«Гордость приводит к потере веры в Бога»
Беседа первая
В последний раз мы говорили о том, что нашу веру возрождает и укрепляет смирение, и теперь следовало бы поговорить о смирении. Но здесь есть величайшая трудность: мы вовсе не имеем смирения в своем опыте, а, как говорит Иоанн Лествичник, «кто думает одним сказанием своим просветить и научить не вкусивших сего самым делом, тот делает нечто подобное человеку, вознамерившемуся словами и примерами дать понятие о сладости меда тем, которые никогда его не вкушали». «Никакое слово не может изъяснить его качество. Одну надпись имеет сие сокровище, надпись непостижимую, как свыше происходящую; и те, которые стараются истолковать ее словами, принимают на себя труд великого и бесконечного испытания. Надпись эта такова: святое смирение».
Нам трудно, почти невозможно говорить о смирении, поэтому я хочу сегодня говорить о том, что дано нам в опыте, – о гордости. «Гордость есть отвержение Бога, бесовское изобретение», – говорит Иоанн Лествичник.
Начало гордости – корень тщеславия; средина – уничижение ближнего, бесстыдное проповедание своих трудов, самохвальство в сердце, ненависть обличения; а конец – отвержение Божией помощи, упование на свое тщание, бесовский нрав.
Таким образом, гордость в итоге приводит к потере веры в Бога. Когда тщеславие в нас разовьется настолько, что мы становимся его рабами, мы вступаем в середину гордости. Такой человек может еще молиться, как и видим мы на примере фарисея, в молитве которого есть и уничижение ближнего, и бесстыдное проповедание своих трудов: «Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь» (Лк.18:11). Такой человек еще молится Богу, не понимая, что он уже на границе неверия и отгнания помощи Божией, а между тем последнее вместе с упованием на свое тщание есть уже конец гордости — «бесовское изобретение».
Если обратимся к авве Дорофею, то у него увидим разграничение степеней гордости на первую и вторую, которые соответствуют середине и концу ее по Иоанну Лествичнику. Авва Дорофей пишет:
Первая гордость есть та, когда кто укоряет брата, когда осуждает и бесчестит его как ничего не значащего, а себя считает выше его; таковой, если не опомнится вскоре и не постарается исправиться, то мало-помалу приходит и во вторую гордость, так что возгордится и против Самого Бога, и подвиги и добродетели свои приписывает себе, а не Богу, как будто сам собою совершил их, своим разумом и тщанием, а не помощию Божиею.5
Дальше авва Дорофей показывает жалкое состояние одного брата, который последовал первой гордости, и на этом примере описывает переход первой гордости во вторую.
Поистине, братия мои, знаю я одного, пришедшего некогда в сие жалкое состояние. Сначала, если кто из братий говорил ему что-либо, он уничижал каждого и возражал: «Что значит такой-то? Нет никого (достойного), кроме Зосимы и подобного ему». Потом начал и сих осуждать и говорить: «Нет никого (достойного), кроме Макария». Спустя немного начал говорить: «Что такое Макарий? Нет никого (достойного), кроме Василия и Григория». Но скоро начал осуждать и сих, говоря: «Что такое Василий? И что такое Григорий? Нет никого (достойного), кроме Петра и Павла». Я говорю ему: «Поистине, брат, ты скоро и их станешь уничижать». И поверьте мне, чрез несколько времени он начал говорить: «Что такое Петр? И что такое Павел? Никто ничего не значит, кроме Святой Троицы». Наконец, возгордился он и против Самого Бога и таким образом лишился ума. Посему-то должны мы, братия мои, подвизаться всеми силами нашими против первой гордости, дабы мало-помалу не впасть и во вторую, т.е. совершенную, гордыню.6
Для тех, кто желает бороться с гордостью, надо остановиться на начале гордости – тщеславии. Каково же отношение между гордостью и тщеславием? По Иоанну Лествичнику, «между сими страстями такое же различие, какое между отроком и мужем, между пшеницею и хлебом; ибо тщеславие есть начало, а гордость конец», а в другом месте называет тщеславие «предтечею гордости».
Что такое тщеславие по своему качеству? По своему виду оно есть «изменение естества», т.е. того, что вложено в нас Богом.
По качеству же оно есть расточение трудов, потеря потов, похититель душевного сокровища, исчадие неверия, предтеча гордости, потопление в пристани, муравей на гумне, который, хотя и мал, однако расхищает всякий труд и плод. Муравей ждет собрания пшеницы, а тщеславие собрания богатства: ибо тот радуется, что будет красть; а сие, что будет расточать.
Всякий, кто трудится для Бога и при этом тщеславится, напрасно трудится, напрасно тратит поты, ибо у него есть похититель этого духовного сокровища, имея которого, можно потонуть – потонуть не в открытом море, а уже находясь у пристани. Как говорят святые отцы, «тщеславный человек есть идолопоклонник, хотя и называется верующим. Он думает, что почитает Бога; но на самом деле угождает не Богу, а людям»10. «Пост тщеславного остается без награды, и молитва его бесплодна, ибо он и то и другое делает для похвалы человеческой. Тщеславный подвижник сам себе причиняет двойной вред: первый, что изнуряет тело, а второй, что не получает за это награды».
Нам важно знать, каким образом можем мы определить в себе тщеславие, каков его основной признак. Тщеславие можно узнать в себе «тогда, когда и малое что-либо делаешь для того, чтобы видели тебя люди», или, «когда человек, не видя при себе никого, кто бы его хвалил, обнаруживает тщеславные поступки».
Каково же состояние тщеславного? Тщеславие владеет нами, когда мы не противимся ему. Оно сопровождает нас во всякой нашей добродетели.
Всем без различия сияет солнце; а тщеславие радуется о всех добродетелях. Например: тщеславлюсь, когда пощусь; но когда разрешаю пост, чтобы скрыть от людей свое воздержание, опять тщеславлюсь, считая себя мудрым. Побеждаюсь тщеславием, одевшись в хорошие одежды; но и в худые одеваясь, также тщеславлюсь. Стану говорить, побеждаюсь тщеславием; замолчу, и опять им же победился. Как ни брось сей троерожник, все один рог станет вверх.
Нам надо бороться с тщеславием, надо противопоставить ему что-то, от чего оно исчезло бы. Тщеславие – крайне опасная для нас страсть. Не будь у нас тщеславия, мы, возможно, многого не стали бы делать, а ради тщеславия побеждаем всякую другую страсть. Так, «тщеславие делает гневливых кроткими перед людьми», и они сдерживаются не потому, что так велел Господь, не потому, что говорят себе: «В брате моем образ Божий, который нельзя уничижать», а потому что боятся: «Обо мне могут плохо подумать».
Вот что рассказывает Иоанн Лествичник:
Однажды я, сидя в келье, впал в такое разленение, что думал почти ее оставить. Но пришли некоторые странники и наговорили мне, как безмолвнику, много похвал; и помысл разленения тотчас оставил меня, будучи прогнан тщеславием... Я удивился, как трерожный бес тщеславия сопротивляется всем духам.
Этим Иоанн Лествичник указывает, что нет такой страсти, которую не могло бы побороть тщеславие. Мы обычно думаем, что это победа, а на самом деле это поражение, так как здесь слабейшая страсть подчиняется более сильной, а не искореняется вовсе покаянием и страхом Божиим. Тщеславие только на время отгоняет другую страсть, скрывает ее от нас и тем самым не позволяет бороться с нею.
Когда мы говорим о тщеславии, нам необходимо отметить те пути, по которым оно в нас развивается. Один из этих путей – многоглаголание. «Многоглаголание есть седалище, на котором тщеславие любит являться и торжественно себя выставлять». Впадая в многоглаголание, мы развиваем в себе тщеславие. Кроме того, важно не только то, что много говорю я, но и то, что, если много говорят мне, а в особенности, если хвалят меня, это также развивает тщеславие. Упраздняется же тщеславие молчанием: «Молчание Иисусово постыдило Пилата; и безмолвие уст благочестивого мужа упраздняет тщеславие».
Как мы видим, борьбу с гордостью надо начинать с борьбы с тщеславием. В этом нам помогает еще одно очень действенное средство – и его дает Господь — это бесчестие, которое является хорошим лекарством для тщеславного. «Часто Господь исцеляет тщеславных от тщеславия приключающимся бесчестием».
Можно говорить об этапах истребления тщеславия. «Начало к истреблению тщеславия есть хранение уст и любление бесчестия; средина же – отсечение всех помышляемых ухищрений тщеславия; а конец (если только есть конец в этой бездне) состоит в том, чтобы стараться делать пред людьми то, что нас уничижает, и не чувствовать при оном никакой скорби».
Начало есть «хранение уст и любление бесчестия». Это значит, что мне надо постараться заградить свои уста и понять – настолько, насколько могу, – что бесчестие для меня полезно. Я должен сам себя смирять изнутри, говоря: «Я тщеславен, так мне и надо». Тщеславные мысли сопровождают нас во всем и мешают во всяком делании, но мы не можем начать прямо с ними борьбу. Всякая борьба со страстями начинается не с помыслов, а с действий: сначала я должен научиться хранить уста и любить бесчестие и только тогда могу перейти к средней стадии истребления тщеславия – хранению помыслов, отсечению их. Каков же конец этого делания? Он состоит в том, чтобы делать пред людьми то, что нас уничижает, и не чувствовать при этом никакой скорби. Это уже совсем далеко от нашего устроения, это венец достижения. Его мы видим у юродивых. «Если предел, свойство и образ крайней гордости состоит в том, что человек ради славы лицемерно показывает добродетели, каких в нем нет, то глубочайшего смиренномудрия признак когда человек ради уничижения в некоторых случаях принимает на себя такие вины, каких и нет в нем. Так поступил тот духовный отец (авва Симон. – О.С.), который взял в руки хлеб и сыр; так поступил и тот делатель чистоты, который снял с себя одежду и прошел город бесстрастно (преподобный Серапион Синдонит. – О.С.)».
Если предел тщеславия есть, когда мы даже наедине любуемся собою (скажем, оратор, который становится в позу, думая о речи, которую он произнесет, или художник, который мечтает о том, какую напишет картину – «вот и вот что сделано», и уже думает, что он что-то сделал, или женщина перед зеркалом, любующаяся собой, хотя ее никто и не видит), то «признак совершенного нетщеславия есть, чтобы и при посещениях других никогда не окрадываться тщеславною мыслью. Если знак погибели, т.е. гордости, есть, когда кто возносится и малыми и незначительными делами, то спасительный признак смирения есть смиренно думать о себе и при великих начинаниях и совершенствах».
Святые отцы приводят и другие виды гордости. Авва Дорофей говорит:
Гордость же бывает мирская и монашеская: мирская гордость есть та, когда кто гордится пред братом своим, что он богаче или красивее его, или что носит лучшую, нежели тот, одежду, или что он благороднее его. Итак, когда мы видим, что тщеславимся сими (преимуществами), или тем, что монастырь наш больше или богаче (других), или что в нем много братии, то мы должны знать, что находимся еще в мирской гордости. Случается также, что тщеславятся какими-либо природными дарованиями: иной, например, тщеславится тем, что у него хорош голос, и что он хорошо поет, или что он скромен, усердно работает и добросовестен в служении. Сии преимущества лучше первых, однако и это мирская гордость. Монашеская же гордость есть та, когда кто тщеславится, что он упражняется во бдении, в посте, что он благоговеен, хорошо живет и тщателен. Случается также, что иной и смиряется для славы. Все сие относится к монашеской гордости.
Хотя всякая гордость и должна быть в нас истреблена, мы находимся в таком устроении, что не можем вовсе не испытывать чувства гордости, а если так, то, как говорят святые отцы, лучше гордиться духовными дарованиями, а не чем-либо мирским:
Можно нам вовсе не гордиться; если же кто сего совсем избежать не может, то хоть бы гордился преимуществом монашеских дел, а не чем-либо мирским.
Кто возносится естественными дарованиями, т.е. остроумием, понятливостью, искусством в чтении и произношении, быстротою разума и другими способностями, без труда нами полученными, тот никогда не получит вышеестественных благ; ибо неверный в малом – и во многом неверен и тщеславен.
Где уж нам бороться с духовной гордостью, когда нам и гордиться-то совсем нечем. Тщеславие же мирское надо останавливать и помнить, что тот, кто впал в рабство мирской гордости, не может надеяться на преуспеяние. И вообще, тщеславиться мы не можем ничем, потому что все это не наше, ибо всё – дар Божий и я сам создан Богом.
Стыдно тщеславиться чужими украшениями, и крайнее безумие – гордиться Божиими дарованиями... Какие ты исправлял добродетели без помощи ума, те только и твои; потому что Бог даровал тебе и самый ум. Какие подвиги показал ты без тела, те только и относи к твоему тщанию; ибо и тело не твое, а творение Божие.
Мы путаем все эти состояния, и нам надо начать с искоренения в себе тщеславия, ведь дело может кончиться отвержением помощи Божией, что мир теперь и делает. Все ступени гордости связаны между собой. Если усвоить, что гордость уничтожает плоды всякого нашего доброго дела, что она есть «потопление в пристани», что многие тщеславные подвижники только вред себе двойной приносили, а Иоанн Лествичник даже говорит, что «гордый монах не имеет нужды в бесе; он сам сделался для себя бесом и супостатом», если серьезно это воспринять, тогда понятно станет то, что было сказано в начале: «Начало гордости – корень тщеславия; средина – уничижение ближнего, бесстыдное проповедание своих трудов, самохвальство в сердце, ненависть обличения; а конец – отвержение Божией помощи, упование на свое тщание, бесовский нрав». Нам надо это всегда помнить, ибо мы склонны тщеславиться в каждом нашем поступке, тщеславимся всегда и во всем.
Давайте же бороться с тщеславием, давайте помнить, что с этой борьбы начинается смирение, та добродетель, которая нам вовсе не известна и которую даже Иоанн Лествичник не может определить: «Смиренномудрие есть безымянная благодать души, имя которой тем только известно, кои познали ее собственным опытом».
Никакое слово не может изъяснить его качество. Одну надпись имеет сие сокровище, надпись непостижимую, как свыше происходящую; и те, которые стараются истолковать ее словами, принимают на себя труд великого и бесконечного испытания. Надпись эта такова: святое смирение.
священномученик Сергий Мечев
Беседа "О гордости"
