Об Оригене и современном оригенизме

Об Оригене и современном оригенизме

Одной из самых загадочных, великих и, вместе с тем, темных и трагических фигур в истории Церкви является Ориген, влияние которого на современников и последующие поколения можно сравнить с влиянием Платона на философию. Я говорю не о масштабах их творчества, а о живучести идей. В сочинениях Оригена заложены основы богословия как систематической науки и в то же время в них запрограммирован целый букет всевозможных ересей догматического и нравственного характера, который, как сказочный анчар, своим ядовитым дыханием отравляет путника, желающего отдохнуть под его тенью. Интеллектуальная гениальность и неуступающая ей духовная гордыня создали богословское люциферианство Оригена с его фосфорическим и мертвым светом, похожим на холодное северное сияние.

Свой главный труд он назвал «О началах». Богословие и ереси могут найти там свое. Святые отцы пользовались творениями Оригена также, как языческой философией и терминологией – с большой осторожностью, перелагая, исправляя и воцерковляя их. Они взяли у Оригена все, что можно было взять для богословия – остался один духовный яд. Оригенизм никогда не был принят или даже терпим в Церкви. Концепции Оригена, отвергнутые святыми отцами уже в доникейский период и осужденные на нескольких поместных соборах, были окончательно и навечно преданы проклятию самой высокой инстанцией – V Вселенским Собором, который произнес анафему не только на оригенизм, но и на самого ересиарха.

Осуждение Оригена нашло отражение в церковной гимнографии. Например, в тропаре святому Мефодию Патарскому (отец III столетия) есть слова «…оригенову посрамил еси лесть», то есть опроверг лжеучение Оригена. В послании святого императора Иустиниана к Константинопольскому Патриарху Мине, представляющему собой эдикт, содержится подробный перечень ошибок и заблуждений Оригена, большая часть которых заимствована у платоников и других языческих философов.

В чем главное зло оригенизма, из-за которого Церковь пожертвовала большей частью его произведений, подобно тому, как сжигают дом, где умерли больные чумой, чтобы оттуда не распространилась бы зараза? Почему Ориген оказался злым гением Церкви? Главным образом потому, что он ввел в свое богословие языческое учение о циклах и апокатастасисе (всеобщее возвращение в первоначальное состояние). Он исказил христианское понятие о вечности как качественно новой форме бытия, где исчезает само время, заменив вечность бесконечными циклами, в которых конец равен началу, а в начале предрешен конец. По Оригену, мы живем только в одном из таких циклов. Что было до генеалогии Моисея и что будет после эсхатологии Иоанна – в предыдущих и последующих циклах – неизвестно.

Замкнутая цикличность времени вообще характерна для язычества («Год Платона», «День Брамы» и т.д.). В мифе время обращено вспять. В цикличности, как принципе бытия, соединены две идеи, несовместимые с христианством: всеобщее спасение как обязательное возвращение творения к своему Началу, и вместе с тем – всеобщая погибель: так как вечности нет, цикл замкнулся и космос исчез, растаяв без остатка. Промежуток между циклами – это не вечность, а пауза или вакуум, где отсутствуют материя, пространство и время. Ориген несколько реформировал языческое понятие циклов, оставив общую схему. По Оригену, Бог, в умопредставляемом вначале, совечном Богу, творит определенное число духов, так как сама божественная сила ограничена и большее число существ Бог не мог бы объять Своим промыслом. Параллельно с этим Бог заготовляет материю, из которой потом творит миры; духовные создания совечны Богу. Их состояние можно назвать «хрупким блаженством», которое прерывается грехопадением. Те существа, которые согрешили, посылаются для наказания и исправления в материальные тела. Те, которые очистились от греха, возвращаются к Богу, но у них остается возможность падать опять и поэтому одна и та же душа неоднократно посылается в различные тела. В конце цикла все творение возвращается к Богу и заканчивается апокатастасис. Надо сказать, что Ориген не только говорил о возможности спасения демонов, но даже выражал мысль, что Христос распнется за демонов. Ориген учил о множестве миров, которые были, есть и будут: мы живем в одном из миров и в одном из циклов, – об остальных нам неизвестно. Ориген ввел принцип субординации в учении о Святой Троице, похожий на эманационные ступени платоников: Отец больше Сына, Сын больше Духа Святого. По Оригену Дух Святой не может познать Сына, а Сын познать Отца. Сын и Дух сотворены Отцом, и по отношению к нему являются творениями. Человеческие души стоят ниже Духа Святого, а человек по принципу и подобию относится к Сыну так же, как Сын относится к Отцу.

Эта путаная концепция, схожая с теогонией и космогонией платоников, послужила причиной обвинения Оригена в многобожестве и пантеизме. Ориген смотрел на материальное тело как на наказание для духа, и поэтому в концепции Оригена само творение космоса было не актом божественной любви – преизбытком любви, а необходимым методом наказания. Выходит, что грех – причина космоса. Это учение (воплощение как результат грехопадения) послужило основанием для обвинения Оригена в манихействе. Кроме того, Ориген учил, что Адам до грехопадения был невещественным духом, а после грехопадения облекся телом, что также напоминало монизм платоников, переходящий в гностический дуализм. Ориген учил, что в воскресение из мертвых душа восстанет в форме шара, то есть зачеркивает индивидуальность человека. Он не только мыслил спасение как возвращение, но само возвращение понимал не как воссоздание, а как метаморфозу. Вообще учение о воскресении – одна из самых темных мест у Оригена. Насчет Христа у него была своя концепция, несовместимая с православной догматикой а именно: Бог сотворил душу Христа наряду с другими душами; эти души вначале горели любовью к Богу, но затем отпали. Осталась верной прежней любви только одна душа Христа; она была послана в тело, которое было уже ранее образовано в лоне Девы Марии, и вместе с душой в тело Христа вошел Бог-Слово. Здесь не Святая Троица творит плоть Христа с самого же начала ипостасно соединенную с Божеством, а сначала созидается тело, приобретает человеческий облик, и затем происходит одушевление этого тела и боговоплощение.

По церковному учению причиной отпадения души от Бога является грех, как нарушение воли Божией, то есть разрыв союза человека с Богом. По Оригену, началом падения духов – чистых идей существ было потеря ими созерцания Бога и уклонение к внешнему, «худшему»; дух потерял прежнюю горячность и превратился в душу (душа – психе – остывшая). Таким образом, душа мыслится как метаморфоза духа, как дух, обращенный к внешнему, и закоченевший в нем. Это противоречит христианской антропологии и сотериологии, и само спасение превращается в гностическое учение о интеллектуальном и спиритуалистическом созерцании трансцендентного мира.
У Оригена Христос выступает, прежде всего, как учитель.

Ориген считал, что Христа распяли бесы, но в будущем Христос распнется для спасения демонов. Вообще он считал, что распятие Христа повторяется в духовных мирах.

Церковь неоднократно осуждала учение Оригена. В эдикте святого царя Юстиниана (VI) содержится наиболее подробный разбор заблуждений и ошибок Оригена, а также 10 анафем против Оригена и оригенизма. Характерно, что девятая анафема направлена против тех, кто отрицает вечность мук для демонов и нераскаянных грешников. А в десятой анафеме подвергаются отлучению от Церкви те, кто «…держится этих мыслей, или защищает их, или каким нибудь образом когда – либо осмелятся повторять их».

Святой император Юстиниан в своем послании просит патриарха Мину собрать в Константинополе собор из епископов и игуменов монастырей, находящихся в столице, чтобы они анафемствовали учение Оригена, а затем разослать копии его эдикта и постановления собора «…ко всем святейшим епископам и игуменам, честных монастырей с тем, чтобы они собственной подписью анафемствовали Оригена и зловредное его учение, со всеми какие обнаружатся еретиками».

Таким образом, обширное послание императора и постановление Константинопольского Собора 443 г. явилось основой для разбора лжеучений Оригена и его отлучения от Церкви. О проклятии оригенизма на V Вселенском Соборе свидетельствуют такие авторитетнейшие историки вселенских соборов и комментаторы соборных правил, как Зонара и Вальсамон.

Самым главным свидетельством осуждения оригенизма на V Вселенском Соборе является первое правило VI Вселенского Собора, где говорится: «Они (отцы V Вселенского Собора) Феодора Мопсуестского и Оригена и Дидима и Евагрия, возобновивших эллинские басни, соборно предали проклятию и отринули». Поэтому ухищрения современных модернистов – доказать что Ориген не был анафемствован на V Вселенском Соборе – представляются не только тенденциозными, но и наивными.

Учение платоников и индуистов о теокосмических циклах – это поспешный оптимизм возвращения всего творения к Богу и, вместе с тем, безысходный пессимизм тотального уничтожения всего сотворенного: абсолют в конце цикла как будто начисто стирает исписанную мелом доску, чтобы затем начертать на ней новые письмена; цикл закончился, круг бытия замкнулся и опустился занавес надмировой сцены, за которым только непроницаемый мрак. Вопросы: «Кто я? Где я? Куда я иду?» – не имеют ответа, вернее, один ответ: человек, освобождаясь от материальности и иллюзорности космического бытия, исчезает как чистая идея в неведомых недрах божества.

Цикличность у Оригена по сравнению с платониками носит несколько иной характер.
Циклы Оригена не изолированы друг от друга, их объединяет наличие первоначально созданных душ, падения и восхождения которых соединяют циклы в единую цепь. Это скорее круги, вставленные друг в друга. Апокатастасис Оригена не завершен: души, во всех ситуациях сохраняют свободу воли и способность выбора, как пребывания с Богом, так и новых отпадений от Него. Поэтому блаженство праведников и наказание грешников – это временные состояния. Каждая душа и каждый сотворенный мир (а их множество), висит на конце раскачивающегося маятника.

Кроме догматических ошибок, названных отцами VI Вселенского Собора «эллинскими баснями», в учении Оригена заключена нравственная опасность. Учением о апокатастасисе (всеобщее спасение) он объективно разрушал основы морали, как необходимости борьбы с грехом, уничтожал определяющее значение личности в деле спасения, и своим опасным оптимизмом нравственно усыплял людей. Глубина греха и его катастрофические последствия для загробной жизни были скрыты от Оригена. Он не воспринимал демона как сосредоточия зла, в котором нет борьбы между добром и злом, а одна ненависть к Богу и Его творениям. Он не мог принять той мысли, что сатана изгнан с небес навечно и безвозвратно, а демонов считал духами, которые заняли низшее место в иерархии сотворенных существ. Ориген полагал, что они не лишились до конца божественной милости, удалены от Бога на время, но не выпали из сферы софийного бытия, из светового поля Логоса. Можно сказать, что демон спрятал свое настоящее лицо под широкими складками философского плаща «вселенского ересиарха».

Наше падшее естество с тайной радостью принимает учение апокатастасиса не потому, что грешный человек радуется о спасении всего человечества и даже демонов, а потому, что ложная надежда дает возможность грешить без страха за свою вечную жизнь.

Современные либералы и гуманисты в один голос заявляют: «Надо любить Бога, а не бояться Его, так как Бог есть Любовь». Они не понимают глубины адамова падения, не сознают, что страстный человек любит свой грех, а не Бога.

Начало спасения – страх перед Богом, который затем переходит в благоговение. Только человек, живущий по воле Божией, может реально пережить любовь Божию, не как мечтательное состояние и эмоциональную горячность, а как высший дар благодати.

Преподобный Антоний Великий только после десятков лет аскетических подвигов, дерзнул сказать: «Я уже не боюсь Бога, потому что люблю Его». Святые отцы заповедали помнить о смерти, Страшном суде и адских муках, чтобы этой памятью, как уздой удерживать себя от греха. А кто, не научившись бояться Бога, говорит, что любит Бога, тот обманывает самого себя, как стоящий у подножья горы воображает, что достиг ее вершины.

Церковь сказала об оригенизме: «Это не мое». А современные богословствующие модернисты кричат все громче и настойчивее: «Это наше; слава, великому Оригену!». Они считают, что оригенизм это теология близкого будущего, теология «суперлюбви» и свободы. Модернисты заявляют, что Оригена осудили неправильно и даже пытаются доказать, что вообще произошло историческое недоразумение: он не был предан анафеме Вселенским Собором, а если даже был отлучен, то это псевдо-анафема. Кажется, что модернисты хотят подать кассацию о деле Оригена в какой-то неведомый суд – высший, чем Вселенский Собор.

Оригенизм на самом деле – скрытая реабилитация греха, под декларативными фразами о любви. Нечастный грешник, усыпленный «оригеновой лестью» и забывший о покаянии, увидит после смерти собственную душу, как некое подобие диавола, но будет уже поздно: земная жизнь не повторяется дважды, и время как в мифе, не обращается вспять.

Может быть, скоро настанет такое время, когда модернисты вместе с реабилитацией и прославлением Оригена создадут «икону» апокатастасиса, где сатана будет изображен в первом ряду с ангелами, а Иуда вместе с апостолами. Впрочем, по Оригену, трудно будет отличить души друг от друга, так как они воскреснут в форме шаров.

Долгое время учение Оригена, изгнанное из Церкви, было ядовитыми подземными водами, которые питали различные ереси и оккультные секты. А теперь они приблизились к стенам Церкви и грозят отравить чистые источники Православия.

О лжи «всеспасения»

Апокатастасис Оригена – учение о том, что все творения Божии, в том числе самые тяжелые грешники и падшие ангелы, в конце концов вернуться к Богу – близок к античной философии, которая рассматривала историю мира, как цепь последовательных и замкнутых циклов. Здесь конец сливался с началом – устье реки времени совпадало с ее истоком. Каждый цикл истории делал гигантскую окружность, будто движение космического циркуля, где линия замыкалась в точке ее отсчета. Таким образом, мир, происшедший от Бога должен возвратиться к Богу – в свое первоначальное состояние. Этот языческий апокатастасис, делающий спасение необходимостью, по сути дела зачеркивал разницу между добром и злом в аспекте вечности. Он детерминизировал саму волю человека, и делал добро и зло эфемерными состояниями, то есть почти что фикциями. По Оригену, человек обречен на спасение, а само спасение это возвращение. 

Здесь мы коснулись философской стороны апокатастасиса. Но есть еще другая, более сокровенная – нравственная сторона. Человек перестает бояться Бога, а по Библии страх Божий – начало премудрости. Именно страх Божий отрезвляет человека, сковывает его грех, и очищает ум от страстей. Без страха Божьего ум находится в состоянии опьянения и делается рабом чувств, желаний и стремлений к наслаждениям. Страсти подсказывают уму идеи, а рассудок развивает их. Страх, предохраняя человека от грубых грехов, дает место в душе для благодати, которая рождает надежду, а надежда рождает любовь. Где нет страха – там нет надежды, а только змеиная песнь страстей, которые оправдывают грех. Странное дело: грешник утешает себя любовью Божьей, в которой он надеется найти прощение без покаяния и исправления. Это ложное упование, это прятанье за любовь Божию происходит именно потому, что у грешника нет любви к Богу. Впрочем, часто грешник убеждает себя в том, что Бог, как всецелая Любовь, даст ему время покаяния перед самой смертью; а теперь – время для земных радостей, то есть время для наслаждений, а не слез.

Многоречивые выступления современных гуманистов о любви Божией – это на самом деле грех против любви, так как они желают превратить любовь Божию в гарант своего спасения без покаяния и исправления жизни, то есть здесь злоупотребление любовью и милосердием Божиим. Эти люди не понимают, что истинная любовь к Богу рождается в тяжелой борьбе с собой; что отдаваясь страстям, они не любят Бога, что совершая грех, приносят страдания Христу. Слова о любви без подвига – это оправдание греха. Такие люди готовы распять Бога и блудить под тенью Креста, утешая себя тем – что Бог есть Любовь.

Современному гуманистическому сознанию неприемлемо учение Христа о вечных муках, которое содержится в Евангелии и является одним из краеугольных догматов сотериологии и эсхатологии.

Учение Оригена было осуждено, оно было изгнано из Церкви, но не из уголков человеческого сердца, где грехи, как змеи, свили свои гнезда. На протяжении истории мы видим рецидивы оригенизма в ересях и сектах, в том числе в оккультных сектах, который учит о восстановлении падших ангелов в своем чине и примирении сатаны с Богом. Характерно, что в демонических сектах блуд стал ритуальным символом любви.

Сам Ориген был аскетом, но, к сожалению, аскетизм принял у него изуверскую форму – самооскопление. Он читал Евангелие в мерцающем свете «Диалогов» Платона. Ложный спиритуализм Оригена как платоника и обещание всем конечного спасения делал оригенизм привлекательным для древних, средневековых и современных гуманистов. Теперь все чаще звучат призывы реабилитировать Оригена, и признать церковные анафемы недействительными, как некое недоразумение.

Современные реформаторы с большим удовольствием предали бы анафеме святого царя Иустиниана Великого, собравшего V Вселенский Собор, на котором был осужден Ориген, а самого Оригена объявили бы «вселенским учителем».


Ориген и современные оригеновичи


Наша земная жизнь это краткое мгновение, похожее на элементарную частицу в космических ритмах времени; в сравнении с вечностью – она ничто. Но земная жизнь имеет ни с чем несравнимое и непреходящее значение: ее ценой покупается вечность, а именно, на земле решается вечная участь человека, здесь он определяет себя по отношению к Богу. В земной жизни содержится то семя, из которого произрастает благоуханный цветок будущей жизни или же ядовитое растение, плоды которого – духовная смерть.

В вечности обнаруживается то, что собрал человек на земле: стяжал ли благодать Духа Святого, или своими грехами уподобился демону, воспринял его образ и стал его «адским сокровищем». В вечности перемены уже не будет. В загробном мире человек не в силах помочь себе. Однако здесь надо внести некоторые коррективы.

Есть несколько состояний в загробной жизни. Если христианин имел веру во Христа как в Спасителя, освящался таинствами Церкви, но колебался между добром и злом, падал и восставал, согрешал и каялся, но не смог искоренить в себе греховных привычек, или же, перед смертью искренно обратился к Богу, но не успел проявить свою веру в делах любви и милосердия, тогда молитва Церкви может спасти его.

Если младенец умер некрещеным, то его природа осталась пораженной адамовым грехом, хотя личность еще не сформировалась; такая душа не может воспринять божественный свет, но, вместе с тем, как не совершившая сознательно греха, не будет наказана. По мысли святого Григория Богослова, такие дети будут «ни в славе, ни в мучении».

Что будет с язычниками или иноверцами, которые не слышали о Христе? Над ними тяготеет адамов грех; но если эти люди старались делать добро, творить милостыню и поступать справедливо, то они не будут в геенском огне, но и не увидят Бога, то есть будут лишены возможности личного общения с Богом через благодать (высшая форма богообщения – любовь, а это возможно только в раю). Все люди нуждаются в искуплении, а без Искупителя нет искупления, без Спасителя невозможно спасение. Поэтому они останутся в духовной тьме (в метафизической тьме), но будут иметь некое утешение в самом своем бытии. По мысли святого Григория Богослова, не все, кто лишены награды, достойны мук, и не все, кто избавлены от мук, достойны награды.

Что будет с инославными, которые верили в Иисуса Христа, но находились вне Его Церкви? Истинный Христос открывается в Духе Святом, Который пребывает в Церкви. Вне Церкви – искаженный, мертвый образ Христа, который не может спасти. Поэтому возможно предположить, что их участь такая же, как участь не знавших Христа: они будут лишены благодати Духа Святого. Если инословные самоотверженно служили и совершали много добрых дел, то они получат милость и воздаяние от Бога, но не Самого Бога – как внутреннего фактора жизни. Однако тот, кто знал о Православии и хулил его, будет осужден как хулитель Духа Святого.

Господь сказал, что в раю обителей много. Святые отцы учат, что и в аду обителей много и каждый на небесах и в преисподне получит место по состоянию его души. Святые отцы считали необходимым размышлять о смерти, о суде Божием, о блаженстве рая и муках ада, чтобы помнить, какими духовными опасностями окружен человек, какой непоправимой катастрофой может окончиться его жизнь.

Последнее время православное учение о спасении стало подвергаться различным извращениям и провокациям со стороны модернистов, которые реанимируют учение Оригена о всеспасении, отвергнутое и проклятое Церковью как духовная ложь, обольщающая человека ложной надеждой.

Современные модернисты – преемники Оригена – стараются завязать глаза путнику, идущему в горах по узкой тропинке между обрывами и пропастями, где каждый шаг может стать роковым, и убеждают его, что он идет по ровному месту, что ему нечего бояться, а если даже он упадет, то не в бездну, а на мягкую перину: полежит, отдохнет, сколько ему хочется, а затем снова в путь.

Ориген умер. Могила его давно забыта. Но дело его продолжают современные оригеновичи, которые шумною толпой кочуют в христианских регионах. Учение оригеновичей отличаются друг от друга как варианты одной мелодии: в чем-то они могут даже спорить и полемизировать между собой, но в вопросах об адамове грехе, спасении, искуплении, адских муках и конечном возвращении к Богу всего человечества – они единомышленны.

Что же хотят от Православия оригеновичи? Что не устраивает их в церковной догматике? Каково их общее кредо? Одни из них считают, что Христос находится не на небесах – одесную Бога Отца, а в аду, где встречает души умерших, крестит их, а затем отправляет в рай. Согласно этой концепции, в привилегированном положении оказываются те умершие, которые не приняли крещение во время земной жизни: теперь для них открыта возможность получить крещение от Самого Господа. Церковный христианин не освобождается от тяжелой борьбы с грехом в течение всей своей жизни, и результат этой борьбы не известен. А не принявший крещение на земле получает его под землей и, тотчас, без всякой борьбы, испытаний и мучений, попадает прямо в рай. Если такая адская мистагогия модернистов будет принята как православная, то из храмов в скором времени надо будет убрать крещальные купели за ненадобности, так как каждый захочет быть крещенным от Творца неба и земли, не через Его слуг – священников, а непосредственно от Него.

Согласно новому модернистическому апокрифу, неверующие, еретики и раскольники встретятся в аду с Христом, узнают в Нем Бога и Спасителя, а Христос примет их в небесное царство. Не исключена возможность, что в аду будут проповедовать миссионеры и вступать в беседы с душами умерших, то есть в аду откроется огласительное училище.

Как будет пребывать Христос в аду? В этом у оригеновичей небольшие расхождения друг с другом, так сказать, разномыслие в одной семье. Некоторые считают, что Христос будет пребывать в аду Своим Божеством и благодатью. Но Господь итак объемлет все Свое творение: Он весь во всем и весь выше всего, Он внепространственен, Он во все проникает, но в Него ничего не может проникнуть. Благодать Божия содержит все миры, но в раю она открывается как Любовь, а в аду как Справедливость. Всеприсутствие Божие не ограничено ни адом, ни сатаной, но ад и сатана чужды Богу. Их разделяют духовные дистанции. Грех – это демоноподобие, и благодать Божия своим действием мучает демонов и демонообразных грешников.

Душа человека по природе христианка. Поэтому каждый человек, кто бы он ни был, обладает таинственным внутренним голосом своей души – совестью. Каждый человек наделен образом Божиим, как своим, который не исчезает от грехов и не теряется до конца. Потому грех называется «безобразием», то есть действием против образа Божия.

На первый взгляд может показаться, что богач из евангельской притчи, и языческий жрец, беседовавший с преподобным Макарием, хоть и грешили, но не хулили Бога. Однако на самом деле это не совсем так. Богач поступал против голоса собственной души и против образа Божьего, который он должен был любить и уважать в нищем Лазаре. Жрец поклонялся лжебогам, которые в Священном Писании названы демонами; жил тем, что учил людей демонопоклонению и духовной лжи. Ложь не может быть нравственно нейтральной. Ложь это негатив истины, а жестокость – негатив любви. Поэтому состояния душ богача и жреца по смерти раскрылись как неприятие Бога. Можно сказать, что грех в вечности обращается в силу, отталкивающую грешника от Бога, которая может иметь различные степени – от отчуждения до жгучей ненависти.

Некоторые модернисты утверждают, что Христос приходит в ад, как после крестной смерти, Своей человеческой душой. Но ведь смерть это разлучение души и тела. В таком состоянии Христос находился три дня – от погребения до Воскресения. Значит, чтобы являться в аду Своей душой, Христос должен каждый раз умирать и отделять Свою душу от Своего тела, а умерев – Воскресать снова. А если Господь придет в ад как Человек, с душой и телом, то адские существа, у которых грех уже раскрылся и обнажил свою демоническую сущность – ненависть к Богу, захотят снова распять Христа, то есть к своим грехам прибавить еще новый грех.

Возникает вопрос: могут ли грешники, находящиеся в аду покаяться и перейти в рай? В аду нет покаяния. Когда Господь после распятия сошел во ад, то Его узнали как Спасителя те, которые ожидали грядущего Мессию, жили по закону Божьему – устному и письменному – и старались внимать своей совести. Господь вывел эти души из ада. Те, в ком сложное сочетание добра и зла, которые верили в Иисуса Христа, каялись при жизни, но недостаточно боролись с грехом, – пребывают в аду как бы в состоянии паралича. Они могут быть реанимированы молитвами Церкви, а не личным покаянием, которое невозможно.

Ад – это страна забвения, общее понятие о том месте и состоянии тех, кто не видят Бога очами души через благодать; а геенна огненная, тартар и другие наименования относятся к степени мучений грешников. Для тех, кто в геенне огненной, Бог является предметом ненависти, Бог для них личный враг. Эта ненависть к Богу дает им некое темное, мрачное, мучительное и безумное наслаждение.

Остановимся подробнее на вопросе, почему в посмертном бытии невозможны нравственные метаморфозы?

У нас, живущих на земле, есть две воли: естественная, поврежденная грехом, относящаяся к нашему хотению, и гномическая воля, относящаяся к сознанию: это воля нравственного выбора, и свобода в принятии решений. В посмертном состоянии гномическая воля исчезает. Благодать Божия восполняет недостатки и несовершенства святых (по словам преподобного Макария «некие темные пятна»). Поэтому вечное спасение – дар Божий, даже для величайших подвижников.

Святые в царстве небесном находятся на той степени обожения, когда они внутренне и внешне становятся недоступными для зла и греха. Это не лишение человека свободы воли, а та таинственная любовь, которая делает немыслимым для души совершить грех против этой любви. Воля святых, соединившаяся с благодатью, приобретает в вечности неразрушимую твердость, цельность и совершенство. Это состояние является наградой и венцом победы за подвиг жизни.

У душ, пребывающих в геенне, также теряется гномическая воля. Она растворяется в ненависти к Богу, так что у грешника не остается выбора: грех, действующий в душе, становится ее вечной доминантой. Что же произойдет с такими грешниками, если к ним сойдет Христос в Своей Божественной славе? – То, что с Адамом после грехопадения, который бежал от Лица Божия, чтобы скрыться в кустах: грешники, ненавидящие Бога, в Его Божестве увидят только карающую силу, и воззовут как бесноватые вместе с демонами: «Почему Ты пришел мучить нас».

Обращение к Богу возможно там, где есть любовь. Сама вечная жизнь – это раскрытие любви к Богу. А здесь вместо любви – море злобы, или зияющая пустота.

Без благодати сама очевидность мертва. Посмертная очевидность – что Иисус Христос из Назарета Сын Божий – для тех, кто не хотел знать Его при жизни, является не исповеданием Христа, а устрашающим для грешников фактом. Те, кто осудили Христа на смерть, знали, что Он Мессия (или должны были знать, но не захотели этого), однако восприняли Его как личного врага и предали распятию.

Грех – многолик. Это иррациональная сила, темное дно метафизической бездны, безумие. Грешник, потерявший благодать, увидит в себе самом мысленные образы Иуды, Каиафы, и прочих богоубийц, и более того, увидит сросшийся с его душой темный лик демона. Один несчастный поэт-декадент выразил состояние такого грешника словами:
«Христос, меня к Себе напрасно не зови,
Оставь меня проклятию».

По мнению модернистов, грешники, даже обремененные самыми тяжкими грехами, не погибнут навеки в адских муках, а получат огненное крещение и затем спасутся. Здесь высвечивается католическое учение о чистилище, в его самом радикальном варианте. Преподобный Иоанн Дамаскин, перечисляя прообразы крещения, говорит об огненном крещении, которое очищает не грешников от их грехов, а землю от грешников.

Модернисты составили новый вид богословия, которое мы назвали бы «маргинально-оригинальным»; маргинальным в том смысле, что они собирают те случайные и ошибочные взгляды святых отцов, которые не приняла Церковь, то есть ищут не золото в Церкви, а шлак за ее воротами; оригинальным потому что, неудачные выражения, обмолвки, терминологические неточности и ошибки святых отцов они дополнительно подвергают собственным интерпретациям, рассчитывая на то, что из ста человек, по крайней мере, 99 не будут сверять их монтаж с патристическим текстом, а примут на веру. Так, например, модернисты сознательно профанируют слова святого Григория Богослова о том, что раскольнику и кощуннику Новату ничего не остается, как только крещение в адском пламени, то есть его участь – вечная погибель, а стараются приписать вселенскому учителю мысль, что Новат очистится и спасется в аду через огонь (через пламя полюбит Бога?!).

Модернисты представляют ад как пересадочную станцию на транзитном пути в рай; во вратах ада стоит церковь, где совершается оглашение душ умерших, а затем преподаются им таинства. Это новаторское извращение противоречит православной сотериологии, которая учит, что человек спасается верой через дела любви; а здесь неверующие встречаются с Христом в аду, получают прощение грехов и все, что может дать Церковь на земле.

Значит, вера для спасения вовсе не нужна? Чем же тогда спасается человек? Здесь у модернистов некое расхождение. Одни отвечают: добрыми делами и естественной совестью. Другие спасение относят всецело к безмерной любви Божией, где значение нравственного состояния человека по сути дела приближается к нулю. Его конечное спасение уже обусловлено любовью Божией. Но ведь добрые дела неразрывно связаны с душевным состоянием человека? Неверующий будет делать добрые дела по другим причинам и побуждениям, чем верующие: для неверующего непонятна борьба со страстями; он живет своими эмоциями и представлениями; у него нет внутренних нравственных доминатов, а если имеются, то они основаны на гордости, в лучшем случае на жалости к человеку, которая носит чувственно-эмоциональный характер.

Одно и то же дело, совершенное верующим и неверующим, имеет различные причины и характер и поэтому их нравственная ценность не может быть уравнена на весах божественного правосудия. Именно вера формирует духовный лик человека, дает силы совершать добро, очищает его душу от греховных страстей, делает более чутким его совесть.

Верующий творит добро ради Господа; он видит в каждом человеке образ Божий и, поэтому, добро сделанное ради Христа, которое принимает Христос в лице человека, становится вечным и нетленным.

Неверующий видит в человеке только существо, живущее во времени, то есть разумное животное, и этот унизительный взгляд на человека унижает добро, которое делает он. Но даже такое добро не останется без воздаяния и награды, однако спасти душу оно не может: единственный Спаситель это Христос; Он – вечная Жизнь и Путь к вечной жизни.

Если можно было бы спастись одной нравственностью, то каждый человек, имеющий некий нравственный потенциал, был бы спасителем самого себя. Вообще в концепции модернистов Голгофская Жертва становится непонятной: человек не включается в нее через веру; она остается внешним фактором, величественным апофеозом, но не тайной Искупления.

Некоторые оригенисты заимствовали у Оригена учение о том, что души людей в загробном мире не теряют свободы воли как выбора между добром и злом. По их мнению, у людей по смерти остается гномическая воля, как возможность к нравственному изменению, то есть возможность для покаяния и возрождения грешных душ, находящихся в геенне. Однако, присутствие гномической воли у святых в раю также открывает возможность для их будущих грехопадений, наподобие того, как согрешил Адама в Эдеме. Учение о посмертной гномической воли у грешников и святых логически приводит к циклам Оригена. Райское блаженство и адские муки – это не вечное состояние, а только временные эпизоды. Между адом и раем находится некая лестница, по которой возможно движение как вверх, так и вниз. Свобода воли, не подчиненная ни добру, ни злу, то есть не достигшая ни совершенства, ни полной деградации, создает в бесконечном бытии различные внутренние состояния и внешние ситуации. Отпадение от Бога – апостасис, и возвращение к Богу – апокатастасис создают бесконечные космические циклы: нет вечных мук и вечного блаженства, история – это качание исторического маятника, рай и ад – только повторяющиеся эпизоды в межзвездной одиссее души.

По Оригену рай – это созерцание Божества. По неким причинам дух отклоняется от созерцания Бога, обращается к внешнему и к самому себе; он превращается в психи – душу, и застывает подобно соляному столпу, в который была обращена жена Лота. В следующем цикле начинается возрождение падших душ.

От Оригена модернисты заимствовали, а затем усовершенствовали учение о временном аде, где после мучения наступает спасение, и этим самым открыли другую сторону учения Оригена – о временном рае, где блаженства оканчиваются новым падением души.

Для некоторых модернистов искуплением человеческого рода является не Голгофская Жертва, а воплощение Сына Божьего. Такое искупление похоже на учение древних гностиков о том, что эон София выпала из божественной плеромы (полноты) и этим самым заключила себя в темницу материальности. На землю приходит высший из эонов Христос, чтобы спасти Софию. Это приобщение эона Христа к земному бытию является освобождением Софии, которая снова возвращается в плерому. Искуплением является само временное пребывание Христа во плоти Иисуса из Назарета; а спасение (апокатастасис) Софии – ее возвращение из эфемерного вещества в свою первоначальную спиритуалистическую сущность в мир божественных идей. По учению этих модернистов спасение совершается не на Голгофе, а в Вифлееме. Человечество спасено потому, что человеческая природа освящена Рождеством Спасителя. Такая установка, зачеркивающая ведущую роль личности в деле спасения, закладывает основания для апокатастасиса – спасения всего человечества как целостного Адама.

Модернисты не отрицают святости Церкви, но ратуют за расширение ее границ, которые хотят растянуть как резину, так чтобы в пространстве Церкви оказались бы христологические и иные ереси. Они утверждают и применяют как довод свои псевдонаучные фантазии о том, что Церковь принимала творения ряда еретиков, как свой голос, свое самовыражение, поэтому ересь не мешает духовной истине и святости, то есть можно быть еретиком, не разделяющим учение Церкви и, в тоже время, мыслить по православному и писать при содействии благодати.

Для чего это надо? Для того, чтобы внедрить среди православных мысль о том, что существуют «святые» еретики, а некоторые из них почитаются как учители Церкви. Значит анафемы и проклятия ересей, это пустые слова, плод невежества и фанатизма, на которые современный просвещенный человек не должен обращать внимания; вернее, должен глубоко сожалеть, что на вселенских соборах были совершены преступления против заповеди о божественной любви, и жертвами православного фанатизма и нетерпимости стали братья во Христе, которые говорили немного другим богословским языком.

Уже давно раздаются голоса, что под святым Дионисием Ареопагитом спрятался неизвестный монофизит, что под именем преподобного Макария Великого скрывается мессалианин Симеон, хотя творения преподобного Макария Великого носят выраженную антимессалинскую направленность; под преподобным Нилом Синайским они хотят видеть последователя Оригена Евагрия, и т.д. Все это взято у протестантов, отвергших Предание; все это делается не во имя науки, так как истинная наука бережно относится к традиции, как каналу передачи знаний, а во имя либеральной концепции о всеспасении.

Современные оригеновичи высказывают толерантное отношение к демону. Они вообще стараются не упомянуть о нем, как будто его не существует на свете; а если говорят о нем, то не как о живом существе, а как о некой аллегории. Это понятно: они верят в возвращении падших духов на свои прежние места на небе, и поэтому не хотят портить отношения с ними и сатаной. Вообще, оргеновичи стараются заменить ангелологию и демонологию психологией.

Взгляды Оригена противоречивы. Уже современники упрекали его в том, что он отрицал то, что ранее утверждал, и доказывал то, что опровергал в другом месте. Концепции современных модернистов также запутаны и аморфны. Такие колебания неизбежны там, где нет под ногами твердой почвы Предания. Но, в некоторых случаях такая туманность и неясность – преднамеренны; они дают возможность варьировать и уходить от прямого ответа.

Оригена уже при его жизни осуждали в том, что он слишком произвольно употребляет аллегорический метод при толковании Священного Писания и тем самым противопоставляет себя традиции. Это стало причиной расхождения Оригена с его любимым другом и учеником Амвросием. А один из современных модернистов составил цитатник, в котором пытался доказать не только конечность, но аллегоричность и мифологичность вечных мук. Разумеется, в широком поле патристики он не мог собрать нужного материала, и поэтому «дополнил» святых отцов богословствующими философами из декадентов и экзистенциалистов во главе с Бердяевым.

Оригенизм это униальная система между христианством и платонизмом. Современные модернисты создают новые авторитеты в лице Владимира Соловьева, иерея Павла Флоренского, протоиерея Сергея Булгакова и других платоников в христианстве. У преподобного Иоанна Лествичника есть рассказ о том, как монах захотел поселиться в пустую келию, где жил когда-то знаменитый последователь Оригена Евагрий Понтийский. Отцы скита отговаривали его, предупреждая, что в келии, где жил еретик, обитают злые духи, и может случиться беда. Молодой монах не послушал их, и через некоторое время его нашли повесившимся в этой келии.

Демон овладел этим самовольным подвижником. Но есть еще другой вид самоубийства – это отступление от Православия и повторение в наше время древних ересей. Здесь дело не только в оригеновичах, которых становится все больше и больше, но и в самом духе времени, который размывает христианский менталитет, уничтожает метафизическую и мистическую глубину православного учения, и подменивает саму веру как тайну плоским гуманистическим шаблоном.
 
Архимандрит Рафаил (КАРЕЛИН)
http://www.blagogon.ru/biblio/644/ 
 
 
 

Написать комментарий