Остается нам только покориться великому князю!
В мае 1471 года Иван III послал в Новгород разметные грамоты (объявление войны), в Тверь просьбу о помощи, во Псков и Вятку приказ идти ратью на новгородские владения. Иван III придал войне священное значение: он шел в Новгород прежде всего, чтобы спасти православие, которому грозила беда, а затем уже, чтобы принудить новгородцев не отпадать от старины, не изменять присяге. В день съезда из Москвы государь посетил один за другим кремлевские соборы, усердно помолился пред образом Владимирской Богородицы в Успенском соборе, в Архангельском соборе припадал к гробам своих предков, начиная от Ивана Калиты до отца своего Василия. Все эти князья вели борьбу с Новгородом; Иван III теперь готовился довершить их дело.
– О прародители мои, – взывал он, – помогите мне молитвами вашими на отступников православия державы вашей!..
Он даже взял с собою в поход одного дьяка-начетчика, который знал хорошо летописи и мог напомнить ему в случае надобности обо всех старых договорах Новгорода с князьями, обо всех изменах новгородских. Раньше государь являлся как бы любящим отцом, который напоминает и увещевает; теперь Иван III шел на Новгород, как грозный судья, творить суд и расправу над изменниками и клятвопреступниками. Немедля двинул он войска на запад несколькими отрядами. Воеводам было велено без милости пустошить земли Новгорода и не давать пощады никому. На Двинскую область также была послана рать. Началась война со всеми ужасами, какие были тогда в обычае. На беду новгородцев, лето в тот год стояло жаркое; дождей не выпадало; болота, которыми изобиловала новгородская земля, высохли, и рать Ивана III могла без особой помехи совершать поход. Воеводы московские нещадно разоряли все на пути, попадавшихся в плен с оружием или убивали, или уродовали – резали им носы и губы и отпускали этих несчастных, чтобы они своим видом наводили ужас на всех изменников.
Сам Иван III двинулся с главными силами в конце июня. К нему с разных сторон шли на помощь отряды. Новгороду же не было ниоткуда помощи. Казимир и не тронулся, а князь Михаил Олелькович уехал еще раньше из Новгорода. Пришлось ему своими силами обороняться. Псков, «меньший брат Новгорода», тоже шел на него ратью по приказу Ивана III. Новгородцы спешили собрать как можно больше войска. Но что это были за воины?! Погнали в поход силою плотников, гончаров и других ремесленников и чернорабочих; тут было много таких, что никогда раньше на лошадь не садились, отроду оружия в руки не брали. Кто не хотел идти, тех в Новгороде грабили, били, бросали в Волхов; собрали таким образом тысяч сорок войска, и степенный посадник Дмитрий Борецкий повел его навстречу псковской рати. Но это нестройное полчище встретил на берегу реки Шелони воевода Ивана III Даниил Холмский. У него было всего четыре тысячи воинов, но он смело ударил на новгородцев и разбил их наголову. Двенадцать тысяч их легло на поле, более полуторы тысячи забрано в плен; попались в руки победителя и посадник Борецкий, и другие воеводы. Новгородский летописец говорит, что сначала новгородцы одержали было верх над ратью Ивана III и стали теснить ее; но конный отряд татар внезапно ударил на них, и они в ужасе обратили тыл.
Иван III велел отрубить голову Дмитрию Борецкому, сыну Марфы, и еще трем боярам, а других пленников разослать по разным городам и держать в темницах. Народ в Новгороде заволновался. Сторонники Москвы стали действовать смелее; но все же противная сторона еще была сильнее; стали готовить город к защите, пожгли около него все посады. Иван III с главными силами был уже недалеко. Хлеб в Новгороде сильно поднялся в цене, рожь исчезла на торгу. Бедному люду трудно стало жить. Народ завопил... Сторонники Москвы взяли в вече верх. Владыка (архиепископ) с послами был послан к великому князю просить от имени Новгорода пощады.
Владыка был допущен в шатер к великому князю и умолял его не губить вконец своей отчины.
Братья Ивана III и бояре, щедро одаренные новгородскими послами, кланялись своему государю и тоже просили за Новгород. Незадолго пред этим пришла из Москвы к великому князю грамота от митрополита. Он также молил о пощаде виновных. Просьба братьев, бояр и митрополита, казалось, смягчила сердце грозного судьи – Иван III сменил гнев на милость.
– Отдаю нелюбие свое, – сказал он, – унимаю меч и грозу в земле новгородской и отпускаю полон без откупа.
Заключен был договор. Новгород отрекался от всякого союза с литовским князем, уступал Москве часть двинской земли (там московская рать тоже одолела новгородцев) и обязался выплатить «копейное» (военная контрибуция) – пятнадцать с половиною тысяч. Все остальное оставалось в Новгороде «по старине».
У Новгорода не отнимали ни веча, ни посадника; не нарушалась ни в чем новгородская старина. Не в нраве Ивана III было сразу кончать дело; мешкотна, но зато прочна была его работа в его руках. Покончи он сразу с вольностью Новгорода – оправдались бы слова врагов Москвы, что он искал только случая погубить Новгород, – и вражда новгородцев к Москве окрепла бы, число приверженцев сильно поубавилось бы, а там и ведайся с постоянными заговорами да мятежами. Теперь же, не нарушив ни в чем новгородской старины, но грозно наказав изменников, Иван III являлся в глазах новгородцев только праведным судьей.
В Новгороде было все-таки еще не мало сильных противников Москвы. Одному из них, Василию Ананьину, удалось попасть в посадники. Он и его соумышленники питали, конечно, вражду к сторонникам Ивана III, винили их в измене и подняли в Новгороде снова смуту. Начались снова ссоры и драки. Дело дошло до того, что сторонники Литвы сделали набег на улицы, где жили их противники, избили некоторых из них и ограбили их имущество. Где было искать сторонникам Москвы суда и управы на обидчиков своих, как не в Москве? Иван III был очень рад, когда явились к нему жалобщики.
В 1475 г. он отправился со своими боярами в Новгород. На пути его встречали новые жалобщики, просили у него суда и защиты. Ему устраивали торжественные встречи, подносили, по обычаю, разные подарки. Приехав в Новгород, Иван III начал творить суд, не нарушая старого обычая – в присутствии владыки и старых посадников. Он внимательно выслушивал, подробно расспрашивал и ответчиков, и истцов, порешил, что жалобы были справедливы, и присудил виновных уплатить пострадавшим за разорение полторы тысячи рублей. Но этим дело не кончилось: главных зачинщиков смуты, Василия Ананьина, Федора Борецкого и др., он приказал сковать и отправить из Новгорода в Москву. Не помогли никакие просьбы.
– Что ни есть лиха в нашей отчине, – сказал он, между прочим, владыке в ответ на его просьбы, – все от них чинится. Как же мне их за то лихо миловать?!
Простил Иван III только нескольких менее виновных. Принимал он и другие жалобы на бояр новгородских, судил по справедливости, защищал бедных против богатых, слабых против сильных.
Уладивши все дела, Иван III несколько времени пожил в Новгороде. Богатые новгородцы, по обычаю, задавали ему роскошные пиры, подносили ему при этом богатые подарки: золотые монеты – по двадцати и по тридцати, сукна, рыбьи зубы (моржовые клыки), золотые ковши, кубки, меха, бочки заморского вина. Иван Васильевич был большой скопидом и любил собирать всякие ценные вещи. В свою очередь и он отдаривал своих гостей. Бояре, бывшие с Иваном III, также щедро были одарены. Затем Иван Васильевич простился дружелюбно с новгородцами и отправился в Москву.
В Новгороде многим суд великого князя полюбился. Стали новгородцы ездить к нему в Москву судиться. Это было уже прямым нарушением новгородской старины: новгородца, вольного человека, по старому обычаю, можно было судить только в Новгороде; но обычай этот нарушал не Иван III – сами новгородцы по своей воле ехали к нему на суды: знали, что он не мирволит богатым и знатным людям, а действует по правде. Те, которые приезжали в Москву искать управы, должны были давать присягу великому князю, как своему государю, «задавались за государя», как тогда говорили. Таким образом, новгородцы сами мало-помалу отдавались в полную власть великого князя. Наконец Иван III увидел, что настала пора закрепить такой порядок – совсем покончить со старыми новгородскими порядками. Нужен был ему только предлог. За ним дело не стало.
В 1477 г., 27 февраля, прибыли в Москву два посла из Новгорода. Обращаясь к великому князю, новгородцы обыкновенно называли его господином, а эти послы называли его государем. Этим словом означался полный властитель. Было ли это случайной обмолвкой или сделано нарочно сторонниками Москвы – неизвестно; но Иван III ухватился за этот случай. Посланы были немедленно в Новгород московские послы. Они явились на вече и сказали:
– Великий князь приказал спросить новгородцев: какого хотят они государства? Хотят ли, чтобы в Новгороде был один государев
суд, чтобы тиуны государя сидели по всем улицам? Хотят ли очистить для великого князя Ярославов двор?
Эти вопросы озадачили новгородцев. Вече зашумело:
– Никакого государства не хотим, – раздавались крики, – хотим быть по старине!
Многим в Новгороде старый вечевой порядок был еще очень дорог; поняли они, что ему приходит конец, и пришли в ярость.
– Как смели ходить в Москву судиться, – кричали они, – как смели присягать великому князю, как государю?!
Плохо пришлось некоторым сторонникам Москвы, ездившим туда на суд: одного побили камнями, другого изрубили топорами в куски; несколько человек было убито; но московских послов не оскорбляли; продержали их шесть недель. Наконец новгородцы дали ответ, что не желают ничего нового, хотят, чтобы старина их ни в чем не была нарушена. Когда дошел этот ответ до Ивана III, он выразил негодование.
– Я не хотел у них государства, – говорил он, – сами прислали, а теперь отговариваются, выставляют меня лжецом!
Объявлен был поход на Новгород. Осенью 1477 года московская рать, поделившись на отряды, опять вступила в Новгородскую область. На пути к Ивану III являлись многие новгородцы, били челом, чтобы он принял их в службу. Псковичам приказано было также идти на Новгород. В 30-ти верстах от него явился к великому князю Феофил, новгородский владыка, с посадниками и стал бить челом и умолять:
– Господин великий князь всея Руси, Иван Васильевич, – говорил он, – я, богомолец твой, и архимандриты, и игумены, и все священники семи новгородских соборов бьем тебе челом. Твой меч и огонь ходят по землям Новгорода, христианская кровь льется. Смилуйся над отчиной твоей: уйми меч, угаси огонь!
Умоляли Ивана III о том же люди всех сословий Новгорода, бывшие с владыкою в посольстве, предлагали ему уплачивать дань, лишь бы только не рушилась вконец новгородская вольность. Все было напрасно: на этот раз Иван Васильевич не шел ни на какие сделки.
– Захочет великий Новгород бить челом, то он знает, как ему бить челом, – твердил он.
Между тем рать Ивана III со всех сторон охватила Новгород. Монастыри, села вокруг города были захвачены. Из сел народ бежал в Новгород. Скоро он переполнился народом. 3 декабря город был замкнут со всех сторон. Начались волнения: одни хотели покориться великому князю, другие – защищаться до последней капли крови. Через два дня явились новгородские послы в стан к великому князю с повинной головой.
– Хотим такого же государства в Новгороде, – сказал им Иван III, – какое в Москве.
Послы просили князя отпустить их в город подумать; попробовали они еще раз выговорить кое-какие льготы своему городу. Все было напрасно!
– Сказано вам, – твердил великий князь, – что хотим государства в великом Новгороде такого же, как у нас в низовой земле, в Москве!
Послы ответили, что низовых обычаев новгородцы не знают, не ведают, как великий князь держит там свое государство.
– Государство наше таково, – отвечал Иван III, – вечевому колоколу в Новгороде не быть, а государство все держать нам; волостями, селами нам владеть, вывода не бойтесь, а суду быть по старине!
Шесть дней думали новгородцы об этом ответе великого князя. Наконец владыка и посадники явились с согласием Новгорода. Послы думали, что по-прежнему великий князь заключит с Новгородом договор и скрепит его своим крестным целованием. Они просили великого князя об этом.
– Не быть моему целованию! – отвечал Иван III.
Просили, чтобы бояре целовали крест, – последовал отказ. Просили, чтобы присягнул, по крайней мере, будущий наместник, – отказано и в этом. Просили, наконец, позволения великого князя вернуться в город – не позволил...
А между тем Новгороду день ото дня становилось тяжелее. Стены и укрепления города были хороши, и взять его силою было бы нелегко. Иван III, не любивший делать ничего на авось, порешил истомить осажденных голодом. Пути были все переняты московскими отрядами: новгородцам ни входу, ни выходу не было; запасы у них истощились; настал голод; затем начались повальные болезни, мор. Неурядица поднялась страшная.
– Идем биться! Умрем за св. Софию! – кричали в Новгороде одни.
– Остается нам только покориться великому князю! – кричали другие.
Чернь восстала на бояр, а бояре на чернь. Крики, вопли раздавались по улицам Новгорода. Многие умирали с голоду. Ссоры, драки и убийства шли, по словам летописца, беспрерывно. Наконец, новгородцам дольше терпеть осаду стало невмочь. В 1478 году, 13 января, владыка пришел со многими новгородскими боярами и купцами к Ивану III и принес присяжную запись. На ней была подпись самого владыки, печать его и печати всех пяти концов Новгорода. На этой записи и целовали крест новгородские послы. Своею присягою они теперь не договор с Иваном III скрепляли, как бывало в прежние времена, а отдавались ему в полную власть, как своему повелителю и самовластному государю. Иван III отправился в Москву, за ним повезли туда и вечевой колокол. Подняли его на колокольню на кремлевской площади.
Из Учебника русской истории академика С. Ф. Платонова
