Вздох старика
Архимандрит Григорий Зумис
«Люди Церкви, которых я знал»
Вздох старика.
«Люди Церкви, которых я знал»
Вздох старика.
С каждым годом я всё больше убеждаюсь, что наставления преподобного Ефрема Сирина имеют своей последней целью привести человека к хорошему духовному устроению, которое, в свою очередь, ведет его к покаянию. Ту же цель преследуют великопостные службы с их стихирами, канонами, чтениями из книг святых отцов, частым крестным знамением и бесконечными поклонами. Всё это призвано разбить эгоизм, заставить преклонить несгибаемые от гордости колени, чтобы христиане стояли перед Богом с благоговением, прося у него прощения за совершённые грехи. Преклонить голову и особенно колени боятся лишь инославные, которые являются еретиками и у которых, по слову преподобного Иоанна Лествичника, невозможно найти смирения.
Во время Великого поста согревает сердце также печальное убранство храма. Чувствуется, что в году наступил особые период. Красота и радость будут после, теперь же – время покаяния и исповеди, вздохов и слёз. Одни иконы накрываются черной тканью, а другие отворачиваются, потому что я не поворачиваюсь ко Христу. И даже святая Трапеза облачается в черное из-за моей жестокости, окаменения и бесчеловечности. К сожалению, в последние годы храмы перестали облачать в печальное великопостное убранство, чтобы нам не впадать в тоскливость. Люди забыли, что православный храм – место слёз и поклонов, призванное рождать в людях смирение. Один покойный профессор в Афинском университете говорил: «Святое Писание я изучил до последней буквы и понял, хорошо понял, что Богу не нужно от человека ничего, кроме смирения».
В монастырях, где придерживаются святоотеческого предания, еще сохраняются покаянные великопостные обычаи. На Патмосе я как-то спросил одного француза:
- Что привело тебя к Православию?
- Убранство православного храма. Мне пришлось быть в русском храме на отпевании моего друга. Там моё сердце оттаяло. А в католических и протестантских храмах холодно, как в Альпах. В Альпах разве можно жить? Так и в этих храмах.
В монастырь, где мы, несколько монахов, служили Богу, как-то во время великого повечерия зашел один крепкий старик. Он занял стасидию чуть ли не в самом центре небольшого храма и уселся в ней. Видя, как монахи постоянно крестятся и кладут поклоны, он попробовал делать то же, но скоро устал. Он понял, что не в силах угнаться за ними, и стал охать.
- Дедушка, что с тобой? Ты болен?
- Нет, сынок. Душа моя сокрушается, видя, как много поклонов вы делаете, словно величайшие грешники, а я, несчастный, не сделал за всю свою жизнь ни одного поклона. Да и крестился я кое-как, будто стыдился крестного знамения.
В конце службы он попросил меня об исповеди. Во время её он пришел в большое сокрушение и плакал, как маленький ребёнок.
- Я пострадал от собственной шутки, которую хотел пошутить с вами. Я пришел, чтобы надо мной просто прочитали разрешительную молитву, и я смог бы причаститься, а вот вдруг раскис. Вы напомнили мне обо всех моих грехах. Садисты вы после этого. Ну ладно, я обо всём расскажу, пусть даже и покажусь тебе смешным.
Старик раскрыл свою душу вплоть до самых темных её тайников. Он рассказал всё, начиная с детских лет. Наконец, он воскликнул:
- Мне нечего больше тебе сказать, нечего больше показывать. Прости меня и дай мне стакан воды.
Я побежал в церковь за водой.
- Я не такой воды хотел. Я хотел, чтобы ты освежил меня молитвой, после которой я мог бы спокойно уйти домой.
Старик ушёл, громко охая всю дорогу до села. Его услышала калека Александра.
- Что с тобой старик, что ты так стонешь? Что тебе сказали монахи? Они с тобой плохо обошлись?
- Я увидел, чем они заняты, и мне стало жалко себя. Если бы существовала только эта жизнь, то всё было бы хорошо. Да вот, на беду, есть ещё и другая…
Через несколько дней он преставился. Да будет он блаженным в вечной жизни.
