Предатель — худший неприятель

Предатель — худший неприятель

Мне непонятно, когда некоторые батюшки говорят: «Не пытайтесь спасать всех — думайте о себе; неважно, какой сейчас в России строй и кто нами руководит, — наше Отечество не на земле, а на Небе…» Так что же, хватай, раздирай на куски Россию все, кто хочет? А нам её даже защищать не нужно? Но если мы предадим своё земное Отечество, данное нам Богом, мы и на Небе не будем нужны… И не так рассуждали наши отцы и деды, во все века защищавшие Родину от разномастных супостатов. Не так рассуждали свв.русские князья Димитрий Донской и Александр Невский, полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, покоритель Кавказа Алексей Ермолов, адмирал Черноморского флота Фёдор Ушаков… Вот что думает об этом простой русский солдат, 90-летний ветеран Великой Отечественной войны Михаил Андреевич СМИРНОВ.

— Это чистой воды церковная власовщина. У нас, слава Богу, ещё есть время подготовить, правильно воспитать своих сыновей патриотами. Вот когда мы проснёмся, а бомбы уже падают — будет поздно. Как было 22 июня 1941 года: люди проснулись, а уже война, и началась совсем другая жизнь. Этот момент наступит снова. А представьте себе, что Российское государство прекратило своё существование. И на наших землях немцы, французы, китайцы распоряжаются — существует ведь план деления России на зоны оккупации. Невмешательство — это тоже предательство.

А мне вспоминаются предатели на войне. Я был военфельдшером в Великую Отечественную, и когда наши ушли из Севастополя, остался оказывать помощь раненым. Немцы подорвали санитарную землянку, я потерял сознание, был захвачен и отправлен в концлагерь. Там я впервые столкнулся с предательством лицом к лицу. Нас выстроили в шеренгу и стали искать политработников, которых сразу расстреливали. Среди нас был один такой, но мы сорвали знаки различия и стояли как простые солдаты, никто его не выдал. Вдруг приходит немец с переводчиком и ещё одним пленным. Тот указал на политработника в нашем строю и за-явил, что они вместе проходили обучение. Предатель надеялся, что того расстреляют, а его помилуют. Но когда нас поместили в бараки, охранник сказал, что немец-офицер застрелил доносчика. И мы с удовлетворением подумали, что есть всё-таки справедливость.

Предатели, становившиеся полицаями, издевались над пленными не по указанию немцев, а по своей подлости. Вот он идёт мимо — обязательно ударит. И немцы брезгливо наблюдают за тем, как полицаи избивают своих же, русских, не вмешиваются, но и не злорадствуют, отворачиваются или уходят. Они к полицаям относились с презрением. Предателей никто не любит — ни свои, ни те, кому они продались. Вот показательный случай: когда немцам не хватило людей для отправки на работы в Германию, они затолкали в те же вагоны этих полицаев. Предатели ползали на коленях, умоляя: «Мы же свои, мы работаем на вас. Не отправляйте, нас убьют по дороге…» Немцы оказались глухи к мольбам изменников Родины. Так не лучше ли было с честью умереть за Родину, с оружием в руках? Конечно, ещё вопрос, насколько ты сможешь успешно воевать, но главное — устоять, не стать Иудой.

В концлагере я встретил другого врача, который мне шепнул по секрету: «Сюда приехал представитель власовской армии, предлагает записаться. Я запишусь, там хоть накормят. Высплюсь. А как только на фронте окажусь — к нашим перебегу». Мне тогда было чуть за двадцать, жить хотелось, я и подумал: «Может быть, тоже записаться? Этот врач — взрослый, бывалый человек, знает ведь, что делает». Написали мы заявления, пошли искать представителя Власова. И тут меня будто обухом по голове мысль: «Что я делаю?! Я же предаю своих!» Разорвал я заявление и два года провёл в плену, работая фельдшером, ухаживая за военнопленными. Потом, когда наши немцев погнали, мне женщина-врач помогла: сказала немцам, что я умер, предъявила чей-то труп, а мне отдала документы умершего, помогла бежать. Устроился я работать истопником, а когда пришли наши, я явился с докладом, что, мол, фельдшер, был в плену, и предъявил удостоверение со свастикой. Особисты взяли меня в оборот. Сбили команду человек 200 таких же, как я, отправили в штаб армии. И мы добровольно шли пешком вслед за отодвигающимся на запад фронтом тысячу километров, лишь бы только быть со своими и воевать за Родину. Потом воевали в штрафбате, и после первого боя, когда из 240 человек в живых осталось 46, выживших реабилитировали, вернули награды, звания. И мы воевали до победного конца! А те, кто воевал в армии Власова, мы знаем, как закончили жизненный путь. Вот что значит принять, быть может, неудобное, невыгодное, но правильное решение. Правильные решения благословляются Богом. «По плодам их узнаете их» (Мф.7:20).

Предательство никогда не приводит ни к чему хорошему. Причём предательство как явное, так и путём умолчания. Отсутствие сопротивления тоже предательство. Вот как во времена Гражданской войны. Два пьяных матроса тащили на телегу сельского священника, чтобы отвезти его в город, в тюрьму. И никто из сельчан не заступился. Этот батюшка венчал их, отпевал их родителей, крестил их детей, но не нашлось ему защитников. А ведь могли отбить своего батюшку и спрятать. Но они подумали: «А-а… пусть сами разбираются, у нас всё будет хорошо». И что было хорошего? Семьдесят лет царило безбожие.

И ещё мне вспоминается… В 41-м нас, новобранцев из Ленинграда, отправили в Тбилиси, где формировали дивизию. Туда же привозили первых раненых. А местные жители ходили, смеялись, пили вино, ели шашлыки, всё вокруг цвело, они веселились и думали, что война не коснётся их, пройдёт стороной. Не прошла. А вот когда в Ленинград стали поступать раненые, ленинградцы подходили, спрашивали, чем могут помочь… Не повторить бы нам ошибок прошлого… успеть сплотиться. В войну был лозунг: «Всё для фронта, всё для Победы!» Ничего лучше придумать нельзя.

Источник: http://www.pravpiter.ru/

Написать комментарий