Чудеса старца Иоанна Оленевского
30 - 31 мая состоялось обретение мощей и прославление святого старца Иоанна Оленевского (иерея Иоанна Васильевича Калинина). А в июне прихожане нашего храма совершили паломничество к святым мощам, которые почивают в Троице-Сергиевой церкви села Соловцовки. Храм в Соловцовке был построен по благословению святого праведного Иоанна Кронштадтского, сам он сделал и пожертвование на строительство. В храме много икон афонского письма. Несколько лет назад 18 икон мироточило. При нашем посещении источал миро образ Божией Матери «Млекопитательница».
После молебна у мощей паломники отправились к чудотворному источнику святой мученицы Параскевы Пятницы, расположенному невдалеке от храма, в живописном месте под сводами леса. Мы окунулись в целительные воды источника и с благодарностью ко Господу и Его святым возвратились домой. В Соловцовке мы были в четверг, а в воскресенье узнали о том, что одна из наших паломниц получила исцеление руки, которую не могла поднять уже 4 года. Женщина всем показала, как действует ее излеченная рука, и со слезами благодарила Господа.
Но поистине евангельское чудо произошло в то же воскресенье у мощей отца Иоанна Оленевского. Молодые родители привезли в соловцовский храм младенца-девочку. Их дочка родилась слепой... После Литургии родители приложили девочку к мощам - и она прозрела! Факт этого чуда подтвердил настоятель Троице-Сергиевой церкви отец Александр. Дивен Бог во святых Своих!
Приезжайте к старцу Иоанну, и он не оставит вас без утешения. Адрес храма, где почивают мощи старца Иоанна: 442342 с. Соловцовка Пензенского района Пензенской области, Троице-Сергиевский храм. Батюшка говорил: «Никого не забуду. Кто придет на могилку, тому буду помогать своими молитвами у Престола Царя Небесного».
Священник Георгий Добролюбов, настоятель Вознесенской церкви с. Старая Степановка Пензенской области
+ + +
Рассказывает Анна Ивановна Кочеткова, жительница села Кевда-Мельситова Каменского района, 90-летняя старица.
В войну 1914 года мой мужик, Тихон Кочетков, пропал без вести и от него не было слуху 3 года и 7 месяцев. Услышала я о том, что в Оленевке есть старец, который всё знает. Уговорив свою племянницу, Марию Васильевну, поехала к нему. У племянницы тоже муж без вести пропал на этой же войне. Доехали мы с ней до Пензы, там на автобусе переехали от Пензы-1 до Пензы-3 и на сердобском поезде доехали до Оленевки. К Ивану Васильевичу шло нас человек пятнадцать. Кто с каким горем. Все мы поместились в сенях и ожидали, когда батюшка примет. По очереди нас впускала женщина. Старчик сидел на своей лежанке. Стены избенки почти все были наполнены образами. Я подошла, спросила:
– Я страдаю. Мне от мужа никакого слуху нет уже три года. Бог его знает, может, и не живой.
– Живой, живой, живой, придет, будет известие. А Марии Васильевне сказал:
– Нету живого, не жди.
А передо мной женщина обратилась к нему:
– Нету слуху о моем муже, давно уж, с войны.
А он замахал руками и повысил голос:
– Скорей, скорей, скорей к поезду ступай. Стой у поезда и дожидайся.
От старца мы пошли все вместе на станцию. Эта женщина подошла к поезду, который только что подошел, а мужик ее с поезда слез, узнал свою жену, кинулся к ней, поцеловал и они пошли в вокзал...
Ездила я к старцу в мясоед, а к Вербному воскресению пришло письмо, от мужа моего, но обратного адреса не было: «Я жив, здоров, нахожусь в городе Тироль». Стояли тут у нас австрийцы и сказали мне, что этот город Тироль у них столичный и что обратного адреса не велят указывать.
На нашей улице вдруг пришел из плена Сергей Пчелинцев. Я к нему побежала. «Тебе привет от Тихона, – говорит мне. – Мы все в строю стояли. Тихон от меня через 5 человек. Вдруг меня назвали: «Пчелинцев Сергей» и отпустили домой. А Тихон меня окликнул, мы с ним поговорили. Тетка Анна, скоро и он придет, жди». И пред Николой вешним пришел мой мужик, после слов старца месяца через три.
+ + +
Мне было лет 6, когда у меня начала болеть правая рука. Болеть она начала с того времени, когда мама во сне нечаянно легла мне на руку и повредила косточку. С того времени она начала краснеть, появилась опухоль. Мы были у многих врачей, но они не смогли ничего сделать с ней, предлагали ампутировать руку, но мама не давала согласия.
Рука между тем стала очень беспокоить меня. Появился гной. Он заливал то и дело подушку. У меня начался туберкулезный процесс.
И вот в это время кто-то из знакомых предложил маме поехать со мной к о. Иоанну. Мы поехали к нему в Оленевку. Это было летом. Нас впустили в маленькую комнату около двери, направо находилась лежанка, и на ней полулежал худой-худой старичок, очень благообразный, приятный, с просветленным лицом. Мне он показался почему-то сердитым, так как говорил он резковато. Мне становилось страшновато.
Я с трепетом подошла к его благословению и уловила опять тот же запах духов, как в сенях, исходивший от его рук; какой-то дивной чистотой, святостью веяло от всего его облика. Молчаливый, пронзительно глядит на меня и, кажется, не слушает маму, которая объясняет про мою болезнь, и, не дослушав ее, неожиданно и быстро говорит:
– Пройдет, пройдет, пройдет.
Дал маме святого масла, святой воды и просил три раза с молитвой смазывать мою гноящуюся рану. Кость на руке уже начала гнить насквозь. И чудо, в которое трудно мы верим, совершилось! На третий день рана перестала гноиться, туберкулезный процесс сразу же приостановился. Рана начала зарубцовываться, заживать. Трудно описать чувство радости при этом – руку отрезать не надо!
Туберкулез исчез, и рука моя стала здорова, но со шрамом на всю жизнь: этот след моей болезни мне напоминает о старчике.
Память о старце навсегда останется у меня в памяти, и каждый раз, когда все вспоминаю, так живо стоит он передо мною!
+ + +
После смерти старец проявляет большое внимание ко всем приходящим к нему на могилку: Анна Григорьевна Плахова, старушка из Варежек Каменского района, несколько лет страдала ломотою правого плеча и руки. Ломит, бывало, рука, и нет ей утешения. Всё применяла, и медицинские средства, и народные, а помощи никакой. Выпросилась она ехать с нами на могилку к отцу Иоанну в Оленевку. Взяли мы ее, а дорогой в поезде не знали, что с ней делать, стало ей дурно: сердце останавливается, и она лежит на лавке, как мертвая. Дали святой водички – полегчало. Но вот, наконец, доехали до Оленевки.
Шла Анна к могилке с большой тяжестью. Мы ее вели под руки. Приехали в ночь, зажгли свечи, расставили на могиле в землю, и как запылали свечи, издали кажется, будто пожар пылает. Стоим, читаем канон, 17-ю кафизму, акафисты...
Анна простояла недолго, а потом пожаловалась, что стоять не может. Мы ее уложили на траву, у самой оградки батюшкиной. Легла она больной рукой к земле и уснула. Люди говорят: «Что эта женщина всё спит, разбудить ее надо, молиться». – «Не трогайте ее, пусть спит, она исцеляется, ей тяжело стоять, она очень больна...»
Всю ночь народ читал и пел. Утро. Рассвет. Мы ее разбудили и пошли в Соловцовку в церковь. Еще три километра. Идет Анна и не поймет, что же ей так хорошо и легко? И только дома она заметила, что рука не болит с тех пор, как она полежала у могилы старца. И вот прошло 20 лет, а она больше не чувствует никакой боли в руке, от которой она страдала несколько лет до исцеления, сегодня она мне напомнила этот давний случай.
+ + +
Старец о. Иоанн преставился, и мы стали ездить на его могилку. В 1952 году ехали мы к нему на память. Со мной ехала Клава Шильцова, жительница Каменки, работает она на сахарном заводе. Она до сих пор со страхом вспоминает этот случай с Машей. Кто-то посоветовал Маше-бесноватой ехать к батюшке на могилку для исцеления, она охотно согласилась. От станции Оленевки шли уже в темноте. Сначала мы не знали, что этим же поездом с нами приехала Маша-бесноватая с провожатыми женщинами, и они идут впереди нас. С половины дороги Маша начала бесноваться. Мы поравнялись с группой людей, которые воевали с Машей. Женщин 8–10 тащили ее под руки, и сзади толкали, и спереди за одежду тащили, а она оказалась сильнее их всех, и они с ней замучились. Потом она упала, они ее подхватили: кто за ноги, кто за руки, кто за голову – и тащили ее навесу, а она извивалась своим животом вверх и вниз и кричала. Крики ее были страшные: она женщина, а называла себя в мужском роде: «Я зашел в нее и не выйду! Куда меня тащите? Ой, убивать меня несут! Не выйду, я привык к ней. Не хочу туда, не пойду. А-а-а-а, убивать несут, сейчас убьют меня!» И зарычала Маша, как зверь.
Такими криками и еше непонятными какими-то возгласами и визгом она сопровождала всю вторую половину дороги до батюшкиной могилы. Перед самой могилой она сильно завизжала и упала, коснувшись головой могильного праха перед оградкой. И сразу притихла, очнулась, тихонько стала приподниматься, стала на колени вся мокрая, потная, растрепанная. Кто-то поправил на ней платочек, и она тихо спросила:
– Мы где?
– На батюшкиной могилке, – ответили ей.
–Уже дошли? – удивленно спросила Маша. Значит, она всё время была без памяти. Потом ее начало рвать. И когда ей стало легче, она встала и пробыла с нами на могилке до утра. Заходила в ограду и там молилась спокойно.
Утром все пришли в соловцовскую церковь, в которую всегда возили батюшку. На этой обедне Маша оказалась опять рядом со мной. Во время пения «Иже Херувимы» она стояла совершенно спокойно. После службы она говорила: «20 лет падала в церкви, и мне говорили, что лаяла по-собачьи, а сегодня не упала. Батюшка на могилке мне помог».
Потом много раз мы виделись с этой Машей и часто говорили с ней: она совершенно здорова после этого посещения могилки нашего чудесного целителя и не беснуется, но по старой привычке ее называют до сих пор «Маша-бесноватая». Прошло 25 лет, и Маша здорова.
