«…А ПОБЛАЖИ-КА ПРИ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ»
Подвижническое житие блаженной Марии Дивеевской.
Мария Захаровна Федина родилась в с. Голеткове Елатемского уезда Тамбовской губ. Впоследствии ее спрашивали, почему она называется Ивановна: «Это мы все, блаженные, Ивановны по Иоанну Предтече».
Когда Марии было около тринадцати лет, у нее умер отец. После этого мать отроковицы Пелагея поселилась с Машей сначала в семье старшего сына, но потом, из-за невестки, они переселились в баньку. Мария с детства отличалась безпокойным характером и многими странностями, часто ходила в церковь, была молчалива и одинока, никогда ни с кем не веселилась, всегда была одета в рваное, кем-нибудь брошенное платье.
Господь особенно о ней промышлял. Мария часто во время работ видела перед глазами Серафимо-Дивеевский монастырь, хотя там никогда не бывала.
Через год по смерти отца умерла мать. Тут Марии совсем житья не стало от родных.
Однажды летом она с несколькими женами отпросилась и ушла в Саров, навсегда. Не имея постоянного пристанища, она странствовала между Саровом, Дивеевом и Ардатовом — голодная, полунагая, гонимая… Чаще всего бывала Мария в Серафимо-Дивеевском монастыре как «нищенка, вшивая и грубая дурочка». Мария часто, как бы ругаясь, обличала людей в тайных грехах, также блаженная говорила или о чем предупреждала, и то сбывалось; а у кого останавливалась, те получали благодать от Бога. Так, за великое терпение и смирение, Господь прославил Свою угодницу.
Духовное окормление Мария Ивановна получала у блаженной Прасковьи Ивановны. Пашенька Саровская и благословила ее остаться в монастыре.
Почти с первого года ее жизни в монастыре к ней в послушницы приставили Пашу (в монашестве Дорофею). Игумения дала Марии отдельную комнату, холодную и сырую, в ней блаженная прожила почти восемь лет, окончательно лишилась ног и приобрела сильнейший ревматизм во всем теле. Лишь тогда, когда народу, приходящего к Марии Ивановне, стало столько, что невозможно было поместиться в тесной комнате, игумения разрешила перевести ее в домик Паши Саровской. Домик этот стоял у самых ворот, и советские власти, видя большое стечение людей, воздвигли гонение на блаженную Марию, так что в конце концов ее перевели в отдельную комнату при богадельне, где она прожила до закрытия монастыря.
Мария Ивановна говорила быстро и много, иногда очень складно и даже стихами и сильно ругалась, в особенности после 1917 года. Она так ругалась, что монахини, чтобы не слышать, выходили на улицу. Келейница Прасковьи Ивановны Дуня как-то спросила ее:
— Мария Ивановна, почему ты так ругаешься. Маменька так не ругалась.
— Хорошо ей было блажить при Николае, а поблажи-ка при советской власти.
Не довольно было блаженной подвигов предыдущей скитальческой жизни, болезней, молитвы, приема народа. Однажды Мария Ивановна обварилась до костей от самовара и не вставала с постели долгое время. В другой раз блаженная упала с кровати рукой на стол и сломала ее в кисти. Кричала: «Караул!», но не захотела призвать доктора завязать руку в лубок, а положила ее на подушку и пролежала шесть месяцев в одном положении, не вставая и не поворачиваясь. Опять мочилась под себя, потому что много пила и почти ничего не ела. Сделались у нее пролежни такие, что оголились кости и мясо висело клочьями. И опять все мучения перенесла Мария Ивановна безропотно, и только через полгода рука начала срастаться и срослась неправильно, что видно на некоторых фотографиях.
Тех, кто жил с Марией Ивановной, она приучала к подвигу, и за послушание и за молитвы блаженной подвиг становился посильным. Так, матери Дорофее блаженная не давала спать, кроме как на одном боку, и если та ложилась на другой бок, она на нее кричала. Сама Мария Ивановна расщипывала у себя место на ноге до крови и не давала ему заживать.
Истинная подвижница и богоугодный человек, она имела дар исцеления и прозорливости.
Вот, например: о Нижегородском архиепископе Евдокиме (Мещерякове), обновленце, блаженная еще до его отступничества говорила:
— Красная свеча, красный архиерей.
И даже песню о нем сложила: «Как по улице, по нашей Евдоким идет с Парашей, порты синие худые, ноги длинные срамные».
Или еще: пришел однажды к Марии Ивановне мужичок — в отчаянии, как теперь жить, разорили вконец. Она говорит: «Ставь маслобойку». Он послушался, занялся этим делом и поправил свои дела.
Однажды приехала к блаженной некая барыня из Мурома. Как только вошла она, Мария Ивановна говорит:
— Барыня, а куришь, как мужик.
Та действительно курила двадцать пять лет и вдруг заплакала и говорит:
— Никак не могу бросить, курю и по ночам, и перед обедней.
— Возьми, Дорофея, у нее табак и брось в печь.
Та взяла изящный портсигар и спички и все это бросила в печь.
Через месяц мать Дорофея получила от нее письмо и платье, сшитое в благодарность. Писала она, что о курении даже и не думает, все как рукой сняло.
Накануне 1927 г. блаженная сказала: «Старушки умирать будут... Какой год наступает, какой тяжелый год — уже Илья и Енох по земле ходят...». И, правда, с 1 января две недели все время покойницы были, и даже не по одной в день. А под весну приехали начальники разгонять Саров. После Пасхи власти явились в Дивеево.
Под Рождество Пресвятой Богородицы всем предложили покинуть монастырь. По благословению епископа Варнавы блаженной Марии Ивановне была построена келья в селе Пузо. Через три месяца она переехала в Елиазарово (Муром), а весной – в Дивеево, сначала к глухонемым брату с сестрой, а в 1930 г. на хутор возле села Починок и, наконец, в Череватово, где она и скончалась 26 августа/8 сентября 1931 года.
