О МОЛИТВЕ, ВЕРЕ, ЛЮБОМУДРИИ И КРОТОСТИ
Св. Иоанн Златоуст о святой Анне – матери пророка Самуила. Нет ничего, возлюбленные, равнаго молитве, нет ничего могущественнее веры. То и другое недавно показала нам Анна: пришедши к Богу с этими дарами, она сделала все, чего хотела: и испорченную природу исправила, и заключенную утробу отверзла, и безславие уничтожила, и оскорбления соперницы прекратила, и сама себя привела в состояние великаго благодушия, пожав тучный колос с безплоднаго камня. Все вы слышали, как она молилась, как просила и умоляла, – и получила, родила, воспитала и посвятила (Богу) Самуила. Потому не погрешит тот, кто эту жену назовет вместе и матерью и отцом дитяти: хотя и муж сеял, но силу этому семени дала ея молитва, и она-то сделала начатки рождения Самуилова более чистыми. Подлинно, не сон только и сожитие родивших, как (при рождении) других, но молитвы, слезы и вера были зачатками этого рождения; и (таким образом) пророк, родившийся вследствие молитвы матери, имел рождение более чистое, чем другие. Потому и об этой жене прилично будет сказать: сеющии слезами радостию пожнут (Псал. CXXV, 5). Ей поревнуем, мужи; ей будем подражать, жены: она – учительница того и другого пола. Бездетныя да не отчаиваются; матери так да воспитывают рожденных ими детей. Все будем подражать любомудрию этой жены до рождения, вере при рождении, усердию после рождения.
В самом деле, что может быть разумнее (поведения) этой жены, которая кротко и мужественно перенесла тяжкое несчастие и дотоле не отступила, пока не устранила своего горя, и не положила удивительнаго и необычайнаго конца своему бедствию, не имея на земле ни одного заступника и помощника! Она знала человеколюбие Владыки, потому и приступила к Нему одна – и достигла, чего желала. И действительно, для прекращения этого горя нужна была не человеческая помощь, но божественная благодать. Оно происходило не от потери денег, чтобы мог кто-либо, принесши золото, прекратить его; не от телеснаго недуга, чтобы, призвавши врачей, можно было уничтожить болезнь. Немощна была природа и нуждалась в высшей помощи. Поэтому, оставив все земное, она прибегла к Владыке природы, и не отступила до тех пор, пока не умолила Его разрешить неплодство, отворить утробу и бездетную сделать матерью.
Поэтому она блаженна; не потому однако, что стала матерью, а потому, что сделалось ею, не быв (ею по природе). Первое есть обыкновенно дело природы; последнее – особенный подвиг этой жены. Она блаженна и по болезням рождения, но не менее блаженна и по всему тому, что предшествовало этим болезням. Все вы, и жены и мужи, знаете, конечно, что для женщины нет ничего тяжелее неплодства, – что, хотя бы она наслаждалась безчисленными удовольствиями, никогда не может прогнать от себя скорбь, причиняемую ей этим несчастием. Если же оно столь тяжело теперь, когда мы призваны к высшей мудрости, когда стремимся к небу, и, нисколько не занимаясь настоящим, готовимся к иной жизни, когда (воздается) высокая похвала девству, то представь, каким злом оно почиталось в то время, когда не было у древних никакой надежды, ни мысли о будущем, когда все делали для настоящаго, и когда безчадие и неплодство было каким-то проклятием и осуждением.
Нельзя сказать и выразить словами скорбь, причиняемую этим обстоятельством. Свидетельницы этого – жены, которыя во всем показали мудрость, терпение, а этого несчастия не могли перенести; напротив, или роптали на мужей, или считали жизнь невыносимою. Но эту жену обуревала не одна только скорбь вследствие неплодия, но и другая страсть – гнев вследствие оскорблений соперницы. И как в то время, когда два противные ветра, сталкиваясь друг с другом, захватывают попавшую между них ладью и поднимают множество волн и спереди и сзади ея, кормчий, сидящий при руле, спасает ладью, отражая напоры волн с помощию своего искусства, так и эта жена, когда гнев и скорбь, как противные ветры, овладевали душой ея, омрачали ея мысли и производили большия волнения в течение не двух, трех или двадцати дней, но в продолжение целых годов (ведь сказано: это продолжалось «довольно времени»), мужественно вынесла бурю и не попустила уму своему потонуть в бездне. Это потому, что страх Божий, как кормчий, сидящий при руле, внушал ей мужественно переносить это волнение, и не переставал править душою ея до тех пор, пока не привел в тихую пристань этот корабль, полный груза, это чрево, заключавшее в себе драгоценное сокровище. Она, ведь, несла не золото и не серебро, а пророка и священника; и чрево ея было вдвойне священно: и потому, что зачатое в нем дитя было столь велико, и потому, что начало своего зачатия оно получило от молитвы и от вышней благодати.
Но если груз был необыкновенный и удивительный, то способ продажи был и еще удивительнее; она отдала его не людям, не каким-либо купцам и торговцам, но лишь только выгрузила его из корабля, продала Богу, и приобрела такую выгоду, какую доставить свойственно было Богу, – потому что по принятии его, Бог дал ей вместо того другое дитя, да еще и не одно, не два, не три и не четыре только, но гораздо больше: яко неплоды, сказано, роди седмь (1Цар.II:5), и (таким образом) проценты превзошли самый капитал. Такова торговля с Богом: Он возвращает не большую сумму капитала, но увеличенную в несколько раз. И не только детей женскаго пола Он дал, но составил прибыль из того и другого пола, чтобы радость ея была полная. Говорю это не с тем, чтобы вы только воздали похвалу, но чтобы и поревновали вере и терпению этой жены, о чем вы слышали отчасти и прежде. Но, чтобы докончить и остальное, позвольте мне вкратце разсмотреть слова, ею сказанныя священнику и служителю священника после первой молитвы; тогда вы узнаете, как кротка и смиренна была душа этой жены. И бысть, сказано, егда умножи молящихся пред Господем, Илий же жрец храняше уста ея (1Цар.1:12).
Двоякую добродетель указывает здесь писатель у этой жены: твердость в молитве и бдительность души; первую – выражением: умножи; вторую – прибавлением: пред Господем. Все мы молимся, но не все пред Богом. У кого в то время, как тело простерто на земле и уста безсмысленно произносят слова, душа блуждает везде – дома и на площади, тот может ли сказать о себе, что молится пред Богом? Пред Господом молится тот, кто вполне сосредоточил свою душу и не имеет ничего общаго с землею, но перенесся на самое небо и изгнал из души всякий человеческий помысл, как сделала тогда и эта жена: всецело сосредоточившись и напрягши ум со скорбною душою призывала она Бога. Но как же сказано, что она и умножи, молитву, тогда как молитва ея была краткая? Она не умножала слов и не распространялась в молитве, а произнесла немногия и простая слова: Адонаи Господи Елои Саваоф, аще призирая призриши на смирение рабы твоя, и помянеши мя, не забудеши рабы твоея, и даси рабе твоей семя мужеско, то дам е пред Тобою в дар до дне смерти его: и вина и пиянственного не испиет, и железо не взыдет на главу его (ст. 11). Много ли здесь слов? Что же (писатель) разумел, говоря: умножи? То, что она постоянно повторяла одно и то же, и не переставала в течение долгаго времени произносить одни и те же слова. Так молиться повелел и Христос в Евангелии: сказав ученикам своим, чтобы они не молились подобно язычникам и не говорили лишняго (Мф.VI:7), Он дал нам и образец молитвы, научая (нас), что быть услышанным (Богом) зависит не от множества слов, а от бдительности души.
А если будешь творить постоянныя и частыя молитвы, занимая все время частым повторением (их), то легко можешь сохранить внимание и самыя молитвы будешь творить с большою бдительностью. Так поступила и она, произнося не много слов, но постоянно и многократно припадая к Богу. А когда священник заградил ей уста (таков смысл слов: храняше устна ея двизастеся, а глас ея не слышашеся ст.13),то она принуждена была покориться священнику и прекратить молитву. Так загражден был у нея голос, но не заграждено стремление, напротив, тем сильнее взывало внутри сердце. Это есть в особенности молитва, когда вопли раздаются извнутри; это особенно свойственно душе страждущей – произносить молитву не напряжением голоса, а устремлением ума.
Люди слышат только звук голоса, а Бог прежде этого слышит внутренний вопль. Так можно быть услышану, не произнося слов; и ходя по площади, можно молиться мысленно с великим усердием; и сидя с друзьями, и делая что бы то ни было, (можно) призывать Бога с великим воплем, – разумею внутренний вопль, – не делая его известным ни для кого из присутствующих.
Это самое сделала тогда и эта жена – Глас ея не слышашеся, говорит Писание (1Цар.1:13), а Бог услышал ее. Это был внутренний ея вопль! И рече ей отрок Илия: доколе пияна будеши отъими вино твое от тебя и иди от места Господня (ст.14). Здесь в особенности открывается терпение жены. Дома оскорбляла ее соперница; пришла она в храм, и здесь оскорбил ее отрок священника, укорил и священник. Она бежала от домашней бури, пришла в пристань – и опять нашла волны; пришла получить врачество, и не только не получила его, но чрез оскорбления получила рану и от них язва еще более загноилась.
Вы знаете, как скорбящия души принимают обиды и оскорбления. Как тяжкия раны не сносят легкаго прикосновения руки и делаются от того хуже, так и возмущенная душа раздражительна, негодует на все и оскорбляется незначительным словом. Но с этою женою ничего такого не случилось и тогда, когда укорил ее служитель. Если бы еще оскорбил ее священник, терпение ея было бы не столь удивительно: достоинство сана, величие власти невольно заставили бы ее быть скромною. Между тем она не вознегодовала и на служителя священника; она безбоязненно выдержала и эти нападения. Поэтому и в храме явила она великую кротость, мужественно и великодушно перенося упреки в пьянстве и безчинстве. Впрочем не мешает выслушать самыя слова ея. Когда служитель сказал: отъими вино твое от тебя и иди от места Господня, то Анна отвечала так: ни, господи (1Цар.1:14, 15). Оскорбившаго назвала она, господином, а не сказала, как многие говорят: это сказал мне священник? Это учащий других попрекает в пьянстве и безчинстве? Напротив, она позаботилась только о том, как бы отклонить подозрение, хотя и несправедливое.
А мы, подвергаясь оскорблениям, когда нужно извинение и примирение, часто раздуваем пламя, нападаем на оскорбивших, как дикие звери, тесним их, влачим, требуем наказания за сказанныя слова, и тем самым, что делаем, подтверждаем взведенную на нас клевету. Если хочешь доказать поносителям, что ты не пьян, докажи это кротостию и скромностию, а не бранью и не ругательством; ведь, если ты станешь бить оскорбившаго, то все примут тебя за пьянаго; а если перенесешь великодушно, то самым делом отклонишь злой навет.
Так поступила тогда и эта жена. Сказавши: ни, господи, она самым делом доказала, что подозрение было ошибочно. Почему однако заподозрил это священник? Разве он видел, что она смеялась, или плясала, шаталась и падала, или говорила что-нибудь постыдное и низкое? Откуда же явилось у него такое подозрение? Не так и не без причины, но на основании времени дня. Это был полдень, когда она совершала молитву. Из чего это видно? Из того, что выше сказано. И воста Анна, говорит Писание, по ядении их в Силоме и по питии, и ста пред Господем (1 Цар. I, 8). Видишь ли, время, которое все употребляют на отдых, она посвятила молитве, от стола устремилась на молитву, пролила источники слез, показала ум трезвенный и бодрый, и после обеда помолилась так усердно, что получила дар вышеестественный, разрешила неплодство и исправила немощную природу.
Видишь ли веру этой жены? Прежде чем получила просимое, она стала уже бодра, как бы получивши. А причина та, что она молилась с великою горячностию, с непоколебимым усердием. Поэтому она и пошла, как бы получивши все. Притом и Бог, намереваясь дать ей дар, освободил ее от скорби.
Ей поревнуем и мы, и во всяком несчастии станем прибегать к Богу. Если нет у нас детей, будем просить их у Него. А если получим, будем воспитывать их с большою заботливостию и удалять юношей от всякаго зла, особенно же от любострастия. Искушения этого греха сильны и ничто так не волнует этого возраста, как эта страсть. Поэтому оградим их отвсюду советами, увещаниями, страхом и угрозами. Если они одолеют эту страсть, то не скоро поддадутся и другой, – напротив, будут выше и страсти к деньгам, победят и пьянство, и всячески постараются избегать безчинства и порочных обществ; будут и родителям любезнее, и приятнее всем людям. В самом деле, кто не будет уважать скромнаго юношу? Кто не обнимет и не облобызает обуздавшаго нечистая пожелания? Кто из самых богатых не согласится с великим удовольствием отдать за него свою дочь, хотя бы он был беднее всех? Как никто не будет столь жалок и глуп, чтобы решиться иметь зятем расточительнаго и развратнаго человека, хотя бы он был богаче всех, так никто не будет и столь безразсуден, чтобы отвергнуть и обезславить скромнаго и целомудреннаго.
Итак, чтобы дети наши были и у людей в уважении, и Богу любезны, будем украшать их душу и вводить их целомудренными в брачную жизнь. Тогда потекут к ним и все земныя блага, как из источников, и от Бога получат они милость, так что насладятся и настоящею, и будущею, славою, которой да достигнем все мы, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, честь, держава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
«Пять слов об Анне» свт. Иоанн Златоуст
