Ермак: "Когда Бог нам поможет, то одолеем врага"
О покорении Сибири Ермаком Тимофеевичем существует несколько летописей:
1)Самая древняя и признанная всеми более правдивой есть Есиповская, написанная донским казаком, сподвижником Ермака, как он сам себя называет, Саввою Ефимовым. Летопись эта окончена в1636 году, когда автору ее было около 80 лет.
2) Строгановская, написанная около 1600 года, которой больше всего придерживался Карамзин. Летопись эта отличается большой пристрастностью, клонящеюся к возвеличению перед Россией заслуг купцов Строгоновых, а потому во многих деталях является неверной.
3) Краткая Сибирская летопись Спасского.
4) Латинская, относящаяся к концу ХVІІ века. Летопись эта хранится в Императорской Публичной Библиотеке и в 1849 году переведена на русский язык Небольсиным.
5) Новая летопись, составленная в конце ХVІІ или в начале ХVІІІ в.в. 6) Опросы в 1621 году первого Тобольского архиепископа Киприана оставшихся в живых сподвижников Ермака о покорении ими Сибири и о всех обстоятельствах похода.
Есиповская летопись признается Фишером, Миллером и Карамзиным за самую достоверную; она начинается так: „Избра Бог не от славных муж, не от царского веления воевод, а вооружи славою и ратоборством атамана Ермака, Тимофеева сына, и с ним 540 человек”. По этим летописям, Ермак был роста среднего, широк в плечах, сложения крепкого, волосы на голове имел черные, кудреватые, бороду черную, глаза весьма быстрые, лицо широкое и пригожее, нос с горбинкой; хорошо сносил стужу и жар, голод и жажду, бессонные ночи, тяжелую работу и проч. Он имел бодрый и затейливый дух, который не давал ему долго сидеть праздно; хитер на вымыслы и быстро приводил их в исполнение; храбр до дерзости и милосерд к побежденным.
Считая себя борцом за православную веру, он, как и все казаки того времени, был всегда набожен, строг в соблюдении постов и обрядов веры и всегда призывал в своих предприятиях на помощь Бога и Пречистую Его Матерь. Строго наблюдая за нравственностью казаков и требуя от них целомудрия, атаман Ермак перед каждой битвой или после победы всегда приказывал бывшим в его войске трем священникам и одному иеромонаху служить обедни или петь благодарственные молебны. Перед битвами любимые его слова были: „Когда Бог нам поможет, то одолелем врага”. Все перечисленные выше нравственные и физические качества, образ деятельности и религиозные воззрения довольно ясно характеризуют личность Ермака, этого, по выражению Карамзина, российского Пизарро, грозного для диких народов и менее ужасного для человечества.
По этой характеристике, Ермака нельзя причислить ни к запорожским черкасам, ни к новгородцам-вятчанам, так как те и другие не особенно-то строго держались уставов и обрядностей православной церкви, причем последние, как в древнем Новгороде, так и Вятке и даже на Дону, всегда старались обособиться в церковном отношении от московской митрополии, не признавали строгих греческих церковных уставов и таинства брака, смешивая языческие обряды с христианскими, например, венчались и разводились в станичном кругу, иногда, пользуясь услугами беглого монаха, венчались около стола, телеги и вербы, по несколько раз, имея живых жен кроме того, родословие выдающихся личностей из этого казачества могло быть легко восстановлено, между тем как об Ермаке все древние летописи, признанные достоверными, а также Карамзин, единогласно свидетельствуют, что он был рода неизвестного, донской казак, как и его сподвижники.
Природными Донскими казаками называли себя только казаки азовские, древние таны, или танаиты, жившие на реке Дане или Танаисе, по греческому выговору, и Доне — по древне-русскому. Для русских летописцев народ этот считался загадкой. Кто же мог вести родословие героям, вышедшим из этого народа? „Мы, Донские казаки, бьем тебе, царь Иван, царством Сибирским”, повествует летописец. Эти слова говорят сами за себя. Следовательно, атаман Ермак и его сподвижники, если и не все, то большая их часть, были природные Донские казаки, которых летописцы ХV и ХVІ в.в. называли Азовскими; только эта среда могла выдвинуть такую высоконравственную личность, такого борца за идею христианской веры; среда, давно знакомая и строго соблюдавшая строгий церковный византийский устав, и преклонявшаяся перед его требованиями, даже и в обыденной походной жизни.
Рассматривая приведенные выше физические качества атамана Ермака, также нельзя ни придти к тому же заключению. Азовские казаки, как потерпевшие в силу своих исторических судеб метисацию крови с южными народами, древними персами, парфянами, тюрскими племенами, эллино-скифами (греками-колонизаторами), были, большей частью, брюнеты с вьющимися или волнистыми волосами, среднего роста, крепкого сложения, выносливы, храбры и предприимчивы. Тип этот и теперь очень резко выражается среди казаков низовых станиц, в особенности, в Старочеркасской и Раздорской на Дону и даже выше, до хутора Калача Пятиизбянской станицы. Выше по Дону он почти отсутствует.
Характерные признаки этого типа: средний рост, высокие ноги, при коротком туловище (этот характерный признак не встречается у великороссов); волосы на голове и бороде черные, всегда волнистые, иногда на голове курчавые; довольно часто — при черных волосах на голове, усы и борода рыжие с красниной, жесткие; нос большой, всегда с горбинкой, так называемый орлиный или ястребиный, в отличие от носа семитического (еврейского); лицо продолговатое, смуглое, иногда с правильным овалом, как у лезгин, (Аланы-Лезги были родствены древним Аланам-Готам), а чаще, при узком подобранном подбородке, у скул широкое (личманые, как говорят на Дону); глаза черные, переходящие в карие и желтые; взор строгий, пронзительный; голова средняя, круглая, с широким, немного выпуклым лбом.
Тип казаков-новгородцев: ноги длиннее туловища, собственно высоки в голенях, прямые; рост высокий; широкая могучая грудь; лицо белое; подбородок небольшой и круглый; нос большой, прямой, хрящеватый, носовая перегородка не выдается; голова круглая; лоб высокий, прямой; волосы на голове от темно-русых до черных, на усах и бороде светлее, волнистые. Казаки этого типа идут во гвардию и артиллерию, первого же — составляют лихую кавалерию, известную своею подвижностью всему миру. Казаки верховых станиц, как большей частью переселившиеся из древнего Рязанского княжества, составляют переходную степень от казаков, названных выше типов к великороссам. Появление Ермака на Волге летописи относят к концу 70 годов ХVІ столетия.
В это время от нынешнего Саратова до Астрахани и Яика было уже много временных казацких станов на землях отнятых у татар. В 1570 году несколько донских атаманов разгромили и окончательно уничтожили столицу ногайского ханства Сарайчик, бывший при устьях Яика. За этот подвиг Иоанн Грозный в том же году прислал на Дон жалованную грамоту, первую из сохранившихся. Награждая казаков за их заслуги и поощряя в войне с татарами, Иоанн Грозный как тонкий политик, в то же время старался уверить ногайцев в своей к ним дружбе, вследствие чего некоторые донские атаманы, бывшие в это время на Волге, как-то: Иван Кольцо, Богдан Барабоша, Никита Пан и другие, попали в довольно неприятное положение: напали и ограбили близ переволоки ногайских послов, в том числе и ехавшего с ними русского посла Василия Перепелицына. Разгневанный царь положил на них свою опалу.
Рассказывая об этом событии, некоторые историки особенно стараются подчеркнуть будто бы производимые казаками того времени разбои на Волге и воздвигают на первый план наложенную на них царскую опалу. Но кто же не знает Иоанна Грозного в последние годы его царствования? На кого он не налагал опалы! казнил правого и виновного, разорял целые села и города, усадьбы бояр и князей... Что значила опала этого человека над вольными, свободолюбивыми волжскими атаманами, быть может, что всего вероятнее, навеянная ему его же низкими приспешниками, Годуновым и Скуратовым, что она уж так рельефно подчеркивается нашими историками? Какие окраины Московского государства наслаждались в то время спокойной жизнью? Разбойничьими шайками из беглых тяглых людей и дворян кипели все примосковные леса, Ока, верхняя Волга, Вятка, Кама, литовские пограничные области и север. Но это не были Донские казаки.
О действиях атамана Ермака, как разбойника, в период его появления на Волге, а именно в 1577-79 г.г., ни в одном из исторических актов ни слова не говорится. Эта новая светлая личность явилась туда как-то внезапно. Видя некоторые, не совсем похвальные действия Донских казаков на Волге и двусмысленное положение их атаманов, подпавших под опалу Грозного царя, а также слыша, что для умиротворения волжского края плывут вниз по Волге царские войска, под начальством стольника Мурашкина, Ермак, не желая сталкиваться с единоверным ему народом, двинулся с своими сподвижниками вверх по Волге и, предупредив Мурашкина, вошел в Каму. С ним были атаманы: Иван Кольцо, Яков Михайлов, Никита Пан и Матвей Мещеряк (вероятно, из мещерских казаков), с 540 донских казаков. Всего же войска, как полагает Фишер, было у него от 6 до 7 тысяч. Из преданных есаулов Ермака известен (по народной песне) Осташка Лаврентьев.
Цель похода была завоевать неведомую, по сказаниям, баснословно богатую басурманскую страну, лежащую по ту сторону Уральского хребта. Сильно, надо полагать, было обаяние этого замечательного человека над другими атаманами и казаками, если они беспрекословно подчинились ему и согласились идти на такой трудный подвиг, в далекую суровую страну; вероятно, другого исхода не было. Одна из старинных казачьих песен довольно ясно характеризует затруднительное положение Ермака на Волге: „... на речке было на Камышенке... собирались они во единый круг..., они думу думали..., где мы, братцы, зимовать будем: под Казань город идти, там Грозный царь стоит; на Яик идти, переход велик; на батюшку Тихий Дон нам возврату нет, а на Волге быть, нам ворами слыть”... Почему Ермаку на Дон не было возврата? знать, действительно у него там были недоразумения, раздоры с другими атаманами. В то время казачество низовьев Дона стало формироваться как бы в войско, с главным станом в городке Раздорах, впервые упоминаемом под этим названием в 1584 году.
Карамзин, придерживавшийся, как известно, Строгоновской летописи, говорит, что мысль о покорении Сибири внушили Ермаку купцы Строгоновы, владевшие по жалованным грамотам всеми землями по р.р. Вычегде, Сильве и Каме до р. Чусовой. Слыша о подвигах казаков в низовьях Волги, умные Строгоновы будто бы предложили Ермаку и его товарищам службу честную: послали им дары, написали грамоту ласковую (6 апреля 1579 года), убеждали их отвергнуть ремесло, недостойное христианских витязей, быть не разбойниками, а воинами царя белого, искать опасностей не бесславных, примириться с Богом и Россией; сказали: „Имеем крепости и земли, но мало дружины: идите к нам оборонять Великую Пермь и восточный край христианства”.
Ермак с товарищами прослезился от умиления, говорит Строгоновская летопись: мысль свергнуть с себя опалу делами честными, заслугою государственною и променять имя смелых грабителей на имя доблестных воинов отечества, тронула сердца грубые, но еще не лишенные угрызений совести... Они подняли знамя на берегу Волги, кликнули дружину, собрали 540 отважных бойцов и 21 июня прибыли к Строгоновым — „с радостью и на радость”, говорит летописец: „чего хотели одни, что обещали другие, то исполнилось: атаманы стали грудью за область христианскую. Неверные трепетали. Где показывались, там и гибли”. И действительно, 22 июля 1581 года казаки на голову разбили мурзу Бегулия, дерзнувшего с семью стами вогуличей и остяков грабить Строгоновские селения на Сильве и Чусовой; взяли его в плен и смирили вогуличей. Этот первый успех был началом важнейших событий.
Призывая Донских атаманов, говорит Карамзин, Строгоновы имели в виду не одну защиту своих городов. Испытав бодрость, мужество и верность казаков; узнав разум, великую отвагу и решительность их главного вождя Ермака Тимофеева, родом неизвестного, душею знаменитого; усилив его дружину русскими, татарами, пленными немцами и литовцами; добыв оружие и изготовив все нужные запасы, Строгоновы объявили поход. Ермака — воеводою и Сибирь — целью. Воевода устроил войско: сверх атаманов избрал есаулов, сотников и пятидесятников.
Главный под ним был неустрашимый Иван Кольцо. Нагрузив ладьи запасами и снарядами, легкими пушками и семипядными пищалями; дав вожатых, толмачей и йереев, отпев молебень, выслушав последний наказ Строгановых: „Иди с миром очистить землю Сибирскую и выгнать безбожного султана Кучума”, Ермак с обетом доблести и целомудрия, при звуке воинских труб 1 сентября 1581 года отплыл на Чусовую к горам Уральским на подвиг славы без всякого содействия, даже без ведома государя. В этой летописи, цитируемой Карамзиным, в ходе событий, характере деятельности и обрисовке нравственных качеств Ермака и его товарищей есть много правды, но нельзя не заметить там, где летопись касается Строгоновых, большой пристрастности. Это так естественно.
Летопись писалась самими Строгоновыми, которые, пораженные колоссальными успехами Ермака и желая угодить Грозному царю, наложившему на них за этот поход, как мы увидим ниже, опалу, по наветам пермского воеводы Перепелицына, а также желая получить от него еще больших льгот, приписывали всю инициативу похода и государственную заслугу Ермака только себе, своему уму, своей дальновидности и административной деятельности по устройству восточного края России. Они не обманулись. Представив в таком виде поход Ермака царю Иоанну, Строгоновы за их службу и радение были пожалованы: Семен Строгонов — двумя местечками Большею и Малою Солью на Волге, а Максим и Никита — правом торговать во всех своих городках беспошлинно.
После ухода Ермака за Уральский хребет, пелымский князь с вогуличами, остяками и татарами напал на берега Камы, выжег и истребил все селения близ Чердыни, Усолья и новых крепостей Строгоновых, в том краю построенных. Пермский воевода донес о том Иоанну Грозному, обвиняя Строгоновых в бездеятельности. Разгневанный царь в грамоте своей от 16 ноября 1582 года на имя Максима и Никиты Строгоновых писал так: „...послали вы из острогов своих волжских атаманов и казаков, Ермака с товарищи, воевати Вотяки и Вогуличи, и Пелымския и Сибирския места, сентября в 1 день (1581 г.), а в тот же день собрался пелымский князь с сибирскими людьми и с Вогуличи, приходил войной на наши Пермские места и к городу Чердыни, к острогу приступал и наших людей побили и многие убытки нашим людям починили.
И то сделалось вашей изменой: вы Вогулич, и Вотяков и Пелымцев от нашего жалованья отвели и их задирали и войной на них приходили да тем задором с сибирским салтаном ссорили нас; и волжских атаманов, к себе призвав, наняли в свои остроги без нашего указу, а те атаманы и казаки преж того ссорили нас с ногайской ордой, послов ногайских на Волге на переволоке побивали... и им было вины свои покрыти тем, что было нашу Пермскую землю оберегать... и то все стало вашим воровством и изменой... не вышлите из острогов своих в Пермь волжских казаков, атамана Ермака Тимофеева с товарищи..., и нам в том на вас опала своя положена большая...”
Помимо Строгоновской, все остальные летописи, а также комментаторы на них Фишер и Миллер, положительно отвергают инициативу Строгоновых в покорении Сибири. По этим источникам, Ермак с товарищами в 1579 году вошел в Каму и достиг Вычегды, где жили богатые солевары Строгоновы; те, устрашенные таким неожиданным появлением грозной казацкой рати и боясь их своевольства, дружески приняли их и, снабдив всем необходимым, оружием, припасами и проводниками, постарались поскорей выпроводить вверх по Чусовой к Уральскому хребту.
Этот первый поход был неудачен, так как данные Строгоновыми проводники завели их из Чусовой в Сильву, откуда никакой дороги в Сибирь не было. Наступившая зима принудила казаков остановиться и приступить к постройки временного укрепления, а также и часовни во имя святителя Николая. Соблюдая в войске строгую дисциплину, Ермак в то же время строго следил за нравственностью казаков и преступивших заповеди Божие сажал на три дня в оковы или на некоторое время в воду. Ослушником и пойманных беглецов казнил, по древнему казачьему обычаю: сажал в мешок (куль) и, насыпав туда песку или камней, бросал в воду.
Возвратившись весною назад, Ермак потребовал от Строгоновых съестных припасов и все необходимое для похода, обязавшись вознаградить их за все издержки в случае возвращения и благоприятного окончания похода; потом, взяв новых проводников, с пятью тысячами казаков (по Фишеру) поплыл вверх по Чусовой; это выступление Ермака во второй поход в далекую Сибирь и было описано с такою торжественностью в летописи Строгоновых. Путь Ермака лежал вверх по Чусовой, потом волоком, т.е. сухим путем, до р. Тагила, впадающую в р. Туру, а эта — в Тобол, а Тобол — в Иртыш.
На всем этом пути Ермаку приходилось беспрестанно сражаться с дикими полчищами вогулов и татар, бывших под предводительством татарского мурзы Епанчи. Помимо этого, казакам на каждом шагу приходилось преодолевать неимоверные природные препятствия, непроходимые леса, скалистые горы и проч.; так, например, при движении по р. Серебрянке, притоке Чусовой, суда по мелководью не могли двигаться и постоянно садились на мель; казаки делали запруды из парусов и поднимали воду.
После многих битв и неимоверных трудностей похода на весну 1582 года у Ермака осталось не более 1000 человек. Но, несмотря на свою малочисленность, Ермак шел вперед, поражая врага на каждом шагу. Главное преимущество его заключалось в огнестрельном оружии, пушках и пищалях, которых у татар совсем не было, а также беззаветной храбрости его сподвижников.
Каждый богатырь его шел на толпу неприятелей, смертоносною пулею поражал одного, а страшным звуком пищали разгонял двадцать и тридцать. Так, в первой битве на берегу Тобола, в урочище Бабасане, Ермак, стоя в окопах, несколькими залпами остановил десятки тысяч нападавших всадников Маметкула, племянника сибирского хана Кучума, а потом сам ударил на них и, довершив победу, открыл себе путь к устью Тобола.
На правой стороне Тобола, в 16 верстах от впадения его в Иртыш, есть небольшое озеро, на берегу которого жил богатый татарин Карача. Услышав о том, Ермак вышел на берег, взял то место и нашел там много золота, серебра и жемчугу, большие запасы хлеба, скота и меду. Казаки простояли тут около шести недель, ничего не предпринимая. Татары их также не беспокоили. Но Ермак не бездействовал, не проводил время в праздности, а зорко следил за татарами и в то же время, в виду наступления Успенского поста, велел казакам поститься и молиться 40 дней, дабы, по словам летописца, Господь Бог помог ему овладеть басурманским царством. После нескольких битв Ермак вышел в Иртыш.
На берегу этой реки снова произошла жаркая и упорная битва с татарами, стоившая казакам многих жизней и доказавшая, что независимость отечества мила и варварам; уступая Ермаку в этот вечер победу, татары готовились на утро к новому кровопролитию, не теряя надежды поразить и уничтожить горсть дерзких храбрецов. Хан Кучум вышел из укреплений и стал на Чувашьей горе; племянник его, храбрый Маметкул, расположился в засеке на берегу Иртыша, преграждая путь к столице Сибирского царства; казаки же, заняв с вечера городок Атик, расположенный на высоком мысу берега Иртыша, не смыкали глаз всю ночь, опасаясь нападения.
После всех сражений у Ермака осталось около 500 человек; кроме убитых и раненых, многие из участников похода от многих лишений потеряли силу и бодрость. Видя такое малолюдство, одни приходили в страх и требовали возвращения в Россию, говоря, что, сражаясь один против двадцати, они все погибнут. В эту ночь Ермак собрал в своей палатке военный совет из атаманов, есаулов и старых опытных казаков и предложил им, как быть. Больные и слабые говорили: „мы удовлетворили мести, время итти назад. Всякая новая битва для нас опасна, ибо скоро некому будет побеждать”. Храбрые атаманы говорили: „ где бы ни умирать – все равно. Хуже, если будем чинить своеволия на Волге и убивать своих же братьев христиан или получать от них же самих смерть. Здесь же мы имеем перед собою неверных и если погибнем, то жребий наш лучше будет того, какой мы должны ожидать в России”.
Ермак, выслушав мнение сподвижников, обратился к ним с краткою, но теплою речью: „Братцы, куда нам бежать? время уже осеннее, на реках замерзает лед. На возвратном пути мы можем замерзнуть в снегах. Будем лучше надеяться на Бога. Победа дается не от множества воинов, но от Бога. Он и беспомощным может помочь. Умрем же, если суждено, но за то и по смерти нашей память об нас не оскудеет и слава наша вечна будет. Умрем же доброю славою! Бог дает победу кому хочет: нередко слабым мимо сильных, да светится имя Его”. Дружина сказала „аминь” и с первыми лучами солнца 23 октября устремилась на врагов и на голову разбила многочисленные войска Кучума в виду столицы его Искера.
Победа эта была куплена смертью 107 человек, но за то утверждала господство казаков от Уральских гор до реки Оби и Тобола. Маметкул был ранен и скоро попал в плен к казакам, а Кучум убежал в степи. Столица Сибирского царства была занята Ермаком без боя. После описанной победы, все подвластные Кучуму народы покорились Ермаку добровольно и были им обложены легкой данью, состоящею из мехов, съестных припасов и разных произведений этой страны. Покорив Сибирь, Ермак приступил к устройству края и при этом проявил большие администраторские способности: наказывая изменников и непокорных, к мирному населению он относился с большим милосердием и справедливостью, старался развить местную торговлю и промышленность, укрепить города и села и завести сношения с средне-азиатскими народами, Бухарой, Хивой и другими.
Покоряя Сибирь, Ермак действовал на свой риск и страх. Во всех летописях, кроме Строгоновской, ни слова не говорится, чтобы Ермак действовал именем царя и требовал дани для России. Он шел не для завоеваний и приобретения новых земель, а на борьбу с неверными, исконными врагами христианской веры; на борьбу, составлявшую удел казачества и воспитавшую в нем в течение веков неукротимый воинственный дух, жажду деятельности, стремление вперед, к чему-то далекому, неизвестному. Сибирь, как страна, ему была не нужна, при том он и не мог удержать ее в своих руках по своей малочисленности.
Хотя много писалось в нашей литературе о том, что Ермак, как завоеватель, думал даже сделаться носителем сибирской короны и властвовать неограниченно в восточных землях, но подобные измышления имеют, быть может, значение для художественного творчества, но не для исторической правды. Некоторые же беллетристы и драматурги в своих произведениях, приводя родословие Ермака, выставляют его человеком даже семейным, имеющим детей и проч., но эти сказания для истории не имеют никакого значения. Ермак шел на борьбу с неверными и достиг своей цели, разгромив царство Кучума.
Ему оставалось только удержать в своих руках то, что им и его сподвижниками было приобретено кровью, а что делать дальше, он скоро решил: созвал круг, и на нем решили „бить челом царством Сибирским единоверному им русскому царю Иоанну Васильевичу” и с этою целью „послать к царю атамана Ивана Кольцо с несколькими казаками и дарами и просить соблаговолить прислать в Сибирь мужа, который принял бы правление над покоренными народами и защитил бы земли от вражеских нападений; также просить, чтобы царь принял на свою службу многих татар, которые добровольно пожелают, и разрешил им нести службу, как и казаки, и простить им, казакам, все обиды, которые они раньше причинили Российской державе”. Тут же решили, для большего уважения своей просьбы, послать царю собранные до того сокровища, состоящие в разной мягкой рухляди и дорогих мехов: 60 сороков соболей (2400), 20 черных лисиц и 20 бобров. Кольцо выехал из Сибири 22 декабря 1581 г.
Известно как был обрадован Грозный царь этим известием: опальный атаман был допущен к руке царя, слушал от него похвалу и имя доброго витязя. Опала сменилась великой милостью. Царь велел в соборной церкви служить благодарственные молебны и раздать многою милостыню нищим. Щедро наградив казаков и простив им все вины, Иоанн послал Ермаку два богатые панцири, серебряный ковш, шубу с своего плеча и кусок сукна, и грамоту, в которой величал его князем Сибирским.
Кроме того, для усиления Ермака, в Сибирь был послан отряд стрельцов с воеводой Болховским; однако же главное управление краем оставил в руках Ермака, пока им будет избран способный управитель вновь завоеванной страны. Около двух лет казаки господствовали в Сибири и успели завести торговые сношения с самыми отдаленными азиатскими странами. Бухарские караваны приходили к ним с восточными товарами через степи киргиз-кайсаков, и вскоре столица Сибири превратилась в оживленный ярмарочный торг.
Ожидая однажды бухарских купцов и прослышав, что их задерживает блуждающий по степи Кучум, пылкий Ермак с 50 казаками двинулся вверх по Иртышу, но, проискавши целый день, нигде не открыли никаких следов неприятеля. На возвратном пути казаки на одном из островов Иртыша расположились ночевать в шатрах, оставив лодки у берега близ Вагайского устья, где река, делясь на-двое, делает кривую излучину.
Хотя Ермак и знал о близости врага, но как бы утомленный своей бурной жизнью, погрузился в глубокий сон с своими удалыми витязями, не поставив никакой стражи и не приняв никаких мер к предупреждению на случай внезапного нападения. Лил сильный дождь, шумел ветер, ревела река. Казаки спали непробудным сном. Но бодрствовал неприятель: его лазутчики уже высмотрели стан Ермака и отыскали брод, видели сонных казаков и взяли у них три пищали с ладунками и представили своему царю.
Заиграло Кучумово сердце, говорит Карамзин со слов летописца: обрадовался он возможности отомстить грозному завоевателю и, тихо пробравшись на остров, напал на спящих казаков и всех перерезал, кроме двух: один бежал в Искер, другой, сам Ермак, пробужденный звуком мечей и стоном умирающих, воспрянул... увидел гибель, взмахом сабли отразил убийц, кинулся в бурный Иртыш и, не доплыв до своих лодок, утонул, отягченный железною броней, данною ему царем Иоанном... Конец горький для завоевателя, говорит Карамзин, ибо лишаясь жизни, он мог думать, что лишится и славы. Нет, волны Иртыша не поглотили ее. Россия, история, сыны Тихого Дона и церковь гласят Ермаку вечную память. Предположительно утонул в близи города Ермак (теперь Аксу) Павлодарской области.
Смерть Ермака последовала в ночь с 5 на 6 августа, под праздник Преображения Господня, 1584 года. Вскоре после этого в Сибирь были присланы новые царские войска, учреждено особое воеводство, основан близ древнего Искера город Тобольск, а в 1621 году учреждена и митрополия. Оставшиеся в живых сподвижники Ермака двинулись далее на восток, открывая и приобретая новые земли. Из них, прославившие имя казаков на востоке, известны: Перфирьев, Бекетов, Буза, Корытов, Копылов, Стадухин, Нагиба, Хабаров, Степанов и др.
По повелению Императора Николая І в 1838 г. в Тобольске воздвигнут атаману Ермаку великолепный мраморный памятник, в виде пирамиды, с надписью: Покорителю Сибири Ермаку. В настоящем же 1904 г. на добровольные пожертвования донцов открыт памятник Ермаку в городе Новочеркасске на Соборной площади. Памятник изображает фигуру Ермака в шлеме и панцире, стоящую на гранитной скале. В левой руке он держит большое русское знамя, а в правой — корону Сибирского царства. На памятнике надпись: Ермаку Донцы.
3) Смерть Ермака (Стихотворение К.Ф.Рылеева)
Ревела буря, дождь шумел;
Во мраке молния блистала;
Бесперерывно гром гремел,
И ветры в дебрях бушевали...
Ко славе страстию дыша,
В стране суровой и угрюмой,
На диком бреге Иртыша
Сидел Ермак, объятый думой.
Товарищи его трудов,
Побед и громозвучной славы
Среди раскинутых шатров
Беспечно спали близ дубравы.
„О, спите, спите”, мнил герой:
„Друзья, под бурею ревущей!
С рассветом глас раздастся мой,
На славу иль на смерть зовущий.
Вам нужен отдых: сладкий сон
И в бурю храбрых успокоит;
В мечтах напомнит славу он
И силы ратников удвоит.
Кто жизни не щадил своей,
Опасность в сечах презирая,
Тот думать будет ли о ней,
За Русь святую погибая,
Своей и вражьей кровью смыв
Все прегрешенья буйной жизни
И за победы заслужив
Благословения отчизны?
Нам смерть не может быть страшна;
Свое мы дело совершили:
Сибирь царю покорена,
И мы — не праздно в мире жили!»
Но роковой его удел
Уже сидел с героем рядом
И с сожалением глядел
На жертву любопытным взглядом.
Ревела буря, дождь шумел;
Во мраке молния блистала;
Бесперерывно гром гремел,
И ветры в дебрях бушевали.
Иртыш кипел в крутых брегах;
Вздымалися седые волны
И рассыпались с ревом в прах,
Бия о брег казачьи чолны...
С вождем покой в объятьях сна
Дружина храбрая вкушала;
С Кучумом буря лишь одна
На их погибель не дремала.
Страшась вступить с героем в бой,
Кучум к шатрам, как тат презренный,
Прокрался тайною тропой,
Татар толпами окруженный.
Мечи сверкнули в их руках
— И окровавилась долина,
И пала грозная в боях,
Не обнажив мечей, дружина...
Ермак воспрянул ото сна,
И гибель зря, стремится в волны;
Душа отвагою полна;
Но далеко от брега чолны!
Иртыш волнуется сильней...
Ермак все силы напрягает
— И мощною рукой своей
Валы седые рассекает.
Плывет... уж близко челнока:
Но сила року уступила,
И, закипев страшней, река
Героя с шумом поглотила.
Лишивши сил богатыря
Бороться с ярою волною,
Тяжелый панцирь — дар царя
— Стал гибели его виною.
Ревела буря...
Вдруг луной Иртыш на миг осеребрился,
И труп, извергнутый волной,
В стальной кольчуге озарился.
Носились тучи, дождь шумел,
Во мраке молния блистала,
И гром вдали еще гремел,
Но Ермака уже не стало.
Источник: Е.П.Савельев с сайта http://pohodd.ru/ Фото интернет.
