Цель поста
Поститься значит воздерживаться от известной пищи, по установлению Божию. Пост не есть воздержите обыкновенное, которое потребно всегда, тогда как пост бывает временно. Обыкновенное воздержание служит к сохранению телесного здоровья и приличия, а пост – выражением живого участия или любви к Богу и святым и средством к нашему освящению. Поэтому цель поста двояка.
Первая – та, чтобы выразить живую любовь к Богу. Эта цель проистекает из общего христианского нравственного начала, обязывающего всех с радующимися радоваться, с плачущими плакать (Рим.12:15). Ты стыдишься смеяться пред лицом плачущего друга, да и всякого ближнего; не позволишь себе своей грустью огорчать веселящегося; так слово Божие внушает всем нам выражать в известные дни наше участие и любовь к Спасителю между прочим и постом. Аще кто Мне служит, Мне да последует (Ин.12:26), говорит Господь. Следовательно, кто христианин, тот должен подражать Христу и, по примеру Его, поститься. Ап. Павел учит: «Ибо в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе» (Флп.2:5), т. е., в вас должны быть такие же чувствования, какие во Христе Иисусе. Он постился; следовательно, и мы из подражания Ему должны поститься. Ап. Петр пишет: «Итак, как Христос пострадал за нас плотию, то и вы вооружитесь тою же мыслью» (1Пет.4:1), т. е. и вы примите участие в Его страданиях, сообразуясь смерти Его (Флп.3:10). А это заповедуемое апостолом участие к распятому за нас Господу, по слову Его Самого, состоит наиболее в посте. «Но придут дни, когда отнимется у них жених; и тогда будут поститься в те дни» (т. е. Христос на страдания и смерть), (Лк.5:35). Подобное сочувствие слово Божие повелевает нам иметь и к святым. Ап. Павел говорит: «посему умоляю вас: подражайте мне, как я Христу» (1Кор.4:16).
Таким образом правосл. Церковь, проникнутая живой любовью к Искупителю, в дни воспоминаний о пощении, страданиях и смерти Господа и святых установила пост, напр., в св. четыредесятницу, страстную седмицу, в день усекновения Предтечи и проч., и призывает нас к общему и единомысленному с ней выражению святого участия, или сочувствия. Без сомнения, неприлично последователям Христа Спасителя ни мало не изменить образа своей жизни и не обуздывать своих прихотей в то время, когда Господь постился и страдал за нас. Если мы и в это время не перестаем довольствовать свою плоть, как питаем и греем ее всегда, то поведение наше являет, что мы как бы не Христовы и Христос как бы не наш. Ибо те, кои Христовы, плоть распяли со страстями и похотями (Гал.5:24), или, по крайней мере, несколько отказывают себе в плотоугодии при воспоминаниях о страданиях и смерти нашего Спасителя.
К сожалению, мы не только нарушаем пост по недостатку живого участия к Господу, но чаще – по скудости и неправильности нашего воззрения на это дело благочестия. Мы судим о посте не под управлением сердца любящего и благоговеющего, а под влиянием рассудка умствующего, – этого ненадежного и опасного руководителя в вере и благочестии, – что принадлежит более сердцу, нежели рассудку. Рассудок холодный обыкновенно рассчитывает и никогда не соглашается на бескорыстную жертву, на которую готово сердце. Пост есть установление, возникшее не от холодно мудрствующего рассудка, а от бескорыстного и чистого влечения чувствующего сердца. Пост нельзя весить и мерить, как вещь и корысть, а можно понимать только теплым сердцем, неиссохшим от мертвящих умствований. Хранение поста можно уподобить поведению нежных детей, которые по любви к матери своей готовы нисколько воздерживать свой аппетит, чтобы только дождаться прибытия ее и вместе, с ней разделить трапезу. Такое лишение и терпение есть прекрасная жертва сердца. Но рассудок едва ли эту жертву вполне оправдает или, по крайней мере, оценит, потому что он не видит в ней ни пользы, ни вреда – ни детям, ни матери. Так на св. жертву, приносимую хранением поста, рассудок без руководства сердца и веры святотатственно посягает! Все умствования против поста суть суждения рассудка, все оправдания поста суть чувствования сердца.
Другая цель поста есть наше освящение, для которого он служит необходимым евангельским средством всем христианам. Эта цель очевиднее и для рассудка, мудрствующего в угоду плоти. Человек, не отягченный пищей и питьем, обыкновенно бывает живее, бодрее и деятельнее, менее нуждается в покое и сне. Ум, память и чувства действуют восприимчивее, проницательнее, правильнее и успешнее. Самое лицо у воздержанного становится благообразнее, скромнее и приятнее, а телесное здоровье крепче (Дан.1:15); ибо чем менее пищи, тем менее разложения и тления.
Если о нравственном достоинстве воздержания, а следовательно, и поста так мыслит даже рассудок, то каким важным, необходимым и спасительным средством к освящению нашему служит пост, по свидетельству слова Божия? По писанию, нельзя быть сластолюбивыми и вместе боголюбивым (2Тим.3:4). Плотоугодие неминуемо удаляет человека от Бога, Который есть Дух: и «(ел Иаков и) утучнел Израиль, и стал упрям; утучнел, отолстел и разжирел; и оставил он Бога, создавшего его и презрел твердыню спасения своего» (Втор.32:15). «Истинная вдовица и одинокая надеется на Бога и пребывает в молениях день и ночь; а сластолюбивая заживо умерла» (1Тим.5:6). Упоминаемый в Евангелии блудный сын, в своих необузданных похотях постепенно удаляясь от Бога, погиб и умер духовно. Но он же, доведенный лишением пищи до воздержания, тотчас пришел в себя, раскаялся, – мертв был, и оживе (Лк.15:11–24). Пост могущественно смиряет и очищает дух человека. Постящийся страдает плотью, а страдающий плотью перестает грешить (1Пет.4:1). Постом христианин отгоняет от себя злого духа (Мф.17:21) и входит в духовное общение со св. ангелами. Евангелие благовествует, что Богочеловек Своим сорокадневным постом победил искусителя, который оставил Его, и се ангелы приступили и служили Ему (Мф.4:11).
Посему пост в православной Церкви избран и служит необходимым средством для нашего приготовления к исповеди и св. причащению.
Итак, участие в жизни Спасителя и освящение нашего поведения суть важнейшие нравственные и евангельские причины установления поста и главнейшие побуждения для всех нас к хранению его по уставу Церкви.
С этими целями соединяется и особенная, можно сказать, отечественная, народная. Из постановлений Церкви пост преимущественно утверждает наш взаимный общественный союз и делает всех нас членами одного народа. Нарушение поста производит заметное между нами разделение, показывая неодинаковость воспитания и убеждений. Отличает нас вид одежды, разделяет нас чужое наречие, употребляемое без нужды и чаще всего в ущерб уважения к своему, но едва ли не более разрознивает нас жизнь не по православному, не русскому обычаю, с которым можно сказать, слилось в отечественном народе хранение поста. Разделение между хранящими и нарушающими пост особенно заметно, когда те и другие сидят за одним столом; этот разлад подобен тому, который изображаете ап. Павел, говоря: «плоть желает противного духу, а дух– противного плоти» (Гал.5:17); или какой представляет премудрый Соломон во вражде нечестивых на праведного: «устроим ковы праведнику, ибо он в тягость нам. Тяжело нам и смотреть на него, ибо жизнь его не похожа на жизнь других, и отличны пути его и противится делам нашим. Удаляется от путей наших, как от нечистот» (Прем.2:12,15–16).
Христианская обязанность поститься особенно лежит на людях молодых, готовящихся для жизни и службы общественной. Они должны непременно возрастать в духе народном и поэтому привыкать к хранению поста. Удовлетворяя требованиям веры, пост образует в нас нравственную твердость воли и власть над собой. Кто научится хранить пост, тот, наверно, будет способнее терпеть и иные лишения, коими исполнено поприще нашей земной жизни. Кто не приучен к посту, тот неохотно решится на жертву и постигшие его невзгоды не перенесет мужественно. Возрастая в духе православном, люди молодые с свежими силами и цветущим здоровьем легче могут исполнить священный устав Церкви.
Пост составляет также особенную обязанность для людей, имеющих достаточные средства жизни. Они более других любят перемену и выбор в пище; кому удобнее или легче переменить и избирать ее, как не богатому и зажиточному человеку? И напротив, кому труднее, как не бедному, у которого, в точном смысле, едино на потребу?
Для говеющего не менее поста необходимо и уединение, чтобы беспрепятственнее заняться собой, своей совестью и поведением. Для успеха в каждом предприятии и деле нужно отрывать себя от общественного развлечения и посвящать исключительно предпринятому труду, а тем более это прилично и необходимо говеющему, которого прямой подвиг – войти и углубиться в себя. «Никто же, возложи руку свою на рало, и зря вспять, управлен есть в Царствии Божии!»1 (Лк.9:62). Храмина души нашей растворяется нашему наблюдению только наедине; в обществе она недоступна. В обществе обыкновенно заняты бывают внешними, сторонними предметами, которые своим разнообразием заслоняют человека от самого себя, дробят, рассеивают его взгляд и внимание, и он, видя и узнавая многое вокруг себя, не примечает и не знает одного себя. Господь, высочайший образец и пример для нас, Сам уединялся для молитвы и поста и во время сорокадневного уединения в пустыне испытал и одолел искушение. И говеющий в уединении скорее заметит свои наклонности, недуги и приражения. В уединении дух наш всем своим вниманием собирается, сосредоточивается в себе самом и устремляется на себя самого. Только в уединении говеющий может собрать правила, которых он не имел и никогда не будет иметь, вращаясь под неисчислимыми влияниями лиц, вещей, речей, суждений, глумлений, злословия и острот.
Между благочестивыми уединенными занятиями говеющего, существенное дело – молитва, или возношение ума и сердца к Богу. Молитва, окрыляющая, смиряющая и освящающая дух христианина; прекрасно может заменить во дни говения ту вседневную деятельность, к которой привык человек, поставленный среди людей и в борьбу с их страстями, и вместе служит мерой духовного его настроения. Молитва есть воздыхание бессмертного духа пред Богом. Чем чаще христианин дышит этим дыханием, тем более в нем признаков жизни небесной. Чем реже вылетает это дыхание из сердца, тем менее духовной жизни. В ком совсем угасло оно, тот весь обратился в плоть и вещество. У него и чувствования, и мысли, и желания – чисто материальные.
Но молящийся правильно и усердно пусть не думает, что одной молитвы достаточно для освящения души и оправданий ее пред Богом, или, как иногда спроста выражаются, для отмаливания грехов. Молитва, по словам Господа, без сомнения, могущественна: «и все, чего ни попросите в молитве с верою, получите» (Мф.21:22). Однако же, могущественна она лишь тогда, когда ей соответствует чистота и праведность жизни. Тот же Господь осуждает и отвергает молитву безжизненную: «что зовете Меня: Господи, Господи! и не делаете того, что Я говорю» (Лк.6:46). Так, отмолить свои грехи может только тот, кто удерживается от них, не делает беззаконий.
Молиться и жить во грехах произвольных и ведомых значит то же, что для поправления своего здоровья, не выходя из гнилой и заразительной атмосферы, окружить себя благоухающими цветами. Телесный врач предписывает больному жизнь, соответственную его лечению; и врач Небесный требует от духовно-болящего не одних слов, но всей жизни, которая чем святее, тем молитвеннее, и молитва эта доступнее к Богу и могущественнее. Жизнь христианина есть тяжесть, дающая настоящий вес и молитве, и посту, и хождениям к святыне, и говению, и исповеди, и причащению.
Необходимо также и важно для говеющего чтение слова Божия, – несравненного слова истины и праведной деятельности. Молитвой, как и словом Божиим, все освящается (1Тим.4:5). Чтение его есть наилучшее средство к восстановлению и обновлению духовной или высшей жизни человека. По изречению Самого Господа: «глаголы, яже Аз глаголах вам, дух суть и живот суть»2 (Ин.6:63). Словом Божиим может быть «жив человек» (Мф.4:4). Люди, современные проповеди евангельской, слушая Господа, говорили: Господи, к кому идем? глаголы живота вечного имати (Ин.6:68). Кажется, одни эти превосходнейшие изречения способны подействовать на ум и сердце человека нравственно неогрубелого.
Притом, чтение слова Божия для говеющего, как для всякого христианина, есть самое благотворное начало самопознания. Как ищущий мудрости человеческой и временной обыкновенно хватается за книги, по его понятию, полезные и нужные, – так человек, утомленный внешними хлопотами житейскими, обращается к самому себе и непременно берет священно-божественную книгу заветов, чтобы удовлетворить спасительному требованию и направлению духа.
Истинное самопознание есть плод слова Божия. Конечно, и все окружающее человека ведет его к познанию себя, но без слова Божия – к познанию крайне неполному и недостаточному. Без слова Божия мы познаем и отличаем свое существование в ряду и в зависимости от земных и видимых предметов и более для их употребления в пользу нашей плоти. При таком познании себя наше поведение, если сколько-нибудь и возвышается, то лишь материально, со стороны внешней, сберегая одну телесность; а мысли и поступки под материальным влиянием земли и тления обыкновенно бывают односторонни, плотски, дольны и чувственны; дух бессмертный остается в убожестве. При таком внешнем познании себя христианин еще не видит или слабо видит сеть сует, которыми он опутан; не помышляет о важнейших своих обязанностях, – об очищении себя от своих грехов, о благотворении ближним, к чему могущественно призывает слово Божие, коснувшись нашего ума и сердца. Например, богатый Закхей3 не стыдился, что смотрящие на его ремесло и богатство считают его грешником. Но когда слово Божие осветило мрак его души, он познал себя, свое назначение, познал, что прибыльная его деятельность есть его унижение. При свете и помощи слова Божия, являются у него стыд, раскаяние и человеколюбие, чего прежде под сенью самопознания обыкновенного, вещественного и материального у него не было. Прежде он сознавал свою личность, свои права и выгоды, но в то же время был в нравственной тьме, не чувствовал своих обязанностей, не видел нужды ближних, не сознавал гнусности прегрешений, которые он спокойно позволял себе плотским и грубым своим поведением. Господь посетил Закхея, и он пробудился, – сознал себя ясно, возымел сострадание к бедным и возможность чрез благотворения им от своего имущества примириться с обиженными. Закхей же, став, сказал Господу: «Господи, половину имения моего я отдам нищим, и если кого чем обидел, воздам вчетверо». (Лк.19:8). Так в человеке, знавшем, конечно, цену богатства, совершилось помощью света и слова Божия истинное познание себя.
Без слова Божия человек при всех своих занятиях есть раб суеты и прихотей, стяжатель таких знаний, которые по временам сам чувствует, безжизненными. Но слово Божие, источник истинного видения и мудрости, всегда поучительно и для детства, и для цветущего возраста, и для увядающей старости; назидательно для счастливца, утешительно для бедствующего, необходимо для всякого живущего. Оно есть венец и полнота самопознания и ведения. Естествоиспытатель без света слова Божия будет рассматривать законы мудрые и благие, но не увидит Премудрого и Всеблагаго Законодателя, громко проповедуемого словом Божием. Бытописатель без света слова Божия будет изображать печальную последовательность судеб человечества, мрачную смену времен, народов и племен на земном поприще; но это мертвое преемство и круговращение племенной жизни не возбудит мысли о Высочайшем Промысле, утешительно оживляющем события, при свете слова Божия.
Все суждения, не согласные с словом Божиим, наверно ошибочны и лживы. Все понятия и дела человеческие без слова Божия непременно сбивчивы и не верны. Где целью надобно бы поставить славу премудрого и благого Творца, там человек без света слова Божия концом своих трудов поставляет одно наслаждение; где, согласно с учением Спасителя, надобно бы требовать сил и самоотвержения для славы Творца и своего собственного достоинства, там человек ожидает одних похвал, выгод и удобств для плоти; где надобно бы чувствовать грех и каяться, там человек спокойно слагает свою вину на других, часто смотрит на грех, как на необходимость и на потребность естества. Так-то человек при всей иногда приобретаемой им учености без слова Божия витает вне области своего духа и сердца и потому во всех своих суждениях и знаниях проявляет ошибочность и нетвердость: «Но я не иначе узнал грех, как посредством закона. Ибо я не понимал бы и пожелания, если бы закон не говорил: не пожелай» (Рим.7:7).
Обратимся всем умом и сердцем к слову Божию, – к истинному зерцалу Божества и человечества, в продолжение тысячелетий неизменно великому, святому и животворному. Пожалеем о слове человеческом, которое для удовольствия многих, а более для частных выгод мечтает, учить, извращает истину, похищает время, опутывает память и воображение, искажает понятия и жизнь; оно имеет интерес для человека, не ведущего себя, а человек с правильным самосознанием, руководимый светом слова Божия, скажет: «Господи, оживи меня по слову Твоему. Слово Твое – светильник ноге моей и свет стезе моей» (Пс.118:107,105).
Примирение с ближними есть существенная принадлежность говения, цель которого обновить союз с Богом и в Боге – с ближними. Мир и любовь к ближним служит печатью и свидетельством примирения с Богом и истинной любви к Нему. Мир и любовь к Богу только еще идеи, семя, а мир и любовь к ближним – воплощение, осуществление, прозябание, плоды. Мир с Богом без мира с ближними есть бесплодная смоковница, начало без конца. Примирение с ближними так важно и необходимо для благочестия, что Господь заповедует являться к алтарю с приношениями и дарами, только примирившись с братом (Мф.5:23–29). Православная Церковь эту заповедь о примирении с ближними, как о необходимом условии общения и единения с Богом, относит именно ко времени нашего говения и приготовления к исповеди и причащению. Она установила напутствовать вступающих на подвиг великого поста чтением Евангелия о взаимном прощении обид и примирении: «Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный. А если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простить вам согрешений ваших» (Мф.6:14–15). Православные христиане последние дни пред четыредесятницей называют прощеными, т. е. назначенными для взаимного прощения и примирения.
Прощение с ближними должно быть сердечное, по которому мы обидевшего нас начинаем считать наравне с теми ближними, с которыми находимся в добрых отношениях. Прощение и примирение личное, сопровождаемое сближением с лицом, нас оскорбившим, не всегда удобно и возможно; но прощение и примирение в сердце всегда и везде возможно и не извинительно, если христианин живет и даже говеет, исповедуется и причащается, питая к кому нибудь вражду.
Немощь человеческая может представить различные в извинение себя оправдания, например: в неисполнении строгих правил пощения – сослаться на телесную слабость и непривычку; в оставлении молитвы – на крайние обстоятельства, отвлекавшие от участия в ней; в подаянии милостыни – на собственную бедность: но к сердечному примирению с ближними нет никаких препятствий и отговорок.
Самоиспытание есть одна из обязанностей говеющего. Испытание своего поведения полезно начать с ранних своих дней, припомнить грехи юности и неведения и обозреть всю жизнь. Это необходимо и благотворно для улучшения нашей нравственности и поведения. По уставу Церкви, нам надобно для предохранения себя от грехов поверять свои поступки ежедневно, по окончании дня. К этому спасительному совету прибавим, что весьма полезно испытать себя и поутру, пред вступлением па поприще своей деятельности.
Кроме особенной высшей благодатной помощи, самоиспытание есть единственное средство к истинному покаянию и исправлению своей жизни и к достойному причащению тела и крови Христовой. Кто не испытывает себя, тот не знает своих немощей и недостатков и потому не стыдится их, не жалеет и не сокрушается, что он грешник, оскорбитель Бога и ближних. А без сокрушения возможно ли истинно раскаяться и исправиться? Без самоиспытания, что часто случается, мы и на исповеди, стоя пред духовным врачом, которому должны открыть свои недуги, молчим, потому что не знаем, в чем каяться, и ожидаем руководительных вопросов.
Без самоиспытания нельзя истинно покаяться, истинно исповедаться и достойно причаститься – так, чтобы причащение служило не в суд или осуждение, но во оставление грехов и в жизнь вечную. Ап. Павел говорит: «Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть есть от хлеба сего и пьет из чаши сей»(1Кор.11:28).
Говение должно быть временем преимущественного собирания духовных, нетленных и некрадомых сокровищ, о стяжании которых православная Церковь напоминает вступающим в св. четыредесятницу чтением Евангелия (Мф.7:19–20). Небесные сокровища главным образом заключаются в делах любви к Богу и ближнему и в подвигах самоотвержения. Это тройственное богатство, которое говеющий должен обновлять и умножать, в слове Божием изображается нераздельными «чистое и непорочное благочестие пред Богом и Отцом есть то, чтобы призирать сирот и вдов в их скорбях и хранить себя не оскверненным от мира» (Иак.1:27). Любовь к Богу есть основание, любовь к ближнему и самообуздание – полнота и венец здания. «Кто говорит: я люблю Бога, а брата своего ненавидит, тот лжец. Ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит» (Ин.4:20)? А истинно любящий Бога и ближних непременно должен отвергаться себя, «Кто хочет идти за Мной, отвергнись себя», говорит Господь (Мк.8:34). Без самоотвержения, при эгоизме невозможна любовь к Богу и ближнему. Себялюбие обращает самого эгоиста в идола, которому все и всегда должны служит раболепно.
Для приумножения вечных сокровищ говеющему необходимо согреть и воспламенить сердце чувствами св. любви и пробудить в рассудке сознание долга учением Евангелия. Если сердце наше не покоряется нашему желанию и остается холодно и безучастно, – надобно, по крайней мере, силой рассудка сознавать христианские обязанности и нераздельное с ними счастье и умерять свои прихоти и страсти.
Протоиерей Григорий Дебольский
Протоиерей Григорий Дебольский
