Рожденный в святости: День памяти схиархимандрита Виталия (Сидоренко)
Пред нами тесный путь подвижника, кажущийся почти невероятным в наше время. Он доказывает, что христианство двадцать веков назад и сегодня остается тем же, ибо «Иисус Христос вчера, сегодня и во веки Тот же» (Евр. 13, 8). И в какие бы времена ни жили люди, истинное благочестие не блекнет в темноте общего беззакония. И это мы видим на примере тех светильников земли Русской, которых еще посылает мiру Господь для нашего спасения.
Отец Виталий (Сидоренко) родился в России XX века, в трагическое время гонений на Православную веру, подобное первым векам христианства. Но никогда и, ни в чем он не отступил, не предал заложенного в нем с детства Божественного дара веры и любви. Он претерпел гонения и в мнимо благополучную эпоху «мирного сосуществования» Церкви и государства, застал он и явные грозные признаки последних времен. Свою жизнь и служение старец посвятил тому, чтобы не только взрастить и уберечь вверенное ему стадо Христовых овечек среди апокалиптических реалий нашего века, но и соделать их достойными вечной жизни со Христом в веке будущем, явив тем высокий образец благодатного старчества, столь редкого в наше скудное время. И самой большой наградой для него могли бы стать слова Спасителя: «Тех, которых Ты дал Мне, Я сохранил, и никто из них не погиб...» (Ин. 17,12).
Детство
В 1928 году, в селе Екатериновка Краснодарского края, в маленьком чистом домике с мазаным глиняным полом родился младенец, которого нарекли Виталием. По одним сведениям это произошло 5 мая, в день памяти преподобного Виталия, монаха Александрийского. По другим — в день Святой Живоначальной Троицы, который праздновался в тот год 3 июня. Так или иначе, знаменательно, что младенец этот стал обителью Святого Духа от самого своего рождения.
В бедной крестьянской семье Николая и Александры Сидоренко это был второй ребенок после дочери Валентины. Когда мать носила его под сердцем, она молилась: «Гocподи, дай мне такое дитя, чтобы оно было угодно Тебе и людям». И увидела во сне два ярких солнца. Она удивилась: «Откуда два солнца?» Ей ответил голос: «Одно солнце в твоем чреве». Когда восьмидневного младенца крестили, он все время улыбался, а в купели встал на ножки.
На сороковой день, по благочестивому обычаю, Александра принесла своего сына в церковь, чтобы, как сказано в Евангелии на Сретение, «представить пред Господа» (Лк. 2, 22). Священник занес младенца в алтарь и, почувствовав особую благодать, исходившую от него, положил его у Престола Божия на горнем месте. Из алтаря он вынес младенца и вернул матери со словами: «Это дитя будет великим человеком». Дома мать неоднократно слышала чудное ангельское пение над колыбелью мальчика.
По многим признакам видно было, что этот необыкновенный ребенок родился в святости и избран Богом еще от чрева матери. За это и восстал на него враг рода человеческого с самого раннего детства, действуя через самых близких людей. Родные отца — сестры и бабушка — ненавидели ребенка и желали его смерти. Они не отпускали мать с поля покормить младенца; в течение целого дня мальчик мог пролежать голодным, мокрым. При этом он никогда не плакал, вызывая пущую злобу свекрови и невесток — они затыкали ему рот соломой, бросали о землю со словами: «Негодяй, ты еще и молчишь». В отсутствии мужа они обижали Александру, так что ей приходилось даже уходить к своим родителям. Когда муж возвращался, он забирал жену и очень жалел.
О своих родителях отец Виталий вспоминал всегда с большой любовью и нежностью. Отец его погиб на фронте в Великую Отечественную войну. «Если бы он не погиб, — говорил отец Виталий, — он был бы великим человеком. Он был очень добрым, умным, трудолюбивым, много помогал бедным и сиротам».
Слово «великий» здесь следует понимать в духовном смысле. Мать Виталия впоследствии говорила, что будь его отец жив, то подвизался бы вместе с сыном в горах Кавказа. Спустя много лет в письме он скажет: "Меня мама порола до крови - вот и помогла".
Мать свою отец Виталий всегда жалел за ее тяжелую жизнь, и, хотя она часто била его в детстве, никогда не обижался на нее, считая это необходимой жизненной закалкой.
Когда ему исполнилось восемь лет, он пошел в школу, как и все его сверстники. Учеба давалась ему легко. И хотя дома уроков он почти никогда не учил, успеваемость имел весьма хорошую, и учителя этому удивлялись. Как только он освоил грамоту и стал хорошо читать, его любимым чтением стало Евангелие. Божественное слово оказало на его чистую душу столь сильное воздействие, что он просто не мог не поделиться этим знанием с другими. Он постоянно носил Евангелие с собой и читал его всём — ребятам в школе, деревенским старушкам, приходя на их посиделки. Домой возвращался поздно, и мать наказывала его за эти «проповеди», — ведь в то безбожное время всякая «пропаганда религии» была далеко небезопасна и преследовалась. Мать пыталась прятать от него Евангелие, но где бы она его ни спрятала, Виталий все равно находил. Вообще, в домашних делах и трудах он был послушным ребенком, но в отношении прекращения «проповедей» — никак.
Позже Виталий стал просить людей давать ему читать «Жития Святых», а также другие духовные книги. Днем читать было некогда — читал по ночам, и мать стала его ругать (когда в преклонном возрасте мать смертельно заболела, отец Виталий постриг ее в монашество, а затем и в схиму с именем Андроника), что много фитилей и керосина сжигает. Тогда он стал украдкой читать на чердаке.
Виталий всегда тянулся душой к верующим людям, туда, где можно было услышать о Боге. Особенно же любил он церковные Богослужения и не пропускал ни одной службы в сельском храме.
В колхозе Виталий начал работать с девяти лет. И хотя он любил трудиться и все у него в руках спорилось, кормильцем семьи, к великому огорчению матери, он так и не стал.
Разговаривая как-то с одной женщиной-баптисткой, которая не признавала икон и называла их обыкновенными досками, Виталий уверял, что Господь может явить Свою любовь и к ней, заблуждающейся, если она будет иметь веру. Тогда она сказала, что уверует, только если увидит чудо. Виталий стал молиться вместе с ней пред образом Божией Матери — и икона вдруг засияла необыкновенным светом. Так по его детским молитвам баптистка уверовала в истину Православия.
Среди учеников и учителей своей школы Виталий без боязни продолжал свидетельствовать о Боге, искренне желая, чтобы все были просвещены светом Христовой веры. Молчать или тем более лукавить, скрывая свои убеждения, он не мог. В 7-м классе, когда его вызвали читать стихотворение Некрасова «Железная дорога», он прочитал так: «В мiре есть царь, этот царь безпощаден — Сталин».
Терпение учителей лопнуло. Зная, что никакие наказания на него не подействуют, они побоялись держать такого ученика в школе. Помимо презрительного ярлыка — «верующий», на него повесили еще один — «политический», и выгнали из школы.
Так для Виталия Сидоренко закончилось детство. Начинался новый этап его жизни, полный трудностей и лишений.
У старцев на послушании
Уже в юные годы Виталий иногда исчезал из дома. Как услышит, что кто-то собирается ехать на престольный праздник — и он с ними. Женщины его спросят: «А мама знает?» Он только отмахнется: «Да знает». Первый раз он ушел на престольный праздник Покрова Пресвятой Богородицы в окрестное селение. Мать его за это сильно била, но наказания не убавили его ревности к Дому Божию.
С 14 лет он взял на себя подвиг странничества. Часто ночлегом ему служили: стог сена в поле, заброшенный сарай, тамбур вагона. Уже тогда, в те сталинские годы, он испытал на себе, что значит встреча с блюстителями порядка. Его положение странника сильно осложнялось тем, что Виталий сознательно отказался иметь какие-либо документы, в 16 лет порвав свой паспорт. Он желал быть воином Царя Небесного, желал стать гражданином Неба, потому о земном гражданстве не хотел иметь попечения. Это действие — уничтожение паспорта — означало сознательное принятие скорбей, ибо он получил взамен «паспорт испытаний». Так поступали Христа ради юродивые, раздражавшие людей своим видом и поведением. Они постоянно несли скорби, но тем самым сохраняли драгоценнейший дар смирения, при котором действовали дарования Святого Духа — любовь, молитва, дар прозрения. Подобный жизненный путь избрал себе от юности и отец Виталия.
В 16 лет он подвизался в Таганроге, где в то время жил слепой старец отец Алексий, пострадавший от немцев во время войны. Не видя очами телесными, он получил от Бога дар видения духовного, и многое для него было открыто. Виталию он сказал: «Выбирай — или служить в армии, но потом уже таким не будешь, или странничать». Виталий свой выбор уже сделал. Предвидя будущее юноши, отец Алексий скрыл Виталия от матери, когда та приезжала в Таганрог разыскивать сына. Он благословил Виталия на монашеский подвиг и впоследствии говорил: «Я щенок против отца Виталия».
В 1948 году Виталий, желая послужить Господу в монастыре, поехал в Свято-Троице-Сергиеву Лавру, только что открывшуюся после войны. Там он трудился на восстановлении лаврских стен. Но его желание остаться в обители преподобного Сергия не исполнилось. По существующим законам он не мог быть принят в число насельников без документов, а тут еще по вражескому наущению один из братии оклеветал его в воровстве. Опытные лаврские монахи посоветовали ему поехать в Глинскую пустынь, известную своими старцами.
Этот монастырь, расположенный в глухих лесах Курской епархии, был основан в начале XVI века на месте явления Чудотворной иконы Рождества Пресвятой Богородицы. Первые годы были особенно трудными. Монастырь держался лишь благодаря добровольным пожертвованиям прихожан. Поступающие в монастырь также приносили, у кого что было: хлеб, продукты. Так привели три коровы, одну лошадь.
В монастыре не хватало одежды, обуви, — ходили в лаптях. По нескольку дней на трапезе вместо хлеба братия получала лишь вареную свеклу, а то и совсем голодала. Не было муки для просфор, вина для совершения Божественной Литургии. Но иноки того времени безропотно терпели эти лишения и благодарили Бога и Пречистую Его Матерь уже за саму возможность жить в святой обители.
Такой застал Глинскую пустынь молодой послушник Виталий Сидоренко в 1948 году. Но при всей внешней убогости и бедности этого монастыря в нем сохранилось его главное богатство, которым он был знаменит, — старческое любовное попечение о душах. В эти годы духовной жизнью обители руководили три замечательных старца, продолжатели традиций глинских подвижников. Это настоятель монастыря схиархимандрит Серафим (Амелин, 1874-1958), схиигумен Андроник (Лукаш, 1889-1974) и иеросхимонах Серафим (Романцов, 1885-1976).
Под руководством этих мудрых наставников стал проходить юный послушник Виталий науку постижения монашеской жизни. Его духовным отцом стал (и оставался до конца своей жизни) отец Серафим Романцов. Он был братским духовником, строгим и требовательным. В монастыре его называли «отец Серафим-столпник», так как он жил на втором этаже единственной уцелевшей башни. Все глинские старцы обладали благодатными духовными дарами. Первый и главный урок, который получил Виталий в Глинской пустыни — это всецелое послушание старцам до полного отсечения собственной воли.
В пустыни не было разделения на важную и неважную работу, почетную и низкую. Так, например, перебирать картофель шли и новоначальный послушник, и схиигумен. Брат Виталий проходил в монастыре самые разные послушания. Был сторожем, работал в трапезной. Одно время брат Виталий нес послушание за свечным ящиком. После службы он считал выручку и возвращался поздно. Чтобы не будить братию, он ложился спать у дверей братского корпуса прямо на улице.
Любое порученное ему послушание Виталий выполнял ревностно, памятуя слова преподобного Серафима Саровского о том, что «послушание превыше всего, превыше поста и молитвы, и не только не отказываться, но бежать на него надо!»
При этом он навыкал всякое дело совершать с молитвой, с памятью о Боге. Позднее в письме к своим духовным чадам он напишет: «В монастыре одни — повара, другие косари, третьи пастухи, четвертые огородники, пятые сторожа, шестые певчие, седьмые писари — и все получают спасение. Делайте — и Иисусову молитву творите; и будет двойное дело: и молитва, и труд — и тако всегда с Господем будете».
Господь вознаградил его усердное служение братии. Когда Виталий трудился в трапезной, он часто мысленно говорил: «Приимите, убогое служение мое» — и кланялся братии. А через некоторое время зажглась вдруг в его сердце непрестанная Иисусова молитва. Так за смирение и любовь он получил благодать самодвижной молитвы, которую многие ищут годами подвигов.
Было что-то и в облике этого худенького юноши, одетого в порыжевший от ветхости подрясник, что поражало тех, кто его встречал, и надолго врезалось в сердечную память. Это была светящаяся в движениях, взгляде, тихом слове любовь.
В конце 1950-х годов контроль со стороны властей ужесточился. В Глинскую пустынь стали все чаще наведываться проверяющие. Братии было запрещено кормить паломников и оставлять их на ночлег. У всех было предчувствие, что обители осталось существовать недолго. Брату Виталию стало опасно находиться в монастыре, и он уезжает в Таганрог. Глинская пустынь вторично была закрыта в 1961 году.
Таганрог. Период странничества
Этот город был знаком ему еще с юности. В 16-летнем возрасте он впервые прибыл сюда и с тех пор неоднократно находил прибежище в Таганроге, будучи уже глинским послушником. Здесь он особенно любил посещать городское кладбище, где покоился блаженный старец Павел (Стожков), почитание которого в народе началось еще при его жизни. Целые дни и ночи проводил Виталий на могиле этого подвижника, молился и у могил других неведомых миру праведников, но особенное духовное родство соединяло его именно с этим блаженным старцем.
Во время этих странствий брат Виталий, как мог, оберегал своих спутников от блюстителей «порядка». Но встречи с ними были неизбежны. В те времена на группу из нескольких странников смотрели как на шайку преступников. Иногда спасало юродство.
Схиигумения Серафима: «Возвращались мы из храма в городе Снежном Донецкой области. Была поздняя осень. Не дойдя до дома, мы столкнулись с милицией. Тогда отец Виталий, увидев около одного дома корыто с дождевой водой, не раздумывая лег в него во всей одежде и в сапогах, и стал плескаться.
Милиционер испугался и закричал: "Скорее ведите больного домой, а то замерзнет!" Так отец Виталий спас нас от ареста». Он побеждал зло своим смирением, незлобием и искренней любовью ко всем людям без исключения.
Однажды мотоцикл с вооруженными милиционерами остановился прямо пред отцом Виталием, когда он шел с людьми. «Кто такие? Откуда? Документы!» Но он так ласково к ним обратился, что они были крайне изумлены. Поклонился, поцеловал их в плечи со словами: «Вы наши ангелы-хранители, наши защитники».
Вся злоба их растаяла, и они, попросив его помолиться, уехали. Только спустя некоторое время он сказал: «А ведь они специально за мной ехали».
Странствуя по России, брат Виталий ходил всегда в подряснике и с дорожным посохом — его невозможно было не заметить. И почти в каждом селении его поджидала милиция. Он рассказывал своим чадам об этом времени: «Я иду — на пути речка, перешел через нее — стоит постовой. Я ему в ножки поклонился, он повернулся спиной, как будто не заметил — я и прошел. А в другом месте меня как барина встречали на машине. Возили меня в дом, очень красивый. Там меня гладили». Это означало, что его били.
Однажды в Таганроге, в милиции, отец Виталий был избит так, что его отвезли в больничный морг. Врач осмотрел привезенного — пульс не прощупывался: «Что же мне написать в заключении? Вы же его убили!» Нянечка, верующая женщина, узнала его и стала плакать. В 12 часов ночи она вдруг услышала, как брат Виталий запел: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав!» Она побежала к врачу: «Он живой!» Врач изумился: «Не может быть!» Приходят они в морг, а Виталий сидит среди мертвецов и поет пасхальный канон. Тогда его на неделю оставили в больнице, чтобы подлечить.
Но эти побои не прошли безследно для здоровья отца Виталия. У него была раздроблена вверху кость бедра и ее осколки потом выходили долгие годы, в этом месте образовалась страшная рана, которая доставляла ему мучительные боли на протяжении всей жизни, но никогда не подавал он виду и выполнял любые послушания.
Он испил полную чашу страданий гонимого странника. Сколько раз приходилось ему ночевать просто под деревом, а то и, зарывшись в сугроб, чтобы преследователи не заметили черного подрясника. В те суровые годы странствований он простудился и заболел туберкулезом.
В Таганроге в 1954 году его устроили в больницу. Врачи поставили диагноз — туберкулез в последней стадии. Начался распад легких. Надежд на выздоровление — никаких. Множество людей стремилось тогда посетить брата Виталия в больнице. Скорби их не было предела, все боялись потерять «дорогого братика». Одной скорбящей сестре Виталий сказал: «Если Божия Матерь заменит мне легкие, то я буду еще жить».
В палате он лежал вместе с летчиками. Они удивлялись: «Мы такого не видели — не пьет, не ест — все больным раздает. Чем он живет?» Медсестры его за это ругали, говорили, что ничего не будут ему давать. Но он падал им в ноги, просил прощения и не вставал, пока ему не ответят: "Бог простит”. Брат Виталий служил каждому. Перед тяжело больными по ночам вставал на колени и молился. Несколько человек, которые попали в больницу после попыток покончить с собой из-за бедственного материального положения, получили от него деньги и вышли утешенными и ободренными. Он явил собой пример евангельского служения ближним до полного самоотвержения. И Господь сотворил чудо — брат Виталий выжил.
В Таганроге вокруг него сплотилась и окрепла его будущая паства, увидевшая в глинском послушнике черты великого старца. Здесь он встретил верных спутников, помогавших ему переносить жизненные испытания и лишения.
Уезжая из Таганрога, он оставлял здесь свет Христовой любви, который зажегся во многих верных сердцах. И свет этот для духовных очей был реальным зримым огнем. Через много лет, проезжая через Таганрог на поезде, отец Виталий показал монахине Марии множество горящих свечей над городом: «Сестра, смотри, горит город и столбы к небу!» Так, незримо для очей плотских, «горел» Таганрог молитвами духовных детей отца Виталия, верных Господу чад Православной Церкви.
В пустыне
Где бы ни странствовал брат Виталий, он всегда возвращался в Глинскую пустынь к отцу Серафиму, руководства которого строго держался.
В период хрущевских гонений на Церковь, когда было закрыто большинство монастырей, уцелевших после первой волны безбожия, путь уединенного пустынножительства стал единственным способом сохранить иноческий строй жизни. Отец Серафим решает направить на Кавказ брата Виталия. Ночью два старца — отец Серафим и отец Андроник — постригли его в рясофорного инока, и Виталий отправился в Сухуми, а оттуда в горную местность — Барганы.
В Сухуми Виталия встретили женщины, знавшие отца Серафима, и показали дорогу к жившим в горах пустынникам. Почти одновременно с ним пришел и брат В. из Москвы (в будущем схимонах К.), которого на монашеский путь благословил отец Андроник.
В то время в горах подвизался один старый монах по имени Самон, бывший насельник Ново-Афонского монастыря. Узнав о твердом намерении двух молодых людей подвизаться в пустыне, он по-братски принял их, предоставив им на первое время часть своей келий, а также снабдил на зиму картошкой. Брат В. купил в городе мешок пшеницы и мешок овсянки, и до снега успел принести две ноши груш, которые Виталий начал сушить в печке на зиму. Вот с таким запасом продуктов начали они свое пустынническое житие.
Первое время особенно поражала в горах тишина. Брат Виталий наслаждался безмолвием величественной природы. Только глубокой ночью их тревожил крик одной птицы, она будто призывала: «торопись, торопись, торопись», побуждая пустынников к молитве.
Келейное их правило начиналось в 4 часа утра и продолжалось до одиннадцати. Затем исполняли необходимые дела, обедали, и около четырех часов начинали вечернее правило. В течение суток прочитывались: Псалтирь, две главы Евангелия и две главы Апостольских посланий, акафисты Спасителю и Божией Матери, по четкам читали Пятисотницу.
Через несколько лет отец Серафим изменил правило и вместо десяти кафизм велел читать десять кругов по четкам. Круг состоял из двух четок Иисусовой молитвы и одних четок — Божией Матери, Таково было старческое «облегчение» правила.
Исполняя обширное молитвенное правило, братья не успевали обрабатывать большой огород. Вначале они посадили семь ведер картошки, а собрали восемь, так что после этого уже больше и не сажали.
Отец Виталий отличался крайней нестяжательностью: никогда не носил хорошей одежды и не снимал своего старенького, тщательно залатанного подрясника, размера обуви не знал — носил, что было. Если монастырские друзья присылали хорошую одежду, он при первом же случае кому-нибудь ее дарил. У него никогда не было денег — все что ему присылали, он в кратчайший срок раздавал нуждающимся, следуя слову одного пустынника: «Не дай полученным тобою деньгам переночевать в твоей келье. При нужде приобрети на них что-нибудь необходимое для себя, а оставшееся раздай либо нищим, либо нуждающейся братии в тот же день».
Когда сострадательные сестры из Таганрога присылали ему что-нибудь вкусное, он все это сразу высыпал на общий стол с радостным возгласом: «Братья! Сегодня у нас велие утешение!» Брат Виталий все раздавал. Это его качество часто создавало неудобства и раздражало тех, кто жил с ним рядом, но не вошел еще в его меру нестяжания. С большим неудовольствием смотрел брат В., как исчезала зимняя одежда и обувь, которую подавали им благодетели. Виталий же в таких случаях говорил: «То все Христу пошло».
После двухлетнего пребывания в пустыне создались некоторые неизвестные нам обстоятельства, по которым отец Серафим вызвал брата Виталия в Глинскую пустынь, срочно собрав деньги на его дорогу. Видимо, ему угрожала какая-то серьезная опасность. Возвратился он в горы уже перед самым закрытием пустыни, в 1961 году.
За время отсутствия Виталия, брат В. с двумя другими братьями уже осваивал новое место, более пустынное и труднодоступное, нежели Барганы. Оно находилось значительно выше озера Амткел, в межгорье реки Азанта. От ближайшего селения нужно было идти от темна до темна, т. е. 10-12 часов. Причем половину дороги приходилось проходить по сплошным зарослям кустарников, по камням, скользкой глине и оползающейся земле. Но зато таким образом пустынная братия на несколько лет избавила себя от досаждения властей и мирских людей. Позже ими был найден более краткий путь, но и более опасный: нужно было обойти озеро и подыматься по течению реки, переходя ее быстрое и сильное течение вброд около 30 раз. Но как только в горах начинался сильный дождь, через 30-40 минут речка становилась непроходимой. Несмотря на такие трудности, они освоили новое место, так как там была небольшая равнинка с почвой, подходящей для огорода. Там на расстоянии километра или более находились келий и других пустынножителей, с которыми они имели общение.
Придя на новое место, они начали жить вчетвером в одной келий, размером 3x3 метра. Снова потянулись серенькие дни неприметного для внешнего глаза ежедневного монашеского подвига. Хотя слово это среди братьев-пустынников не употреблялось, мирное их житие часто подвергалось опасностям самого различного характера.
За отцом Виталием никто не замечал не только ненависти к враждебно настроенным против него людям, но даже и тени неприязни к ним. Видя, что молодой инок своим смирением без труда побеждает его козни, невидимый враг восстал на него через своих же собратьев-пустынников.
В обязанности брата Виталия входило попечение о келье, приготовление пищи, выпечка хлеба и другие работы. Чтобы сохранить мир, брат Виталий старался удовлетворить желанию каждого. Его духовная мера настолько превосходила меру остальных братьев, что часто они не могли не только понести ее, но даже и потерпеть. Были такие, которые просто не могли видеть его подвиги. Побуждаемые врагом, они делали попытки избавиться от него, сбросив в пропасть или потопив в реке. Но Господь хранил своего избранника.
Спускаться с крутых гор, пересеченных быстрыми потоками вод, было не просто, но он делал это ради утешения скорбящих. Господь настолько укрепил его телесные силы, что он мог уже без посторонней помощи ходить по реке и горам через дебри, причем с тяжелой ношей, к великому удивлению всех знавших его прежние болезни.
Не щадя себя, день и ночь проводил он в беседе с пришедшими людьми, стараясь всем помочь, а главное — утешить. Всегда учил терпеть, смиряться, все принимать за волю Божию и всех любить. «Вы только позовите меня, и я приду», — говорил он пришедшим в пустыню паломникам.
Хотя Виталий еще не был пострижен, по своему внутреннему духовному устроению и несению подвига он давно уже стал монахом. Когда отец Серафим намеревался совершить постриг в мантию трех братьев, в том числе и Виталия, в Сухуми прибыл новый епископ, который в силу различных опасений не дал своего благословения на постриг тайных пустынников.
Спустя некоторое время, уже в пустыне, Виталий заболел столь серьезно, что братия опасались за его жизнь. Зная о его желании принять монашество, они, посовещавшись между собой, решили постричь его в мантию. Испросить благословения отца Серафима в то время не было возможности: реки в горах сильно разлились, перекрыв дорогу к городу, а состояние Виталия было крайне тяжелым. Тогда пустынник игумен Мардарий келейно постриг Виталия в мантию с наречением ему имени Венедикт. Лишь во время пострига братии открылось, что Виталий был рясофорным иноком. Все думали, что он еще послушник.
В 1969 году брат Виталий (в середине 1960-х годов он тайно принял схиму с именем Виталий) прибыл в Тбилиси. Он пришел как был, в старых обносках, прямо в русский православный храм Святого благоверного князя Александра Невского, при котором жил тогда владыка Зиновий.
Позднее отец Виталий взамен железных вериг понес тяжкий крест пастырского служения, с любовью и состраданием помогая людям переносить жизненные скорби и испытания. Его рукоположение во иеродиакона, а через несколько дней во иеромонаха, совершил Высокопреосвященнейший владыка Зиновий. Это произошло 2 января 1976 года.
В атмосферу духовной любви, под непосредственное попечение старца, попал по прибытии в Тбилиси брат Виталий. Но это не означало, что ему стало легко жить. Отсутствие документов и невозможность из-за этого получить хотя бы временную прописку крайне осложняло его положение и на новом месте. Пять лет он прожил тайно в грузинских семьях, «в закрытии» от людей и властей, появляясь иногда только в храме Александра Невского на Богослужении. Сестра Мария (в схиме Серафима), ставшая его келейницей, как могла, охраняла его от опасностей. Они поселились в коммунальной квартире на Московском проспекте, и туда стала наведываться милиция, разыскивая «монаха без прописки». Уходя в храм, где несла клиросное послушание. Семья Гогинишвили, с которыми они жили в квартире, очень полюбила Батюшку и мать Марию, и помогала им, чем могла.
Зная положение отца Виталия в Тбилиси, отец Серафим в свое время сказал ему: «Выбирай — или тюрьма, или паспорт». Сам отец Виталий не боялся, что с ним будет: посадят в тюрьму или убьют — он полностью предавался воле Божией. Но по любви к людям, ищущим духовного руководства ко спасению, он сделал свой выбор, и ему взялись добывать документы. А когда, наконец, с большим трудом удалось устроить отцу Виталию паспорт, люди могли уже свободно его посещать.
Он поселился вместе с матушкой Марией на окраине Тбилиси в поселке Дидубе. Маленький домик, в котором когда-то жили две схимницы, был поделен на две равные половины — мужскую и женскую. Здесь-то и останавливались те, кто приезжал к Батюшке из разных уголков России. Получить духовное наставление, утешение, облегчить свою совесть в таинстве покаяния, поведать свои скорби и просто за советом к старцу ехали и священники, и монахи, и миряне. В день, бывало, приезжало человек тридцать. В летнее время кухня и крохотный дворик, обхоженный руками духовных чад, превращались в спальню. И всех надо было встретить, накормить, утешить, отправить домой, и непременно с подарками — от отца Виталия с пустыми руками не уезжал никто. Все эти нелегкие заботы несла на себе матушка Мария.
Жизнь в Тбилиси одновременно и радовала, и тяготила отца Виталия: он мог, наконец, общаться с любимыми духовными чадами, но своими «роскошными» условиями быта, с уютом устроенного заботливыми женскими руками, она резко отличалась от лишений пустыннической жизни, которые он считал для себя спасительными.
Отец Виталий старался как можно чаще причащаться Святых Животворящих Тайн, в которых черпал духовные и жизненные силы. Когда же он не имел возможности бывать в храме, то по благословению митрополита Зиновия совершал Литургию у себя в комнате, где были свой домашний Престол и жертвенник.
Обычно он начинал служить в 4 часа утра и заканчивал в семь. До этого совершал продолжительную проскомидию, почти всю ночь вынимая частицы за живых и усопших. Матушка Мария в это время читала помянники. И никто не подозревал, что за самой обыкновенной калиткой на незаметной улочке, тянувшейся вдоль горного склона, кроется самый настоящий монастырь. Отец Виталий любил монашество. Он сам посвятил всю свою жизнь Богу и многих своих чад привел к ангельскому образу, безошибочно ведая от Бога призвание человека к иночеству даже тогда, когда сам человек еще и не помышлял об этом. Он как-то сказал о монашеском постриге так: «Сам не проси, но когда предлагают — не отказывайся».
Когда началась война в Сухуми, отец Виталий сделал из воска большую свечу и возжег ее. Свеча горела с шумным треском, сильно коптила и воск стал кусками отпадать от нее. Сестры испугались пожара, но отец Виталий не разрешил ее гасить и сказал: «Как ведут себя в Сухуми — фырчат друг на друга, так свеча и показывает». Отец Виталий видел, как скорби, смерть, лишения, которые выпали на долю грузин, приблизили этот народ к Богу, укрепили веру и упование на помощь Всевышнего. «А Россия спит», — неоднократно с грустью говорил он, имея в виду наше душевное омертвение в условиях обманчивого внешнего благополучия.
Видимо, прозревая будущие испытания России, он редко говорил об этом, ибо мало кто может понести такое знание...
Но мiр стоит молитвою, и молитва была главным послушанием старца Виталия. Вместе с благодатью священства он приобрел особую благодать молиться за других. В храм он приходил задолго до начала Литургии. Проскомидию совершал с вечера, чтобы успеть вынуть множество частиц за живых и усопших. Отец Виталий говорил, что когда за человека вынимается из просфоры частичка, он исправляется. И советовал всегда подавать записки на проскомидию. Рядом с именами поминаемых Батюшка часто писал название города, откуда они. География его духовничества — это Россия, Украина, Грузия, Эстония, Польша, США...
Когда отец Виталий болел, то вынимал частицы, лежа в постели, — помянники же давал читать своим чадам и строго следил, чтобы каждое имя было четко произнесено.
И как всякое Богоугодное дело вызывает ненависть врага рода человеческого, так и отцу Виталию однажды явился враг и сказал: «Я тебе отомщу за синодик».
Месть последовала прежде всего через близких ему людей. Для некоторых из них совсем была закрыта подвижническая сторона его жизни, а та любовь, которую имели к нему прихожане и владыка Зиновий, вызывала лишь зависть.
Но, подражая Господу, смирившему Себя до заушений, оплеваний и крестной смерти, отец Виталий не обижался на оскорбления, напротив, — он словно бы искал поношения, искал глубины смирения, чтобы быть в един дух с Господом.
Когда кто-нибудь начинал жаловаться на своего обидчика, он говорил: «Он не враг тебе, а благодетель, ибо учит смиренномудрию». Сам отец Виталий искренне жалел своих обидчиков; когда Господь наказывал их скорбями и болезнями, он говорил: «Я рад, что на меня наговаривают, только они потом страдают».
В одной беседе отец Виталий как-то сказал: «Будет большое испытание тем, кто порицал других, не зная воли Божией. Они впадут в большое искушение».
Его любовь покрывала и прощала людские пороки и немощи, за что потом даже враги его стали видеть в нем истинного раба Божия и подвижника. А некоторые только после его смерти поняли, на кого они возводили напраслину.
Тбилисский период жизни старца Виталия был полон тяжелейшими скорбями и великими духовными утешениями. Все, что приходилось ему пережить, он принимал как от руки Самого Господа и за все благодарил. Посылая же весточки из Тбилиси своим чадам, он с любовью прибавлял в конце письма: «Святый Тбилиси шлет земной поклон».
Поездки в Россию
Однажды в Тбилиси отца Виталия посетили прихожане Вознесенского храма из села Бурдино Липецкой области. Приехали они к нему со своей скорбью — храм, возвращенный верующим в 1945 году, долгие годы стоял полуразрушенный, службы проходили редко. Сидя с сестрами, отец Виталий стал рассказывать, как Господь и Царица Небесная воздвигли из разрушенного храма прекрасный монастырь, куда слетелось множество птиц — и орлы, и голубицы. «А сколько осталось еще кирпича!» — неожиданно добавил он. Сестры заплакали: «Вот бы нам этот кирпич», — не догадываясь, к чему относились слова прозорливого старца.
После их отъезда владыка Зиновий благословил отца Виталия и матушку Марию ехать в Бурдино и помочь восстановлению храма. Узнав об этом, за Батюшкой потянулись и его духовные чада из разных уголков России. Так, в 1970-е годы в Бурдино приезжали потрудиться: иеродиакон Алексий (Фролов, с 1995 г. епископ Орехово-Зуевский), Николай Васин (в монашестве Никон, с 1996 г. Епископ Задонский), Николай Моисеев (в монашестве Феофилакт, с 2002 г. епископ Брянский и Севский).
Живо откликнулось и местное население, хотя время было такое, что не то, что строить, ходить в храмы открыто нельзя было — сразу же возникали осложнения на работе. Начало трудам положил отец Виталий. Он отнес в храм все иконы из своего святого угла, поставил в центре двухметровую восковую свечу за тех, кто помогал строительству, и благословил верующих читать акафисты и Псалтирь.
Местные власти испугались возрождения храма, при котором стала быстро расти монашеская община, но запретить не могли — храм строился помимо их разрешений и запретов каким-то необъяснимым образом. Нужны были кирпич, вода, цемент и — о чудо! — машины сами шли к храму и водители предлагали: «Кирпич нужен?», — а директор совхоза присылал в цистернах воду, остановив даже строительство клуба. Однажды оказалось, что недостает пяти машин кирпича на ограду — тогда люди стали собирать в округе камни.
Так по молитвам старцев упразднилась «мерзость запустения» в святом месте и был возрожден дух монашеской жизни там, где триста лет назад Пресвятая Богородица собрала под Своим омофором женскую Покровскую обитель. Как и предсказывал отец Виталий, в Бурдино, словно голубицы слетелись сестры, желавшие иночества. Все они несли различные послушания, а многие из них приняли здесь постриг. Только в церковном хоре собралось около сорока человек, пение сестер услаждало душу и располагало к молитве, церковные службыпривлекали множество людей. За духовным окормлением в Бурдино стали приезжать из разных уголков России.
Сергиев Посад
В конце 1970-х годов у отца Виталия обострилась его желудочная болезнь.
И если бы не настояния матушки Марии и многочисленных чад, желавших его выздоровления, он не стал бы и лечиться. Было решено ехать на лечение в Россию. В мае 1979 года отец Виталий прибыл в Свято-Троице-Сергиеву Лавру под благословение Преподобного Сергия. Здесь, в старом уголке Сергиева Посада, отец Виталий около двух лет находил домашнее тепло, заботу о своем здоровье и необходимый медицинский уход.
У отца Виталия оказалась запущенная язва желудка. Нужна была операция, но он не соглашался. Выписался из больницы, но состояние не улучшалось. Опять лег и опять выписался. Ему становилось все хуже. Он не мог есть, его постоянно рвало. Медсестра Лена откачивала из его желудка по 4 литра жидкости. Все осложнялось еще и тем, что кроме язвы у него были больные почки и туберкулез бедренной кости левой ноги. Наконец, удалось связаться с Тбилиси и благословение на операцию от владыки Зиновия было получено».
Находясь в больнице, отец Виталий не оставлял своей заботы о ближних и продолжал служить каждому, чем мог. Если в отделении был тяжелый больной, он ночью становился перед его кроватью на колени и молился. Если видел на больном окровавленную рубашку, он снимал с себя чистую и надевал на него. Помогая нянечкам развозить по палатам еду, незаметно отдавал кому-то из больных свою порцию, несмотря на то, что сам нуждался в усиленном питании. От еды в постные дни отказывался, и только получив благословение владыки Зиновия кушать все, что велит врач, начал понемножку принимать пищу. Дело пошло на поправку.
Когда его навестил отец Никон, Батюшка пожаловался ему на себя: «Сегодня среда, а я молоко ем, и Господь меня не наказывает. Смотрите, и вы не наказывайте никого». Чтобы быть под наблюдением врачей, отец Виталий остался пожить еще некоторое время в Сергиевом Посаде.
Крест старчества
Крест старчества был возложен на брата Виталия с того самого момента, когда к нему потянулись люди, и он начал открывать для них Православие, наставлять и укреплять в вере. А с принятием священного сана духовничество стало главным делом его жизни. Обитающая в нем сила духа и любовь влекла к себе всех.
К нему приезжали люди со всей страны и из-за границы. Одни хотели узнать волю Божию в затруднительных жизненных обстоятельствах, другим был необходим добрый совет и наставление, иной спешил очистить душу покаянием, а кто-то жаждал утешения в скорби. Каждый чувствовал рядом с ним дыхание вечной жизни, его благодатная красота и величие духа вызывали трепет и благоговение, побуждали заботиться о спасении.
К нему приезжали люди со всей страны и из-за границы. Одни хотели узнать волю Божию в затруднительных жизненных обстоятельствах, другим был необходим добрый совет и наставление, иной спешил очистить душу покаянием, а кто-то жаждал утешения в скорби. Каждый чувствовал рядом с ним дыхание вечной жизни, его благодатная красота и величие духа вызывали трепет и благоговение, побуждали заботиться о спасении.
Но не одними словами воспитывал души отец Виталий. Всей своей жизнью, своими поступками он и обличал, и наставлял. Он нередко повторял: «Смотрите на меня и учитесь».
Господь даровал отцу Виталию такую память, что он помнил всех, кто хоть раз приезжал к нему, и даже их родственников. Тем же, кто жаловался на свою забывчивость, говорил: «Память засоряется от грехов». И за всех он болел душой.
Но подражать ему в любви было невозможно. Если кто-то уступал ему место в метро, он говорил, что за это должен вымолить у Господа спасение этому человеку, и других учил: «Когда уступаете место — Христу уступаете».
Сам за свою жизнь никого не осудив, отец Виталий сразу пресекал недовольство другими, если оно у кого-то возникало. И в этом он следовал наставлению преподобного Серафима Саровского. «Отчего мы осуждаем братии своих? — записывает он в своем помяннике поучение святого, — оттого, что не стараемся познать самих себя. Кто занят познанием самого себя, тому некогда замечать за другими. Осуждай себя, и перестанешь осуждать других». Бывало, если ему расскажут о чьем-то неблаговидном поступке, он обязательно вспомнит, что доброго совершил этот человек или просто помолится: «Боже, милостив буди мне грешному». «Надо себя осуждать, винить и наказывать, а всех других любить и почитать за ангелов», — учил Батюшка. Так одной женщине, которая никак не могла ужиться со своей квартирной хозяйкой, Батюшка советовал: «А ты называй ее мамой и думай, что тебя Господь поселил там, где живут ангелы».
В другой раз отец Виталий увидел, что находящиеся у него на послушании женщины наблюдали, как ругаются соседи, осуждая их за это. Батюшка подходит и говорит: «Что же вы там слышите? А я слышу: один Акафист читает, а другой — канон». А когда встречал курящего человека, говорил, что видит, будто во рту у него свечка. Так он показывал, как надо отсекать плохие помыслы, обращая их в добрые, ибо в сердце, где есть место осуждению, не может быть любви.
Но особенно строг был отец Виталий к тем, кто дерзал осуждать священство. Так одной рабе Божией, которая впала в этот грех, он не разрешил причащаться и строго ее вразумил: «Смотри! Никогда не только патриарха или епископа, но и простого священника не осуди, — дашь за это строгий ответ. За него ангел служит, а ты смеешь осуждать. Ты будешь отвечать за него? Помышляй так: я — окаянная, а он — святой».
Сам отец Виталий являл собой пример того, как надо относиться к архиереям, Святейшему Патриарху и священству вообще. Это было не простым почитанием высшей церковной власти, это был благоговейный страх перед святостью сана и одновременно искренняя любовь к ним, как носителям Божественной благодати. О священниках он говорил так: «Когда священник служит, он подобен огню. Если бы он мог сам себя увидеть, он бы испугался — какое дерзновение имеет. Место, где стоял священник во время службы, целовать надо. Оно освящается благодатью».
Одна раба Божия спросила Батюшку:
— А если я, например, вижу, что другие плохо поступают, как тут избежать осуждения?
— А что ты можешь видеть? И кто ты такая, чтобы судить другого человека? Господь его терпит, а ты берешься судить. Он потом покается и будет на Небесах, а ты туда пойдешь (и показал вниз). Старайся лучше сразу же помолиться об этом человеке. А так не обращай внимания ни на что — что бы перед тобой ни было. Враг над нами может подшутить и показать то, чего на самом деле и не было, поэтому не спеши делать выводы.
И тут он привел случаи из житий тех Святых, которым враг нарочно являлся в образе монаха неблагопристойного поведения, чтобы смутить спасающегося и затем увлечь в погибель.
Батюшка всегда знал, кто к нему едет и как ведет себя в дороге. Он часто называл: «Едут такие-то сестры», — и уже ставил свечи за путешествующих, чтобы те благополучно добрались, хотя ему никто не сообщал о приезде. Одна раба Божия из Одессы долго собиралась к Батюшке — жаль было денег на дорогу; наконец поехала. Уже у калитки отца Виталия остановилась поесть пирожков с мясом, зная, что у Батюшки подавали только постное. Когда она переступила порог его домика, он встретил ее словами: «За эти деньги купила бы себе кофточку, какой там батюшка!» — высказал он ее мысли вслух и добавил: «А знаешь, Рая, какие я вкусные пирожки с мясом ел вот тут, у калитки».
Часто бывало так: сидит Батюшка, беседует, вдруг резко поднимется, поставит свечу и начинает класть поклоны. Иногда он говорил, что и где в это время произошло.
Нередко для отца Виталия были открыты и будущие события. Он многое предвидел в судьбах своих духовных чад, предостерегал их от возможных неприятностей, готовил к переменам в жизни.
«Отец Виталий очень много пережил за всех нас и потому так рано умер», — с болью сказала однажды одна из духовных дочерей старца. Тот, кто брал на себя телесные и душевные недуги многих людей, избавляя их от болезней и вымаливал у Господа им здравие; тот, чей организм был смолоду надорван суровыми лишениями подвижнической жизни, кто не раз переступал порог жизни и смерти и выживал вопреки всем законам медицины — тот, казалось, не может уйти, оставив всех сиротами. Господь призвал его к Себе, когда он достиг полной своей меры и послужил ближним до самого конца своих земных сил.
Страдальческий путь старца схиархимандрита Виталия заканчивался на 65-м году жизни. Было 1 декабря 1992 года, 18 часов 45 минут. Приехал Святейший Патриарх Илия попрощаться с любимым Батюшкой. Лейле он сказал: «Вы не знаете, кого мы потеряли». Поблагодарил всех, кто «досмотрел» Батюшку и, указав на комнату, где жил, молился и умер этот великий старец, сказал: «Идите туда, поклонитесь месту». Гроб с телом схиархимандрита Виталия поставили в храме Святого благоверного князя Александра Невского, в котором Батюшка служил двадцать лет. Здесь, в приделе святителя Николая Чудотворца, покоился его духовный отец и друг — любимый им владыка Зиновий.
Народ шел прощаться со своим пастырем в течение нескольких дней. Несмотря на сложившуюся в то время тяжелую военно-политическую обстановку в Грузии, приехали его духовные чада из России, Украины... Но далеко не все в эти дни могли приехать — из-за разразившегося конфликта с Абхазией плохо работал транспорт, через Сухуми поезда не ходили. Многие добирались чудом, своими слезами и молитвами старца прокладывая дорогу — и отец Виталий не мог оставить их не утешенными.
Рядом с ним не было ощущения смерти. Каждый, кто отдавал Батюшке свое последнее целование, отмечал, что тело его оставалось совсем теплым, а мягкая рука приобрела цвет восковой свечи. Он сам уже был подобен жертвенной церковной свече, продолжавшей тихо и ровно гореть постоянной молитвой к Богу.
«И скорби было много, и необъяснимой радости» — вспоминает схимонахиня Елизавета.
Это состояние духовного подъема ощущалось всеми, особенно в день погребения схиархимандрита Виталия, которое состоялось 5 декабря. Чин отпевания при большом стечении верующего народа совершал Святейший и Блаженнейший Патриарх всея Грузии Илия II, в сослужении причта Александро-Невского храма, тбилисского клира и священнослужителей, приехавших из России и Украины.
Составление Новоспасский монастырь. 2002 год
Составление Новоспасский монастырь. 2002 год
из книги: «О жизни схиархимандрита Виталия»
