Преподобный оптинский старец Варсонофий о церковных песнопениях
Тоска о потерянном блаженстве сквозит в произведениях великих писателей и художников, но нигде эта скорбь, растворенная, впрочем, утешением, не выражается так сильно, как в наших церковных песнопениях и молитвах. В них слышится то рыдание о потерянном рае, то глубокое сокрушение о грехах, то радостная и победоносная песнь о нашем Искупителе. Взять хотя бы Пасхальный канон, как он величествен и сладостен, как умиляет и утешает душу, еще не потерявшую вкус к духовному.
Ныне вся исполнишася Света,
небо же и земля и преисподняя,
да празднует убо вся тварь
востание Христово,
в немже утверждается.
Пение древнее и партесное. Теперь даже в церковь проникают театральные напевы и мелодии, вытесняя старинное пение, а между тем это последнее часто бывает высоко художественным, но его не понимают.
Как-то я был у обедни в одном монастыре и в первый раз слушал там так называемое столбовое пение. Херувимская, Милость Мира и др. произвели на меня сильное впечатление. Народу было мало, я стоял в уголке и плакал, как ребенок. После обедни я зашел к Игумену и рассказал ему о своем впечатлении.
— А вы, верно, никогда не слышали столбового пения? – спросил меня Игумен.
— Нет, – отвечаю, – даже названия не знал.
— А что такое столбовой дворянин?
— Ну, это значит имеющий древний род.
— Так и столбовое пение – это древнее пение, мы заимствовали его от отцов, а те – от греков. Теперь оно редко где встречается, забывают его, много появилось новых напевов – Алябьева, Львова и других. Правда, и из новых есть необычайно талантливые: Турчанинов, например. Его напевы известны не только в России, но и за границей, даже в Америке, и то оценили его по достоинству.
Недавно регент спрашивает меня:
— Благословите запричастный спеть "Воскресения день".
— Бог благословит, – отвечаю, – это и нужно.
— Только новым напевом.
— Каким же? Пропойте хотя бы на один голос. – Он пропел.
— Ну, – говорю, – такой напев может вызвать только слезы уныния, а совсем не радостное настроение. Нет, уж пойте по-старинному. – Так и спели.
Напев Пасхального канона составлен Иоанном Дамаскиным, и так дивно, величественно составлен, он возвышает душу и исполняет духовной радости, по мере восприимчивости каждого.
Нынче в церкви поются дивные песнопения:
Христос раждается, славите,
Христос с небес срящите,
Христос на земли возноситеся,
Пойте Господеви вся земля,
И веселием воспойте, людие,
Яко прославися.
Что означают эти слова?
"Христос раждается, славите" – не языком или легкими, но прославлять Христа нужно своею жизнью.
"Христос с небес срящите", т.е. встречайте Его верою и добрыми делами, неразрывно связанными с верою: «вера, аще дел не имать, мертва есть о себе» (Иак. 2, 17).
"Христос на земли – возноситеся" – это не то, чтобы возноситься над другими, гордиться; нет, это означает, что необходимо отрывать свое сердце от всего земного, суетного, тленного.
Нотами поющий связывается по рукам и ногам. Нет свободного творчества, чувства. Как только появляются на сцену «картессы-паспартесы» – все пропало. Мне говорил преосвящ. Никон (бывший у нас), что он не любит нотного пения и не позволяет петь по нотам у себя, разве только сочинения Львова и Турчанинова.
На молитве необходимо вникать в смысл песнопений . Слова церковных песнопений, тропарей, канонов могут наполнить душу блаженством, не совсем еще погрязшую в житейском море. Но чтобы пение церковное производило должное впечатление, необходимо вникать в смысл этих песен, и тогда не оторвешься от них, а если многие бесчувственно стоят в церкви, позевывают, и только ждут, когда окончится служба, то это потому что не понимают они смысла церковных песнопений. Особенно трогают душу старинные церковные напевы. У нас в монастыре, конечно, этого нет. Поют пять-шесть иноков, как им Бог на душу положит, уж простите, чем богаты, тем и рады. А есть храмы с очень хорошими певцами. Но для спасения жизни нужно петь Господу не голосом, а самой жизнью своей.
В Св. Писании жизнь во Христе называется пением. "Крепость моя и пение мое Господь и бысть ми во спасение" (Пс. 117, 14), "Воспою Господеви в животе моем" (Пс. 103, 34; 145, 2).
Под день памяти свт. Петра пошел к всенощной в храм Христа Спасителя. В церкви царил полумрак, особенно в куполе. Пение мне не понравилось, я начал чувствовать усталость, нетерпение и решил уйти в другую церковь, поискать хороших певчих. Рядом со мной стоял какой-то господин.
— Скажите, пожалуйста, есть ли у вас в Москве храм с хорошими певчими? – спросил я его.
— Да ведь и здесь прекрасный хор.
— Но мне совсем не нравится.
— А это потому что нет самого регента. Он, вероятно, скоро придет. Потерпите.
Я подумал: собираюсь идти в монастырь, надо привыкать к терпению. И остался. В это время запели ирмос: "Христос раждается, славите". Я вдруг почувствовал, что это относится именно ко мне, как и дальнейшие слова: "вознесый рог наш"... Но что же это такое? Пение совершенно изменилось: оказалось, пришел регент. В невыразимом духовном восторге, которого никогда не испытывал раньше, достоял я всенощную. Насколько первая ее половина была томительна, настолько вторая – торжественна и радостна. На другой день отправился к обедне, не знаю, в какой храм, и когда вошел туда, священник, держа Чашу, возгласил: "Всегда, ныне и присно, и во веки веков". Хор запел: "Да исполнятся уста наша хваления Твоего, Господи...". К празднику я был в монастыре. Уже впоследствии я понял значение того, что раньше казалось мне простой случайностью. Всенощная в Москве была изображением моей жизни, сначала печальной и тяжелой, затем радостной о Христе.
