о даровании победы над врагом и что в храме можно увидеть много солдат. Я пошёл с матерью, желая доставить ей эту радость. Возле храма я увидел много нищих, а также смело входивших в него солдат.
В храме было так много народа, что мы едва передвигались в нём. В центре я увидел много свечей, горевших перед большой иконой преп. Серафима Саровского, украшенной цветами.
Я не стал долго стоять там, - всё происходящее мне было непривычно, к тому же, честно говоря, я боялся встретить здесь моих прежних товарищей-комсомольцев.
Ночью я уезжал на фронт. Перед отъездом мать, конечно, всплакнула и вдруг сказала мне: «Я верю, что ты останешься жив. Я буду молиться и он сохранит тебя». «Кто он?» - спросил я. «Наш святой - батюшка Серафим» - ответила мать. Не желая обидеть её, я ничего не ответил, но в душе, конечно, только засмеялся над таким предсказанием. Надо сказать, что в это время иконы висели в углу комнаты, среди них был и образ преп. Серафима Саровского. Мать объяснила, что сейчас многие стали снова вешать иконы в доме, в церквях стали крестить детей, и мальчиков часто называли Серафимами. «В честь батюшки», - добавила она.
На фронте я попал в безконечные бои. Я был дважды слегка ранен, награждён и получил повышение. Летом 1944 года, во время решительных боёв на польской границе, я был серьёзно ранен и лежал без сознания несколько дней. Как я потом уже узнал, врачи не надеялись меня спасти. И вот - хотите верьте, хотите - нет -именно в то время, когда мой организм боролся со смертью, мне приснилось, что я снова пионер, и мы с ребятами гуляем в лесу возле Саровского монастыря, - как в тот раз, когда мы однажды забрели на кладбище заключённых. Я почему-то отстал от других и потерял их из виду. Страх охватил меня. И вдруг из леса вышел старичок. Он быстро подошёл ко мне, глянул мне прямо в глаза, положил свою руку мне на голову и сказал: «Ты будешь жить! Твоя мать вымолила тебя!» Я не успел прийти в себя, как он уж исчез. Я проснулся... Я был в больничной палате, а не в лесу. У моей койки стояли доктор и сестра и о чём-то разговаривали. Я услышал слова: «Кризис миновал!»
Я упорно стал вспоминать, где же я видел этого старичка, который мне приснился, и вдруг вспомнил: в арзамасской церкви, на иконе.
Татьяна Владимировна Калнина
Мама стала православной
Москвич Руслан (Рафаил) С. рассказал историю исцеления и обращения к православной вере его матери: «В 2004 году у мамы заболел язык. Врач поставил диагноз: рак третьей степени. Начались страшные боли. Мы положили маму в московский институт им. Герцена. В 63 года она выдержала очень насыщенный курс химиотерапии и облучения. Я начал разговаривать с матерью о крещении, подарил ей книгу о святом преподобном Серафиме Саровском. К моей большой радости 7 декабря, на праздник великомученицы Екатерины, мама окрестилась с именем Екатерина. На 17 января была назначена операция. Предполагалось, что она будет очень сложной, грозило полное удаление языка. Накануне мама молилась Пресвятой Богородице, батюшке Серафиму. Во время операции возникла критическая ситуация, у нее сильно упало давление. Врачи не надеялись, что мама выживет. 18 января она не приходила в сознание. А 19 января, на Крещение, в палату вошел священник и окропил всех больных святой водой. После этого мама очнулась. Потом она рассказывала, что после операции ей было видение Матери Божией и преподобного Серафима. Батюшка сел за стол, на котором было двадцать книг. Потом он поднялся и стал уходить. Он плыл по воздуху, и все двадцать томов плыли за ним. Мама стала поправляться и выздоровела совсем. Врачи говорили, что это уникальный случай, ведь операция была наисложнейшей: удалили половину языка, а другую половину пришили, взяв ткани из руки. Маму неоднократно консультировали и констатировали полное выздоровление от страшной болезни. После этого она воцерковилась, стала исповедываться, причащаться. Но о том, что она теперь верующая православная христианка, мама стеснялась говорить окружающим, особенно родственникам, ведь они все мусульмане. Спустя почти два года она опять заболела. На этот раз рак обнаружили в бронхах. Операция была невозможна. «Наверное, я опять заболела потому, что боялась признаться родственникам, что я окрестилась»,- говорила мама. Она собрала всех и сказала, что теперь она крещеная в православную веру. К ее удивлению, никто не возразил. Сказали только, что если ей это помогает, пусть будет так. Во время маминой болезни мы побывали с ней на Кипре, в Иерусалиме у Гроба Господня. При обострении болезни ее соборовали три раза, и каждый раз наступало облегчение. Когда ей стало совсем плохо, мы пригласили священника, который пособоровал и причастил маму. На следующий день она скончалась. С момента ее крещения до дня смерти прошло ровно 20 месяцев — это те 20 томов, которые плыли вслед за уходящим преподобным Серафимом».
+ + +
Я был в Чечне. Меня контузило, практически потерял слух. Дали инвалидность, копейки. Работу для слабослышащих найти толком не мог, денег не было, будущего - тоже. У меня только мама, больная. Решил просить милостыню. Сначала было стыдно. Потом привык. Стоял, где обычно, смотрел в землю, был день белый осень, дождик. Подошла женщина в черном, монашка. Говорит: «Что ты, такой молодой, побираешься?» Это я по губам прочел, потому что почти уже не слышал, да еще на улице - машины, шум. Я говорю: «Я не слышу». Она отвечает: «Пойдем я тебя отведу, будешь слышать». И повела в церковь. Подвела к иконе Серафима Саровского и показывает: молись. А я не умею. Она показывает: молись как умеешь. Я стал креститься и про себя говорить, чтобы он мне помог, чтобы я начал слышать, чтобы появилась работа, чтобы жизнь как то наладилась. И тут мне уши словно ватой заложило, а голова стала как банка с водой. Я пошел домой и лег спать. А утром проснулся от того, что часы очень громко тикают, мешают. Я сначала на них рассердился, а потом понял: я же их не слышал никогда, а теперь слышу. Пошел к матери, говорю: «Скажи мне что-нибудь». Она кричит: «Доброе утро!» Я говорю: «Ты потише скажи». Она обычным голосом говорит: «А что такое?». Я спрашиваю: «А шепотом можешь?» Она рассердилась, шипит на меня: «Чего надо-то тебе?» И тут я понял, что слышу! А через неделю у меня уже и работа была. Так жизнь и наладилась.
Павел, (г. Ярославль)
