ПОСЛЕДНИЙ ШАНС ДЛЯ НЕВЕРУЮЩЕГО

ПОСЛЕДНИЙ ШАНС ДЛЯ НЕВЕРУЮЩЕГО

 

Из рассказа одного священника. …Однажды <дело было где-то в далекой Сибири> разыскивает меня некая суматошная женщина, приехавшая из Москвы, и обращается с неожиданной просьбой: освятить какие-то столбушки, поставленные ею в местах, где некогда располагались часовни. Я, признаться, не все понял из сбивчивого рассказа, но выходило, что ехать придется километров за тридцать и машину за мной пренепременно пришлют.

Назавтра я оказался в малознакомой деревне. Сначала мы пили чай в просторной и светлой горнице, где, кстати, заказчица моя появилась на Божий свет: из потолка до сих пор торчал кованый крюк с кольцом, к которому в свой час подвешивалась извлекаемая из чулана люлька, а по-здешнему – зыбка. В зыбке этой возрастала и заполошная эта женщина, ее братья и сестры, кто-то из их родителей, а возможно, дед или бабушка – столь древней была изба.

Надо к случаю заметить, что избы в нашем краю – северного сложения: метров с десяток по фасаду, с двадцать пять – от конца до конца, и в двух ярусах, то есть пятьсот метров квадратных, да чердак еще, да подполье... Освящая такие сооружения, я поначалу то и дело попадал в безнадежность – хожу, хожу себе, кроплю и кроплю и вдруг заплутаю: кругом двери, лестницы, как на корабле, – куда идти? Тут – корова, там – теленок, это – овцы, это... это – козел-гад... Толкаешься во все стороны среди цыплят, поросят и кошек, пока людей не найдешь... Потом уж я без провожатых за такое дело не брался: не ровен час забредешь в самую глыбь, а хозяева тем временем подопьют и про тебя позабудут...

Вот в такой избе угостились мы крепким, душистым чаем, а потом пошли к старой черемухе у дороги. Там стоял обыкновенный столбик в человеческий рост, какие используются для сооружения оград и заборов. У вершины его был красиво вырезан православный крест, под которым в специальном углублении помещалась завернутая в непромокаемую пленку картонная иконочка святителя Николая, архиепископа города Миры, что в Ликии.

Прочитав подходящие для сего случая молитвы, я окропил памятный знак святою водой, и мы отправились к зерносушилке, где, как выяснилось, в прежние времена располагалось кладбище. Здесь редко где встретишь могилу старше шестидесятых годов, когда очередная атака на позиции российских крестьян, проходившая под знаменем «неперспективности деревень» завершилась полной победой. И вместе с разоренными деревеньками пошли под бульдозер или в огонь недорушенные во время предыдущих баталий часовни, храмы, с ними заодно – и погосты. Теперь все эти угодья без следа сгинули в обширнейших полевых пространствах, зарастающих непролазным кустарником, ветви которого, а по-здешнему – вицы, пригодны для плетения хороших корзин.

Потом вернулись в деревню и освящали столбик на месте другой часовенки – в честь Казанской иконы Божией Матери. Наконец, добрались до колодца, осквернявшегося то кошкой, то крысами, то воронами.
– А отчего они, – спрашиваю, – с такою охотою туда прыгают?
– Племянник мой сбрасывает... Он немножко – того, – и постучала указательным пальцем по виску: - нынче и в армию его не взяли... Никого из нашей деревни не взяли... Трое призывников, и ни один не сгодился, – разговаривала она отрывисто и торопливо. – Из отцовского поколения – все мужчины деревни ушли на войну... Из моего поколения – все парни служили в армии... Некоторые даже – на флоте... А теперь мы уже не дадим защитников Родине... Остались одни дураки... Таких и за трактор посадить нельзя, не то что доверить оружие... А кого они нарожают?.. Если нарожают, конечно... Говорю брату: батюшка приедет, хоть сына-то окрестил бы... Он чуть ли не с кулаками на меня набросился... Хотя столбики и крест сам делал... За водку, правда... Но креститься, говорит, и за водку не буду... И сына не дал крестить... Николину часовню, между прочим, брат и спалил... Когда пришли столбик вкапывать, думала, хоть какие-то чувства в нем зашевелятся... А он – словно колода бездушная... Вообще-то у нас все некрещеные... Разве что старушка одна... Да и я крестилась совсем недавно... В Москве...

Спросил, кто она по профессии: где ж, думаю, можно разговаривать таким диковинным образом?
– Начальник смены на телеграфе... А до этого много лет проработала телеграфисткой-телефонисткой, – и без перехода начала рассказывать о плане восстановления часовен: где раздобыть лес, тес, кровельное железо, у кого заказать иконы...
Я уже не успевал принимать телеграммы и потому решился переключить аппарат:
– У нас на сегодня еще какие-нибудь планы есть?
– Освятить дом... Пообедать... А потом шофер отвезет вас...
– Он хоть дождется?
– Конечно... Сосед... Дальний родственник... В кинопрокате работает... Машину ему на весь день дали...

И пошли мы освящать ее хоромину: это был пятый подряд молебен – язык у меня стал заплетаться. Бродили, бродили – по комнатам, коридорам, чуланам, кладовкам, закутам, клетушкам и опустевшим хлевам, торопыга то подталкивала меня с одной лестницы на другую, то забегала вперед, чтобы отворить дверь, счет которым давно потерялся.
– И последнее, – объявила она, – сеновал...
Перед нами открылось пространство таких необъятных размеров, что я сразу заглянул в ковшик – хватит ли святой водицы для окропления. Перехватив мой взгляд, она молниеносно телеграфировала:
– У меня есть... Крещенская... Сейчас принесу... Только стойте на месте... Не уходите никуда, – и убежала.

Наполнив ковшик, я обошел с кропилом выметенный сеновал…
– Стадион: для футбола, может, и маловат, а волейбольная площадка – как раз поместится, и зрителям места хватит.
– Когда-то здесь и взаправду был стадион, – улыбнулась она. – Отец летом на косилке работал, приносил зайчат – мааленьких... Мы с братом выкармливали их, – мне показалось, что она стала говорить спокойнее и мягче, – к зиме они вырастали и устраивали гонки: по стенам, потолку – ну, по кровле... Дом был крыт еловыми досками, вот они по этим доскам – снизу, изнутри – и носились... Ушками вниз... Смешно... Жили они свободно – могли и во двор выскакивать, но зимой далеко не бегали... Так, по огороду: весь снег перебаламутят – и опять в дом... А весной – уходили... Сначала на день-на два, а потом – навсегда... Летом пойдешь в лес по грибы или по ягоды, встретишь зайчишку какого-нибудь: он замрет и уставится на тебя... А ты думаешь: может, это твой выкормыш?.. Они ведь почти ручными становились – даже погладить себя иногда разрешали... Скотина к ним относилась нормально... Собачка у нас была – спокойная такая: вообще внимания не обращала... Кошка только... Спит где-нибудь, а они носятся, да и налетят на нее... Случайно или нарочно – не знаю... Кошка заорет – и за ними, да разве угонишься?.. С зайчатами этими все детство прошло: и мое, и братнино... А теперь вот не всегда поздороваться снизойдет... Особенно после того, как я окрестилась и стала в церковь ходить... Если бы еще только он... Мы с вами целый день по деревне да вокруг нее шастаем... Хотя бы одного человека заметили?.. То-то и оно: все попрятались... Креста боятся... И дома – в Москве – у меня то же самое: никто в церковь не ходит... Беда!.. Что я должна сделать, чтобы помочь им, чтобы спасти?..

Батюшка, который меня крестил, говорит, что Господь нынче дал каждой русской семье, ну – фамилии, роду, по одному верующему... Это, говорит, как после кораблекрушения: бултыхаются люди в океане небольшими такими... кучками... Батюшка как-то покрасивее говорил, но я слово забыла... И вдруг одному из каждой кучки дается лодка... И все могут спастись – места хватит... Он протягивает им руки... Но они отворачиваются и знай себе плюхают ладошками по волнам: мол, сами выплывем... Вот так батюшка говорит... А вы что на это скажете?..
Я сказал, что батюшка, пожалуй, прав.
– Но тогда человек, который в лодке, ну, который уверовал, будет держать ответ за них на Страшном Суде?.. Понятно, что прежде всего спросится с тех, кто отказался спасаться... Но если этот, в лодке, работу свою будет делать неважно?.. Как вы полагаете?..
Я полагал, что ответ, пожалуй, держать придется.
– А у меня ничего не получается... Бьюсь, бьюсь – никакого толку...
– Да не терзайтесь, – говорю, – все идет нормально, и в свой срок с Божьей помощью то, что должно получиться, получится.

Тут она стала перебирать разные человеческие недостатки, пытаясь определить, который из них более прочих мешает ей в благом деле лодочного спасательства.
– Веслами, – говорю, – сильно махать не надо, а то утопающие пугаются, да и по голове запросто можно угодить. – Она почему-то обрадовалась этому наставлению, и мы, наконец, пошли обедать.

Потом я ехал домой и думал, что московский батюшка – молодец: оберегая неокрепшую душу новообращенной, он не стал раскрывать дальнейшие перспективы морского сюжета. Между тем, сдается, что они довольно определенны: коли уж в этих лодках места хватает для всех, то новых плавсредств может не оказаться. И когда легкий бриз унесет все суденышки за край видимого горизонта, не останется никого, кто мог бы протянуть руку тонущему и удержать его. Возможно, лодочки эти – наша последняя надежда, последний шанс.

О. Ярослав Шипов «Отказываться не вправе»

Написать комментарий