ГОСПОДЬ ПОМИЛОВАЛ: Рассказы о подвигах русских воинов в русско-турецкой войне 1877-1878 годов
После взятия крепости Никополя наши войска стали подвигаться к Плевне. 8 июля 19-я рота пехотного Костросмкого полка, шедшая впереди всей колонны, неожиданно наткнулась на неприятеля. Предполагая, что турецкий отряд малочислен, костромичи, выслав цепь вперед, стали наступать.
Турки сразу открыли беглый огонь.
– Должно быть, патронов много у турок, – говорил солдатик своему соседу в цепи, – глянь, как валяют, пули все через голову летят, без прицела стреляют, окаянные!
– За такую стрельбу наш ротный страху бы нагнал, – подтвердил сосед.
– По мне, они об заклад бьются, кто больше кого патронов выпустит, – смеялся солдатик.
Скоро цепь пододвинулась настолько близко к неприятелю, что оставалось только броситься в штыки. С криками «ура!» ворвались костромичи в середину неприятельской позиции. Турки, потеряв половину людей ранеными и убитыми во время отступления, отошли к траншеям. Но вот к ним подоспело подкрепление; неприятельский рожок возвестил что-то недоброе, и затем они, в свою очередь, пошли в атаку на костромичей. Наши молодцы встретили турок штыками, дрались, как львы, но борьба была слишком неравная; подавляемые целым батальоном неприятеля, костромичи должны были отступить на свою прежнюю позицию. После этой ужасной атаки рота почти не существовала. Много раненых, которые были не в состоянии двигаться, остались у самой траншеи.
Один солдатик, видя, что турки выходят из укрепления и приготовляются атаковать наших, и не желая попасть живьем в их руки, хотел, было, встать, как вражья пуля угодила ему прямо в голову. Упал снова бедняга и потерял сознание. Долго еще продолжался бой, подоспели наши на подмогу, подоспели и турки, но ни те, ни другие не могли совладать друг с другом, и пришлось отступить обеим сторонам на свои позиции. С наступлением темноты водворилась тишина. На том месте, где несколько часов тому назад сошлись два врага, теперь нельзя было услышать ни одного человеческого голоса; только повсюду разбросанные трупы павших воинов напоминали, что еще так недавно здесь происходил бой. Восходящая луна бросала свой слабый свет на эту печальную картину. В это время тот самый солдатик, который вторично был ранен в голову, пришел в себя. Бедняга оглядывается: кругом тишина, поле покрыто кустарниками, два убитых товарища лежат около него. У одного раскрыт рот, кулаки сжаты, глаза навыкате; у другого лица не видать, весь он скорчился от мучений. Немного позади лежал еще товарищ, слабый стон которого доносился до слуха нашего солдатика.
«Тоже раненый», – подумал он просебя.
Теперь только наш бедный страдалец почувствовал сильную боль в ноге и голове. Ощупал он ногу: кость перебита, а в голове рана небольшая; но не до ран ему было в настоящую минуту: куда и как спастись – вот чего он не знал. Где турки, где Костромской полк? Подать ли голос раненым товарищам, которые в таком же положении, как и он? Вот о чем думал несчастный. Не успел он еще хорошенько опомниться, как случилась новая беда. Вдруг раздается вблизи лошадиный топот, солдатик всматривается: едут два башибузука, и прямо на него. Невольный страх овладел беднягой; лег он на спину, притаил дыхание и не двигается, только одним глазом поглядывает. Башибузуки подъехали, слезли с коней; один пошел куда-то направо, а другой начал осматривать мертвого, лежащего около нашего солдатика; прежде всего ткнул ему ногой в бок и, убедившись, что он не раненый, стал обшаривать карманы. Нашелся кошелек, из которого он серебряные деньги взял, а бумажки выбросил. Затем, сняв с мертвого сапоги, подошел к раненому. Нав с мертвоно сапоги, подошел к раненомузял, а бумажки выбросил. вать карманы. лежащего около нашего солдатика; прежде всегош солдатик лежал ни жив, ни мертв и уже читал про себя отходную.
«Братец, помилуй, пожалей, дома жена, дети!» – возопил раненый, но турок в ответ на эту мольбу одним ударом шашки проткнул несчастному живот и, обобрав его, подошел к нашему костромичу. «Прими дух мой, Господи!» – шептало про себя бедняга, но в эту минуту басурман ударил изо всех сил ему носком в лицо так, что он чуть не закричал от боли, но, к своему счастью, удержался. Потом турок полез в карман, причем мурашки забегали по телу мученика; взяв себе бумажник, изверг начала снимать сапоги; можно себе вообразить, какие страдание переносил бедняга, пока башибузук снимал сапог с перешибленной ноги. На прощанье турок ткнул его еще раз ногой, плюнул в лицо и удалился. От радости, что обошлось так счастливо, солдатик заплакал. Башибузук был уже далеко от него, когда он привстал, осенил себя крестным знамением и произнес: «Господь помиловал меня, грешного!»
Боль в ноге все усиливалась; чтобы сделать перевязку, он внял с себя рубаху, оторвал рукав и обмотал им ногу; потом, заметив, что на убитом товарище висела жестяная фляга, он подполз к нему и подкрепил силы несколькими глотками воды. Теперь оставалось только хотя бы ползком, но уйти отсюда. Собравшись с силами и перекрестясь, пополз наш солдатик, пробираясь между кустами по тому направлению, куда, по его мнению, должны были отступить православные. Долго он полз не останавливаясь, но силы его, конечно, с каждым шагом ослабевали. Какие только препятствия не встречались ему на пути: овраги, речка, кукурузное поле, каменистое место, и все это приходилось переползать с терпением и полным смирением. Задевая раненой ногой за камень или куст, он причинял себе этим невыразимую боль; колени, на которых он полз, были изодраны до крови. Время приближалось уже к рассвету, когда новое несчастье чуть было не постигло нашего страдальца: вдруг опять послышался шум и ржание коней – это ехали черкесы. Солдатик прилег за кустом. Что стоили бедняге эти несколько минут, проведенные в страхе! Вот черкесы, занимаясь шумными разговорами, стали уже приближаться к тому кусту, за которым он лежал, но Господь и в этот раз помиловал страдальца: они проехали мимо, не подозревая, что тут есть православная душа. Придя в себя после вторичного испытания, солдатик понял, что на этом месте проходила линия турецких аванпостов. Теперь он больше не боялся встретить неприятеля, потому что его впереди быть не могло. Надеясь на скорую помощь, он с бодрым духом пополз вперед. Стало рассветать, силы его наконец истощились, кровь почти сутки текла не переставая из ран, подкрепиться было нечем. Наконец прилег и уснул страдалец.
Проснулся солдатик, когда солнце уже заходило. Ни впереди, ни по сторонам никого и ничего не было видно. Только птицы, поднявшись высоко в воздухе, пели и кружились. Пополз опять страдалец наудачу дальше; солнце уже совсем зашло, когда он вдруг увидел неподалеку две верные фигуры. «Это наши! – воскликнул он. Господь помиловал меня, грешного», – шептал он про себя, крестясь. Действительно, это были казаки, стоящие на аванпостах, но до них было еще далеко, а силы все убывали. Спотыкаясь и падая поминутно, продолжал солдатик свой тяжелый путь. Оставалось не более двухсот сажен до казаков, когда он, чуть дыша, рухнул на землю.
«Уж умереть бы лучше», – думал он и, собравшись с последними силами, стал звать на помощь. – «Братцы, спасите!» – кричал он.
Чуткие казаки сейчас же выехали по направлению доносившихся до них стонов несчастного. Когда они приблизились, солдатик подал им голос, и они подъехали.
– Братцы, возьмите меня, а не то сгнию, – говорил сквозь слезы бедняга. Конечно, казак посадил солдатика к себе на коня и повез его на пропускной пост, а оттуда – в Костросмкой полк. Бедняга совсем ожил, когда увидал товарищей.
Жаль, что неизвестно имя этого героя-мученика. Жив ли он и поправился ли?
Митр. Серафим Чичагов
«Доблести русских воинов»
Рассказы о подвигах солдат и офицеров в русско-турецкой войне 1877-1878 гг.
