Вышедши из купели крещения
Святитель Феофан Затворник
Два слова о Святом Таинстве Крещения
Слово второе
Слово второе
Припомните прошедшую беседу мою. Там видели мы, что верующий должен выйти из купели крещения ревнителем исключительно о богоугождении, с готовностию на все ради того пожертвования. Сей жар ревности по Боге, с любовию и самоотвержением, составляет столь неотъемлемую черту христианской жизни, что в ком он есть, тот живет, в ком нет его, тот или мертв, или замер и спит. Это – семя жизни и вместе сила жизненная. Она есть плод сочетания благодати с свободою. Человек всецело предает себя Божию водительству; благодать, пришедши, восприемлет его, исполняет его, сочетавается с ним, и из сей сокровенной сокровищницы жизни выходит «человек обновления» (1 Пет. 2:9), «ревнитель добрым делам» (Тит. 2:14), избранный быть «святым и непорочным пред Богом в любви» (Еф. 1:4).
Когда взрослые крещаются, то они действительно являются таковыми тотчас по крещении, ибо они тут же от своего лица представляют все необходимые к сочетанию с благодатию расположения сердца. Относительно же тех, кои крещаются младенцами, Божественная экономия нашего спасения благоволила установить такой порядок, что все, что к положению в нас начала христианской жизни зависит от благодати Божией, подается тотчас, и обновление совершается благодатию; то же, что зависит от нашей свободы, отлагается до возраста, до первой исповеди и причащения, когда человек самосознательно и самоохотно предает себя благодати, и тогда обновление, совершившееся прежде как бы независимо от него, благодатию одною, усвояется его лицу и начинает совершаться совместно с благодатию и свободою. Тогда и он является крепким благодатию Божиею ревнителем о богоугождении христианском, исключительно с полным самоотвержением.
Всем известно, что до сего момента, столь решительного в жизни, все почти зависит от родителей и восприемников, а потом и от них, и от нашей свободы; далее же – и от тех многообразных сочетаний в жизни, в какие поставляет каждого непостижимое сочетание обстоятельств. От воздействий на наши сознание и свободу всех этих влияний и от того, как мы пользуемся ими, выходит, что у одних – все свет, у других – все тьма, у третьих – ни свет, ни тьма... Я разумею под сим то, что одни после прекрасного детства и отрочества, пришедши в сознание, возлюбляют христианство крепкою любовию и ревнуют по нем неуклонно, от силы в силу восходя и порываясь достигнуть «в меру возраста исполнения Христова» (Еф.4:13); другие скоро уклоняются от Господа в путь страстей, в рабство духу мира и князю его, и живут в богозабвении и богопротивных порядках; третьи не знают, кому принадлежат – не то Христу, не то миру: внешно участвуют во всех порядках христианской жизни, а мыслями и сердцем в другой области обращаются и в других предметах полагают свою утеху, услаждение и счастие – это христиане, не имеющие духа Христова! Не о Господе у них забота, а об одном том, как бы покойно и утешно прожить на земле, среди всех порядков, в которые поставляет их случайная обстановка временной жизни, не обнаруживая себя, однако ж, чуждыми и христианского чина и не объявляя себя богоборцами и христоборцами отъявленными.
Итак, если, обратясь назад, захотим мы добросовестно определить, каковы мы в отношении к Господу Иисусу Христу, исключительно служить Которому приняли мы обязательство во святом крещении, то одни окажутся ревностными любителями Господа и жизни христианской; другие – преданными миру и страстям, христоборцами; третьи – внешними христианами с миролюбивым сердцем.
К какому же из сих обратить мне теперь слово?
Первые не требуют слова. Мы только можем, вслед их смотря, Господа прославить и их ублажить. Блаженны вы, внявши призванию Господа! Вы «во свете лица» Его шествуете и «о имени Его радуетесь» на всяк час (Пс. 88:16, 17) , взывая: «исчезе сердце мое в Тебе, Боже, Боже сердца моего и Бог мой» (Пс.72:26)!
Ко вторым что и простирать слово, когда их здесь нет и никогда не бывает? Они совсем уклонились в путь погибельный. Об них можем жалеть только и молиться.
Итак, к вам слово мое, внешние христиане, без духа Христова, без сердца, Господу всецело преданного, без ревности об угождении Ему единому! Или не к вам одним, а к нам вместе, ибо и я первый от вас. Что же мы с вами скажем себе! Ах, братия, понудим себя взойти к чувству опасения за себя и свою участь вечную. Подумайте, что говорят об нас все истинные любители Божии, и те, кои еще здесь, на земле, и те, кои уже на Небе. Что другое могут сказать они, кроме следующего: «Вот люди, кои, кажется, от нас суть, но не суть наши». Простое, кажется, но какое страшное слово! Ибо если мы не их, то и они не наши и ничто ихнее не наше. Стало, не наш Христос, не наши все обетования Его, не наш рай и вечное блаженство. А если это не наше, сами знаем, что должно быть наше... Видите, какая беда! Между тем осмотритесь кругом: у нас все почти христианское – порядки христианские, понятия христианские, речи христианские, много правил и дел христианских! Чего недостает? Недостает сердца христианского. Оно не туда устремлено. Не в Боге его благо, а в себе и в мире, и не на Небе его рай, а на земле. Недостает этой крепкой, как смерть, ревности о богоугождении и спасении. Мы как будто заснули и замерли и движемся так, как движет нас течение жизни. Сию-то ревность и давайте возбуждать в себе, ибо кто это сделает, кроме нас?! Сами привязались к миру, сами же и отрывать себя от него будем. Войдемте же к сердцу своему – холодному, нерадивому и беспечному – и начнем его дружески уговаривать образумиться наконец, стряхнуть узы страстей и мира, самовольно на себя наложенные, и устремиться ко Господу. Будем говорить душе так: «Ты создана по образу и по подобию Божию. Беспредельный Бог так благоволил устроить тебя, чтоб светиться в тебе с совершенствами Своими, как солнце светится в малой капле воды, и быть видиму в тебе и тебе, и всем видящим тебя, земным и небесным. А ты отвратилась от Бога и обратилась к миру, восприяла его мерзкий образ, чрез то стала носить зверообразное подобие князя века сего. Помяни первое благородие свое великое и ни с чем не сравнимое, пожалей о настоящем неблагообразии и обратись ко Господу, чтоб обновиться по образу Создавшего тебя.
Бог ищет тебя и, ища, окружает всеми милостями и попечениями Своими: жизнь твоя Его есть, и все к жизни потребное Его же – и свет, и воздух, и пища, и одежда, и жилище, и все, что есть в тебе и у тебя, Его есть. И это что еще? Тебя ради Он с Неба нисшел, страдал, умер на Кресте, воскрес, вознесся на Небо, Духа Святого послал и учредил на земле Церковь, в коей совместил все ко спасению твоему нужное, и, главное, путем рождения и порядком внешней твоей жизни ввел уже тебя в сию сокровищницу благ духовных! Видишь, сколько любви! И за все сие от тебя требует Он единого сердца твоего. И капля воды, согретая солнцем, восходит горе. Ты же что медлишь обратиться к Господу, со всех сторон согреваемая теплотою любви Его?!
Не видишь ли, все вокруг идут ко Господу, и бедные, и незнатные, и неученые. Что же ты стоишь, попуская всех предварять тебя в Царствие? Будто ты хуже других? Заделена ли ты чем?! Лишена ли ты чего, что всем дается?! Что же стоишь?! Подвигнись, поспеши, пока не заключилась дверь, отверзшаяся к принятию всех обращающихся ныне.
Что стоишь? Обратись к Господу и начни Ему усердно работать. Время течет – силы стареют, грубеют и приближаются к неподвижности в своем превратном направлении. Между тем ныне-завтра смерть. Смотри, не остаться бы тебе совсем в этом закоснелом охлаждении ко Господу. Вспомни страшный конец, когда и Бог окончательно отвратится от необращающихся к Нему, отвергнет отвергающих Его, и страхом подвигнись устремиться ко Господу.
Взыщи Господа! Бог или мир – средины нет. Или ты так беспечно спишь, что ничего не видишь?! Там все – здесь ничего; там истина – здесь призрак; там покой – здесь болезненные заботы; там довольство – здесь непрестанное томление; там радость и веселие – здесь только скорби и туга сердца. Все это ты знаешь, испытала и все, однако ж, остаешься в той же суете ума и сердца. Рай на земле устроить хочешь? Осьмая уже тысяча, как миролюбцы истощаются в средствах устроить рай на земле. И не только нет успеха, напротив, все идет к худшему. Не успеешь и ты, а только измучишься, гоняясь за призрачным благом мира, как дети за убегающею радугою».
Такими и подобными сим речами будем уговаривать душу свою возлюбить Господа, всецело к Нему обратиться – возревновать наконец решительно о спасении своем. Не случится ли и с нами то же, что бывает с воздушными шарами. Будучи наполнены газом, тончайшею стихиею, с какою быстротою устремляются они кверху! Наполним и мы душу свою небесными истинами и убеждениями. Они проникнут и в сердце, привлекут желания, а там и все существо наше устремят к Небу и всему небесному.
Впрочем, какая душа не знает всего этого? Все мы знаем, что надо исключительно Господу сердцем принадлежать и все обращать на угождение Ему единому – и малое, и великое. Но когда надлежит приступить к делу – отрешиться от всего – начинаем разные употреблять отговорки, чтобы остаться при своих пристрастиях. «Где нам! – говорят. – Эта высокая жизнь принадлежит только избранникам. Мы же – хоть кое-как... Кто избран, тот особенно и призывается. Вот апостол Павел и прочие, подобно ему видимо призванные...» На это вот что скажу: а эти избранники разве не сами пошли по зову Господа? Разве их связанными как бы влекла благодать? Услышали слово, покорились и устремились ко Господу. Пусть, впрочем, есть особые избранники – и у них все особо. Но есть ведь и общий для всех путь... Сим общим путем и пойдем. Вообще же мы все избраны. Коль скоро слово истины коснулось нашего слуха, значит, мы избраны – нас зовет Господь, и мы безответны, если не пойдем вслед Его. Посмотрите, как обращались другие... Один услышал: «не скрывайте себе сокровищ на земле» (Мф.6:19) – и все оставил. Другой прочитал: «всуе мятется человек! Сокровиществует, и не весть, кому соберет я» (Пс.38:7) – оставил суету и вступил на прочный путь богоугождения. Третий взглянул на распятие с надписью: «Вот что Я для тебя сделал; что делаешь ты для Меня?» – и всем сердцем предался Господу. Что это, разве все чрезвычайные призвания?! Да мы всякий день тысячу подобных истин слышим и читаем. Можем ли после сего считать себя непризванными? Нет, братия, не за призванием, а за нами дело. Как обратились сии обратившиеся? Сознали, что нет жизни, как только в Господе, и переменили свою неподобную жизнь. Так должно быть и у всех. Внутреннее изменение, или перелом, зависит от добросовестности в отношении к сознанной истине. А эта добросовестность – всегда от нас. Приложим ее – и одолеем сами себя. Во внутреннее святилище сердца никто сторонний не войдет. Там все решает человек с своею совестию и сознанием. Станем же сами в себе пред лицем Бога и, живее воспроизведши все, чего хочет Бог, и сознавши неизбежность и неотложность того для спасения, положим в сердце своем сей завет: отселе начну принадлежать Господу всем сердцем и Ему единому работать всеми силами своими. И совершится наше избрание, ибо избрание и есть сочетание нашей решимости с призванием Божиим. «Господь близ» (Флп.4:5). Ко всем приходит и толчет в сердце, не отверзет ли кто? Если сердце – замкнутый сосуд, кто виновен?! Всему вина – наша недобросовестность к познанной истине. Если б этой не было, все бы были всегда устремлены ко Господу. И многое ли требуется?! Ведь мы не совсем же чуждаемся Господа. Только угождение Ему стоит у нас не на первом месте – не есть главное наше дело, а как бы приделок. Дело же у нас – угождение людям и обычаям мирским. Поставьте теперь угождение Господу на первом месте и все прочее перестройте по требованию сей единой цели – и изменится ваше внутреннее настроение. Все останется то же, только сердце станет новое. Вот и все! Много ли это?!
Многое бы еще хотел говорить вам о том же, но вижу, что утомил вас... Остальное сами доскажете душе своей. Ибо кто, кроме нас самих, поможет Господу овладеть сердцем нашим? О, когда бы мы покорились Ему и Ему предали бы сердца свои и лицом к лицу созерцали Его в себе, и все вращались во свете Его, вокруг Его, как вращаются около солнца все светила, обращенные к нему и им освещаемые, составляя свой особый стройный хор! Аминь.
