Братие, пожалеем согрешающих!
Когда мы сами согрешаем пред Богом, с каким снисхождением смотрим мы на свои грехи! "Что делать? — так обыкновенно рассуждаем мы тогда. — И рады бы не грешить, да враг попутает — поневоле согрешишь, мы — не Ангелы безплотные, мы — люди грешные, слабые. Бог ведь знает наши немощи и не осудит нас"... Такими рассуждениями мы стараемся заглушить в себе голос совести — судии неподкупного. И обманываем себя и других, думая оправдаться тем пред судом правды Божией!
Совсем другое дело, когда мы видим других согрешающих: о, тогда мы являемся строгими ревнителями закона Божия и беспощадными обличителями неправды людской; тогда мы восстаем против греха со всей ревностью и судим согрешившего строже суда Божия: Бог еще щадит грешника, ожидая его покаяния, а мы уже выставляем его на позор людской и — что греха таить? — иногда, под видом сожаления, с тайным каким-то злорадством указываем на его грехи... И вот, этот несчастный грешник, который, может быть, и согрешил-то только по неведению, по увлечению, по недостатку опытности духовной, а иногда и потому, что мы же его натолкнули как-нибудь на грех, — этот, говорю, грешник, не видя к себе ни в ком участия, примечая, как все от него отвращаются с холодным презрением, падает духом и начинает все глубже и глубже втягиваться в смрадную тину греха, и доходит, наконец, до мрачного отчаяния: "Все равно-де уж погибать: прежнего не воротишь!"
А кто знает? Если бы мы после первого его падения отнеслись к нему с состраданием, покрыли бы его грех любовью, подали бы ему руку помощи, помогли бы ему встать... Кто знает? Может быть он и встал бы, и опять стал бы добрым человеком, да еще получше нас, черствых сердцем и холодных душою самолюбцев!..
Много может любовь христианская; много бывало примеров, когда братская беззаветная любовь извлекала несчастных грешников из пропасти греха и обращала на спасительный путь покаяния. Вот что рассказывает святитель Христов Иоанн Златоуст в трогательном слове своем к Феодору падшему: "Скажу тебе и во дни наши случившееся, чему сам ты можешь быть свидетелем. Ты знаешь Финикса, Урванова сына, этого юношу, который остался в безвременном сиротстве господином великого имения, множества слуг и поместий. Сперва он, оставив занятие в училищах, сбросил с себя свои блестящие одежды и, облекшись в убогое рубище, пошел в ту пустыню, которая на горах наших. Там показал такое великое любомудрие, какое прилично не только его возрасту, но хотя бы кому из великих и чудных мужей, и удостоился священного сана. Между тем, некоторые развратные люди, посещавшие его по праву родства, успели соблазнить его: юный подвижник вернулся в город и стал разъезжать на гордом коне, окруженный множеством последователей. Разжигаемый пресыщением, он впал, наконец, и в непотребную любовь. Тогда некоторые святые мужи, встречая заблудшего на торжище, подходили к нему и ласково приветствовали. Юноша с высоты коня своего, стороною и как бы мимоходом, разговаривал с ними. Но добрые люди не стыдились сего; они заботились только о том, как бы овцу исхитить от волков; и их терпение увенчалось успехом. Юноша, устыдившись их великого усердия, как скоро видел издалека, что они идут, тотчас сходил с коня, кланялся низко, и в молчании слушал все, что они говорили в наставление ему.
Таким-то образом они скоро, по благодати Божией, возвратили его в пустыню. И он так просиял добродетелями, что прежняя жизнь его, сравниваемая с жизнью по падении, совершенно ничего не значит.
Но Финикс, быв еще юношей, пал и востал. Другой же некто, после многих трудов, понесенных им в пустыне, достигавший уже старости, сатанинским наваждением впал в плотское похотение. Он явно, без стыда, открыл свою мысль жившему с ним брату. Напрасно сей убеждал его оставить пагубное намерение: пустынник не послушал и ушел в город. Товарищ, издалека идя, наблюдал за ним. Увидев, что он вошел в непотребный дом, и дождавшись, пока тот вышел, он встречает его с распростертыми объятиями, любезно целует, и нисколько не упрекая за сделанный грех, умоляет только, чтоб он опять возвратился в пустынное жилище. Такая великая кротость устыдила падшего: он тотчас очувствовался, умилился — и последовал за товарищем на гору. Там он просит друга затворить его в другой келлии, двери наглухо заключить, подавать ежедневно один хлеб и воду, и всем спрашивающим о нем сказывать, что он умер. Немного спустя случилась страшная засуха; все сокрушались и плакали. Тогда одному из сетующих велено было во сне идти и просить затворника, чтоб он помолился и отвратил бездождие. Отправились несколько человек, но нашли только одного товарища, а о затворнике услышали, что он умер. Думая, что сновидение обмануло их, они обратились к молитве. Сновидение повторилось. Тогда они упрашивали отшельника показать им затворника. "Он жив, а не умер", — говорили все. Видя, что тайна обнаружилась, отшельник приводит своих посетителей к святому затворнику. Разломав стену, все вошли к затворнику, упали к ногам его, рассказывали о своем бедствии и умоляли его спасти от голода. Святой муж сперва отказывался, но потом, будучи не в состоянии переспорить их, помолился, — и Бог послал дождь".
Таково было раскаяние падшего пустынника. А что было бы с ним, если бы любящий брат-сподвижник не вернул его опять в пустыню? Может быть он погиб бы в отчаянии...
Братие мои! Возненавидим грех, но пожалеем согрешающих! Ведь и сами мы не лучше их — такие же грешники, а... «творяй грех раб есть греха» (Ин. 8; 34). Пока покрывает нас благодать Божия, дотоле этот господин наш — грех — не имеет власти над нами; отступает благодать Божия — и он заставляет грешника творить волю свою... А за осуждение-то ближнего и оставляет нас благодать Божия, и мы впадаем в те же грехи, которые осуждали в ближних своих. Не напрасно один святой подвижник, когда видел согрешающего, всегда говорил сам себе: "Горе мне! Брат мой согрешил сегодня, а я согрешу завтра; он покается, а мне даст ли Господь покаяться — этого еще не знаю!"
Пожалеем, братие, согрешающих, вспомним грозное слово Спасителя: «имже бо судом судите, судят вам; и в ню же меру мерите, возмерится вам. Что же видиши сучец, иже во оце брата твоего, бервна же, еже есть во оце твоем не чуеши?.. Лицемере, изми первее бервно из очесе твоего, и тогда узриши изъяты сучец из очесе брата твоего» (Мф. 7; 2-3, 5). Не будем, братие, осуждать согрешающих: им — Бог судия! «Ты кто еси судяй чуждему рабу?» — строго вопрошает Апостол Христов. Что тебе за дело до чужих грехов, когда у тебя своих не перечесть? «Своему Господеви стоит или падает. Станет же, силен бо есть Бог поставити его» (Рим. 14; 4). Он встанет, а ты упадешь; его Бог помилует, а тебя, судию дел чужих, осудит в муку вечную... Пожалеем, други мои, согрешающих: ведь все они братия наши. Помолимся о них Господу теплой молитвой сердечной любви, да обратит их Господь на путь покаяния... Поплачем за них о грехах их, скажем им слово братского вразумления: много может слово любящей души! Кто знает? Может быть наше слово падет добрым семенем в душу согрешившую, может быть оно, согретое нашей любовью, орошенное благодатью Божией, принесет плод покаяния... Кто знает? Силен Бог благословить наше слово доброе; может быть согрешивший умилится сердцем и воздохнет ко Господу в чувстве покаяния... Ах, други мои! Какая радость будет тогда у Господа, у Ангелов Божиих о сем грешнике кающемся! И причиной этой радости будет слово ваше доброе!... Слышите, что глаголет Господь: «...аще изведеши честное от недостойнаго», если сделаешь бесчестного честным, негодного добрым — «яко уста Моя будеши» (Иер. 15; 19). Какая высокая честь, какая награда великая! Вот и Апостол Христов увещевает: «Братие, аще кто в вас заблудит от пути истины, и обратит кто его, да весть, яко обративый грешника от заблуждения пути его, спасет душу от смерти — слышите, други: спасет душу от вечной смерти! — и покрыет множество грехов» (Иак. 5; 19-20). Аминь.
Троицкие листки.
