НА «ЖИВЦА»
Афганская эпопея спецназа ГРУ. Саид появился в Баделе под вечер, зашел в штаб, располагавшийся в просторном двухэтажном дувале с надстроенными бойницами по углам, обнялся с Навагулем по восточному обычаю, сказал:
– Уважаемый, у меня плохие вести. Твой сын не сидит в тюрьме, а водит неверных по твоим следам и хочет убить тебя.
– Это неправда! Его водят на коротком поводке, как собаку, чтобы не сбежал.
– Верные люди говорят, что видели Шамамада вместе с шурави. Он ходил с ними в Маравары, показал дорогу в Карреру. Его видели и в других местах. Твой сын заискивает перед неверными, улыбается им за предательство он достоин смерти! – Саид все больше распалялся. – Он продался неверным. Да, продался! И твоя рука прежде всех должна побить его.
Навагуль долго молчал. Он казнил других за малейшее несогласие, сажал в яму, чтобы люди боялись его.
– Саид, ты же знаешь, я давал за него миллион афгани. Но шурави не отпускают. Я обдумываю, как совершить налет на остров и выкрасть сына.
– Да, Шамамада надо выкрасть, но только для того, чтобы побить камнями. Он опозорил тебя, опозорил имя моджахеда. Это ему будет кара Всевышнего в назидание другим, кто носит черные помыслы. Весь Афганистан будет знать, как должен поступить правоверный мусульманин с сыном-предателем. Путь люди убоятся и не помышляют о пощаде.
– Хорошо, Саид, – голос Навагуля дрогнул. – Я дам миллион афганей тому, кто выкрадет или убьет Шамамада.
– Миллион! – удовлетворенно сказал нуристанец и удивленно вскинул рыжие брови. – За такие деньги я и сам не прочь рискнуть.
Он понимал, что не у каждого моджахеда поднимется рука на сына Навагуля даже за столь круглую сумму.
По острову прокатилась тревога. Караул подняли в ружье.
– Комбат, в меня стреляли! – закричал Шамамад, увидев Бокова. – Это Саид стрелял – хозяин острова.
– Я слышал хлопок выстрела из безшумного пистолета, – сказал часовой и показал на стене пулевое отверстие.
– Я, я видел! Это Са-аид с-стрелял! – парень со страху начал заикаться. – Он уб-бьет меня!
– А ты откуда знаешь Саида?
– Он приходил к отцу.
– Не бойся, Васька, не убьет. Мы не дадим, – успокоил его Григорий и спросил: – До Баделя далеко?
– Четыре часа хода по ущелью.
– Вот и поведешь нас посчитаться с Саидом.
В Баделе жил не только Саид. Там отец, друзья, с которыми рос Шамамад, и еще совсем недавно ходил в засады. Может, поэтому не предупредил, что перед самым кишлаком находилось несколько дувалов, в которых располагался боевой пост. Когда разведчики приблизились, из темноты их окликнули. От неожиданности они медлили, не зная, что предпринять. Этих секунд промедления хватило, чтобы почувствовать опасность. Прогремели выстрелы. Били не прицельно, и все же шальная пуля задела Маркова, ранив в голову. Спецназовцы открыли ответный шквальный огонь, охватывая дувал с флангов. Но когда проникли в него, никого не обнаружили.
Когда стрельба стихла, Боков вызвал к себе ротных, сказал с досадой:
– О внезапной атаке Баделя думать нечего: нас там уже ждут. Но и возвращаться с пустыми руками не хочу. Поднимемся на хребет, понаблюдаем, а потом определимся, как быть. Другие соображения есть?
– Может, я попробую еще пройти немного вперед? – предложил Марков, поправляя повязку на голове. – Дальше склон менее крутой. В случае чего – прикроете сверху.
Но не прошли и трехсот метров – наткнулись на мятежников. Завязался скоротечный бой. Склон был пологий, лишенный растительности, изрезанный неглубокими оврагами. По ним душманы вклинивались в боевой порядок роты и начали зажимать ее в кольцо. Появились убитые и раненые. Марков вышел в эфир:
– «Кобра», выручите огнем, иначе мы все здесь поляжем.
Ситуация повторялась как в Мараварах. Только теперь Марков оказался в положении Цепуха. Он понимал, что если роту окружат – трудно будет что-либо сделать для ее спасения. Понимал это и Боков, потому послал на выручку роту Кравца. Она сверху ринулась на мятежников и вытащила попавших в переплет.
Когда чаша весов боя заколебалась, по рации требовательно запросили:
– «Кобра», я «Коршун», доложите обстановку!
– Веду бой на высоте 1800.., – бодро начал доклад Григорий и осекся, вспомнив, что такого позывного в бригаде нет. Кто же это может быть? Решил уточнить:
– «Коршун» кто вы?
– Меня зовут «Смерть шурави», – крикнул Саид, поняв, что разоблачен. – Я уничтожу всех вас до последнего, как бешеных собак. Вы все тут передохните, безбожники и христиане – враги Бога. Я натолкаю в ваши дурные головы земли. А Шамамада отец задавит собственными руками.
«Так вот где объявилась наша радиостанция», – подумал Боков. В нем закипела злость, выдавила отборную ругань:
– Слушай, ты…! Это я тебя на кишках помотаю, размажу твои дурные мозги по камням…
Чаша весов склонилась в пользу спецназовцев лишь тогда, когда вертолетами подвезли первую роту. Высадилась она на господствующую высоту, сбив оттуда мятежников. В батальоне уже было 5 убитых и 6 раненых. Их загрузили в вертолет. Уходя с хребта, Григорий не удержался, крикнул в микрофон:
– Слышишь ты, поддонок! Я не знаю, кто ты. Но я вернусь и устрою такую мясорубку, что проклянете тот день, когда родились на свет. Пощады не ждите!
– Уползай, пока цел, дохлая кобра, – ответил в эфир тем же хорошо поставленным командирским голосом. – Еще раз сунешься, раздавлю как червяка…
Генерал Кульчицкий ждал батальон на острове.
– Не знаю, что с тобой делать, – оборвал он доклад Бокова. – Опять трупов натащил! Думаешь, если тебе Карреру простили, так все будет сходить с рук? Я тебя предупреждал: не будет результатов – сниму к чертям собачьим!
Боков слушал, опустив голову. Когда генерал умолк, сдавленно проговорил:
– Мне нечего сказать в свое оправдание… Единственное, о чем хочу вас попросить: разрешите еще раз сходить в Бабурское ущелье. А потом делайте со мной, что хотите… Там обнаружилась наша радиостанция. Значит, у них и оружие, которое пропало в Мараварах. Хочу с ними сквитаться… Я приглашаю вас на этот боевой выход и обещаю отличный результат. Сами увидите, сколько там стволов будет валяться.
Кульчицкий свел на переносице лохматые брови:
– А чем ты хочешь меня удивить?
– Будем духов на «живца» ловить! Помните, я в первом своем бою полез за пулеметом, а напоролся на укрепрайон? А почему бы и нам такую штуку не попробовать? Поднимемся заранее на хребет со стороны Бабурского ущелья, до рассвета заминируем все подходы, а утром высадим на высотку небольшой десант, человек десять. Они там пошумят. Духи обязательно полезут и попадут на минные поля. А потом «грачи» нанесут бомбовый удар по укрепрайону. Я этот метод уже опробовал. Срабатывает безотказно.
– Неплохая идея, – в глазах генерала засветился огонек интереса. – А если раскусят подвох?
– Пойдут! Вы кунарских духов не знаете. Упертые, как бараны.
– Упертее тебя? – генерал снисходительно усмехнулся. – Ладно, воевать так воевать. Готовься к выходу…
В двух ротах идет сто человек. Перед выходом – обычная суматоха. Комбат доводит боевой приказ. Командиры уточняют вопросы взаимодействия, проверяют готовность личного состава. Всё, готовы к бою. Из парка выходит колонна БМП и БТРов, останавливается возле канала ГЭС. Все быстро садятся на броню.
– Вперед! – командует по рации Боков.
Все машины трогаются одновременно.
Проезжая Наранг, обычно веселый и неунывающий Шамамад насупился, живые угольки глаз потускнели.
– Что загрустил? – спросил Григорий.
– Жена здесь, – перевел слова юноши Исламов. – Если бы по ней не тосковал, у нас вообще отлично живется: еды много, работать не заставляют.
Его настроение портилось и от того, что они снова ехали в Бадель. И эти в общем-то добрые и приветливые люди могут убить его отца, друзей. Он желал смерти только Саиду, жаждал ее. Знал: нуристанец, пока жив – в покое не оставит. Они враги.
Григорий по-своему расценил молчание Шамамада, сказал сочувственно:
– Нельзя тебя сейчас отпускать. Раньше отец давал миллион афгани, чтобы я тебя освободил, а теперь они достанутся тому, кто тебя убьет. Видишь, какой ты дорогой стал… Ничего, что-нибудь придумаем. Может, еще будешь жить у нас со своей женой?
Шамамад согласно закивал головой.
Бабурское ущелье выходило в долину Кунара сухим руслом, которое перекрывал железобетонный мост. Его с двух сторон, как и всю дорогу Асадабад–Джелалабад, охраняли посты «зеленых». Посты душманов находились на вершинах гор и обстреливали практически весь транспорт, двигающийся по дороге. Доставалось и нашим колоннам. Погиб сержант, возвращавшийся из госпиталя.
Колонна, оставляя за собой густой шлейф пыли, прошла через мост в сумерках. «Зеленые» настороженно наблюдают за ней из-за укрытий. Метров через двести она останавливается, и спецназовцы быстро спрыгивают на землю, скрываются в зарослях кустарника. Техника уходит дальше, чтобы ввести в заблуждение душманов и их пособников, а командиры проверяют людей. Слышен лязг затворов: патрон в патроннике. Как только стемнело, прошли под мостом по сухому руслу и направились в ущелье, след в след, чтобы не наступить на мину.
За радистом комбата шел его заместитель майор Владимир Дмитрук. Был он среднего роста, крепкого телосложения. В Афганистане он попал служить в баракинский батальон. Боков знал его еще по училищу, как отличного спортсмена, и попросил комбрига перевести сослуживца в Асадабад. Дал месяц на адаптацию. Никаких поблажек. Каждый день – утренняя физзарядка, начинавшаяся кроссом на 6 км по пересеченной местности. Потом гимнастика, стрельба. На первых выход в горы Дмитрук загрузился основательно. Автомат Калашникова по совету старожилов взял «старый» – 7,62 мм, сам пристрелял его. Подобрал и подогнал нагрудник. Взял пять полных магазинов, бросил в рюкзак про запас несколько пачек патронов, четыре гранаты. Пистолет Стечкина с сотней патронов. Сигнальный пистолет и два десятка патронов к нему. Десяток сигнальных ракет. Парочка ракет осветительных. Четыре дымовые шашки. Бинокль дневной и бинокль ночной БН-2. радиостанция Р-392 с двумя запасными аккумуляторами. Сухой паек. Две пластиковые фляги воды по 1,7 литра: одна на ремне, для утоления жажды, вторая в рюкзаке – неприкосновенный запас. Долго колебался в выборе обуви. Решил все же идти в своих растоптанных ботинках с высоким берцем. Ну, и какой командир без карты, фонарика, компаса, карандаша. Одним словом, загрузился основательно.
Жарко, душно. Нечем дышать и темнота почти кромешная. Небо затянуло тучами, предвещая грозу. Уже слышны раскаты грома, видны отблески молнии, но дождя нет. Проходит час, второй. Русло все круче поднимается в горы. Рюкзак уже не кажется таким легким. Пот заливает глаза. Одежда промокла насквозь. Все напряжены в постоянном ожидании засады. Если душманы заметили высадку и движение в ущелье – в русле перебьют, как куропаток. Пока спецназовцы сражаются только с жаждой. 1,5 литра воды, которые Дмитрук планировал растянуть на сутки, почти на исходе. Сначала держался, не пил. Но долго терпеть не смог. Решил, что будет пить только один глоток. Глоток за глотком, и не заметил как фляга опустела. Пора делать первый привал, но комбат молчит.
По цепочке докладывают об упавших в обморок. Один доклад, второй, третий. К Дмитруку подошел врач батальона, попросил:
– Предложи комбату сделать привал. Если будем идти – многие посыпятся.
У Дмитрука тоже силы были на исходе, но он ускорил шаг, нагнал комбата:
– Григорий Васильевич, врач предупредил, чтобы мы остановились. Иначе люди будут падать пачками. Я сам уже иду на автопилоте
– Хорошо, – согласился Боков, сел, где стоял и тихо скомандовал: – Привал!
Он и сам шел из последних сил. К утру нужно занять хребет, а что там ждет впереди – никто не знал.
Дмитрук упал рядом с ним, лег на рюкзак. Натужно, до хрипа в горле, дыша, проговорил:
– Если бы не физзарядка, хрен бы я сюда добрался.
– Володя, вода есть? – спросил по-дружески Боков.
– Есть!
Дмитрук достал из рюкзака флягу НЗ. Боков свинтил крышку, опрокинул ее. Раздалось бульканье, и он получил обратно практически пустую флягу. Горько сожалея, что поступил столь опрометчиво, со злостью допил остатки. Поступил ли Боков так специально, но урок Дмитрук получил хороший: личный запас воды без особой надобности не давать никому, даже близкому другу.
Как спасение, звучит радостный доклад разведдозора:
– Нашли воду!
Дмитрук с трудом поднялся, пошел вперед. Лужа в камне была небольшой: метра два. Он наполнил обе фляги. Через 20 минут продолжили движение. Продолжает душить духота. Быстрей бы пошел дождь, но его все нет и нет. Через полчаса вышли к подножию намеченной горы. Боков собирает командиров уточнить местонахождение. Дмитруку же сказал:
– Все, давай, иди в третью роту. В командование ротой не вмешивайся. Только в самом крайнем случае.
Какой это случай, комбат пояснять не стал.
По плану рота вступает в бой только в случае явной необходимости.
– Как самочувствие? – участливо спросил ротный старший лейтенант Александр Пылевец.
– Ничего, все нормально.
– Давайте рюкзак.
– Я сам понесу.
– Давайте рюкзак! – настойчиво повторил Пылевец и взялся жилистой цепкой рукой за лямку.
Дмитрук молча снял рюкзак. Ротный отдал его разведчику, и без того увешанному амуницией. Но от постоянных боевых выходов в горы солдаты становились железными. Опытным глазом ротный определил: лучше тащить рюкзак замкомбата, чем его самого. Начинался крутой подъем. Еще, не дай Бог, сорвется с кручи.
Гора вздыбилась и теперь уже нужны навыки альпиниста: ноги впереди и почти у самого лица. Через полчаса решил посмотреть: сколько поднялись вверх. Оглянулся и по спине пробежал холодный озноб: внизу черная пустота. «Держись! – скомандовал сам себе. – Если упадешь – тебя уже никто не соберет». Больше не оборачивался. Смотрел только вверх и вперед.
К рассвету спецназовцы поднялись на вершину главного хребта, окруженного обрывистыми ущельями. Его отрог метрах в двухстах тоже заканчивался обрывом к главному ущелью, в котором виднелся кишлак. Над одним из дувалов развевалось зеленое знамя исламского комитета. На отроге заняла оборону третья рота. Здесь много старых окопов, выложенных камнями. Неимоверная жара, не спадавшая всю ночь, вымотала всех. Это было видно по осунувшимся лицам, потрескавшимся от жажды губам, мокрым от пота «песочкам».
Солнце уже освещает вершину хребта. Слышится шум вертолетных двигателей. Два МИ-восьмых зависли буквально на пару минут над верхушкой горы неподалеку от занявшей оборону первой роты и спецназовцы, как горох, посыпались из них в трепетавшую, кудрявившуюся сжатым воздухом сочную траву, прятались в вымоины за камни. С собой они привезли установку ПТУРС. Вместе с отделением тяжелого оружия прилетел генерал Кульчицкий. Боков доложил:
– Все идет по плану. Гору заминировали. Разрешите начинать?
– Командуй.
Они направились к ячейке управления, укрылись за бруствером из камней, ожидая развязки. Демонстративную высадку десанта мятежники заметили, и отказаться от попытки захватить легкую добычу не могли. В кишлаке началось движение. Душманы небольшими группами начали собираться для начала атаки. С высоты было прекрасно видно, как к высоте со всех сторон направляются отряды.
Оператор ПТУРС Николай Выдриг приготовил установку к бою.
– Видите дувал с зеленым знаменем? – спросил его Боков.
– Так точно!
– Разнести его к чертовой матери!
Первый снаряд, грохнув стартовыми двигателями, сошел с направляющих и полетел к цели, но чуть не дотянув, взорвался рядом с дувалом. Зато второй вошел точно в окно. Третий снаряд сошел с направляющих и упал в ущелье. Видно уронили его при выгрузке с вертолета и повредили нежную аппаратуру.
Утренний упругий воздух гор наполнился звенящей тишиной ожидания. «Ну что, пора! Где вы там?» – мысленно подгонял он своих врагов. Словно повинуясь этой команде, мятежники с криком «аллах акбар» кинулись в атаку. Прогремел один взрыв, второй. Затем сработали две мины посередине. Наконец прогремело в левом овраге. А потом почти одновременно раздались еще три взрыва. Душманы лезли на минные поля, не понимая, откуда они взялись возле самого кишлака.
– Комбат… Саид! – закричал Шамамад, показывая вниз, где замелькали фигуры. Словно услышав этот крик, Саид бросился было к камню, чтобы укрыться, но прогремел еще один взрыв, и его бездыханное тело, кувыркнувшись в воздухе, распласталось по земле.
Смерть нуристанца внесла смятение в ряды атакующих, но они не оставляли попыток разгромить шурави.
Расположение третьей роты оказалось достаточно выгодным с тактической точки зрения. Со своей позиции Дмитрук прекрасно видел само ущелье, окружающие хребты и отроги. Когда на вершине завязался бой, к ней со всех концов ущелья устремились на помощь душманские отряды. Ротный начал корректировать огонь артиллерийской батареи, которая заняла огневую позицию в расположении брони, а потом авиации. Одна из групп дошла до подъема на хребет.
– Расстреляем их в спину, – спокойно сказал Пылявец, – когда будут подниматься по противоположному склону.
Но кустарник на нем оказался настолько густым, что, как только духи дошли до «зеленки», спецназовцы их больше не видели. Стрелять вслепую было безсмысленно. Так и просидели весь день, вслушиваясь в картину боя и многоголосье команд по радиостанции. Да сражались с жарой. Воды почти ни у кого не было. Когда Дмитрук достал флягу НЗ, они оказалась наполовину заполненная илом. Ночью этого не было видно. Выпил и эту муть. Спасала листва падуба. Постоянно жевал ее, пытаясь хоть немного утолить болезненную жажду. Первой роте было еще хуже: о жаре им некогда было думать. Стрельба не утихала целый день. Только к вечеру душманы прекратили атаки.
– Шестьдесят два подрыва, товарищ генерал, – подытожил Григорий. – Значит, минимум полсотни трупов. Представляете, сколько оружия валяется по склону. Но я не полезу его собирать. И подчиненных не пошлю. Не хочу рисковать их жизнями ради ржавых железок. У нас серьезное ранение получил только один разведчик рядовой Капелюжный. Пуля пробила ему ногу выше колена.
– Ну что, Боков, получилось, – сказал Кульчицкий. – Но я же не могу докладывать командарму свои эмоции. Нужны вещественные результаты.
– Товарищ генерал, все это будет, – обрадовался похвале Григорий. – Есть у меня на примете одно место: кишлак Нава. Там большой склад. Только надо на ту сторону Кунара сходить.
К вечеру на вершине опять появились два МИ-восьмых. Забрав генерала и раненых, они ушли в сторону Джелалабада. Первая рота возвращалась домой по хребту, чтобы в случае чего прикрыть сверху отход третьей роты. Она спустилась в ущелье с противоположной стороны, не желая сталкиваться в сумерках с отходящими остатками душманов, и напоролись прямо на их лагерь. У подножия скал обнаружили пещеры. В них еще теплились кострища. Людей не было. Но на дне ущелья была вода! Ручей здесь еще не ушел в песок. Выставили охранение и, попадав на берегу, стали пить прямо из ручья. Вода была прохладная, необычайно вкусная, и буквально возвращала силы в изможденные тела. Запасшись водой, Дмитрук и все разведчики осторожно спустились в главное русло ущелья. Дорога обратно оказалась намного легче. Не было духоты предыдущей ночи. Почему-то не боялись засады. К рассвету вышли к мосту. Уже слышен шум Кунара. Еще полчаса – и рота у брони. Рядом заброшенный сад, оросительный канал. Опять нестерпимо хочется пить. Дмитрук разделся догола, залез в воду и всем телом ощущал обжигающую прохладу Кунара. Стоя лакал прямо из канала, ощущая, как по телу разливается блаженство, о котором так мечтал прошлые сутки!
Первая рота всю ночь и еще полдня брела по хребту под палящими лучами солнца без всякой еды и воды. Пришли, как тени. Одни мощи остались от богатырей. Темп сбивали теряющие от жары сознание. К тому же пришлось тащить на себе начальника штаба батальона капитана Кулика, здоровяка, симпатичного молодого парня. Он от кроссов увиливал под предлогом сильной занятости. Был уверен в своей крепости. Но упал. Не раненым, а от сердечного приступа. После госпиталя в батальон не вернулся.
На второй день Дмитруку сильно разнесло щеку.
– Сходи к зубному врачу, – посоветовал ему Боков. – С этим делом не шути.
Но каково было удивление, когда врач вытащил изо рта вместо зуба разбухшую от крови пиявку.
Николай Кикешев «Встань и иди. Афганская эпопея спецназа ГРУ».
