ИМЯ ТЕБЕ МИЛОСТЬ...

ИМЯ ТЕБЕ МИЛОСТЬ...

Рассказ о чудесном исцелении.

Попрощавшись с проводницей, Вера шла по платформе, волоча за собой сумку на колесиках.

Был конец декабря, но город по-осеннему встречал своих гостей холодным дождем. «Дождик, дождик, перестань», – попросила мысленно девушка, но тот, как назло, забарабанил с пущей силой по навесу, укрывавшему уставшие вагоны.

– Девушка, тебе комната нужна? Пятьсот рублей в день с чаепитием. Здесь рядом, – обратилась к Вере пожилая полная женщина в платке и в длинной юбке.

Заметив, что девушка внимательно ее рассматривает, она улыбнулась:

– Не бойся, не обману. Православная я. Меня Зинаидой зовут, для тебя – тетя Зина.

Слово «православная» не произвело на Веру впечатления, а вот доброе лицо женщины понравилось. Особенно ее чистые глаза.

По дороге девушка призналась хозяйке, что болеет туберкулезом, и приехала из Чувашии на операцию по удалению легкого.

– Вы не боитесь заразиться? – спросила она Зинаиду, – не каждый к себе в дом туберкулезного больного пустит.

– На все воля Божья, – перекрестилась хозяйка. – А то, что правду сказала – молодец! Правдивых Господь любит. Если я тебе откажу, куда ты пойдешь? На гостиницу у тебя, небось, денег нет.

– Нет, – кивнула головой Вера, пытаясь не отстать от размашисто шагавшей тети Зины.

Через пять минут девушка вошла вслед за хозяйкой в пропахший кошками подъезд старого дома на Гончарной улице. Тяжело, с остановками, поднявшись на пятый последний этаж, Зинаида, отдышавшись, открыла обитую дерматином дверь с торчащими тут и там из порезов кусками ваты.

– Заходи, сюда. Это твои апартаменты, – она помогла Вере затащить сумку сквозь узкий проем в чистую, скромно обставленную комнату – кровать, письменный стол и два стула. Единственным украшением была угловая полка с иконами.

– Располагайся и приходи ко мне чаевничать, – перекрестившись на иконы, Зинаида вышла.

Разговор продолжился на кухне. Раскрасневшаяся от горячего чая Вера, говорила без остановки. Зинаида узнала, что девушке семнадцать лет, что она недавно закончила одиннадцатый класс и хочет учиться дальше, но на кого еще не решила. Живет с матерью в маленьком городке Канаш, рядом с Чебоксарами, что мать с отцом давно в разводе, Что у нее был парень, Витька, с которым она давно дружила. Перед тем, как уйти в армию, он позвал ее замуж, но она отказалась, потому что его не любит.

– Я с детства мечтала увидеть Петербург, поэтому и приехала пораньше, чтобы посмотреть хоть что-то до больницы. Вот такие дела, – Вера замолчала, и вдруг заплакала. Она очень боялась операции.

– Нет, дочка, ты погоди реветь. Так дело не пойдет. Надо что-то делать, – всплеснула руками Зинаида. – Господи, вразуми меня, грешную! – истово попросила она, перекрестившись.

Только сейчас девушка заметила, что вся стена у нее за спиной увешана иконами, образочками, открытками с изображением святых.

Внимание Веры привлек портрет священника в овальной раме. Красивое лицо с умным и любящим взглядом притягивало к себе.

– Это кто? – девушка показала на портрет.

– Это наш любимый Батюшка, святой Иоанн Кронштадтский.

– Ой, а я видела его икону в женском монастыре, нас туда в прошлом году от школы возили, – обрадовалась Вера. – Настоятельница нам рассказывала, что он много людей исцелил. Я тогда к его иконе приложилась и попросила помочь мне выздороветь. Но лучше мне не стало.

– Раз ты батюшку попросила о помощи – он обязательно тебе поможет, – уверенно сказала Зинаида и вдруг подскочила.

– Господи! Да как же я раньше-то не догадалась! Скоро на Леушинском подворье престольный праздник – день памяти Батюшки. В конце службы их отец Геннадий будет всех святым маслицем помазывать. У них традиция такая. Значит так, в воскресенье идем туда на службу.

Зинаида говорила таким строгим тоном, что Вера согласилась.

«Повезло мне с тетей Зиной, – подумала она, проваливаясь в сон. – Надо ее расспросить, как она к Богу пришла?»

Посреди ночи, девушке послышался какой-то шум. Мужской голос что-то кричал, чего-то требовал, а Зинаида громким шепотом его успокаивала. Потом хлопнула дверь, и стало тихо.

На следующий день погода наладилась. Вероятно, к Рождеству зима решила сделать горожанам подарок. За ночь она побелила крыши домов, щедрой рукой осыпала пушистым снегом деревья, сковала морозом вчерашние лужи.

Несколько дней счастливая Вера, забыв обо всем, бродила по городу, любуясь его праздничным убранством. В ее сумке лежал список достопримечательностей, согласованный с Зинаидой.

Многие здания были хорошо знакомы девушке – в детстве она собирала и изучала открытки с видами Петербурга.

Из-за болезни Вера не могла долго гулять, но все равно успела многое увидеть.

С первого взгляда узнала она Кунсткамеру, стройную колоннаду Казанского собора, купола Спаса-на-крови. Ей очень хотелось подняться на Исаакиевский собор, но сил не было.

Гуляя по Петропавловской крепости, она как ребенок радовалась золотому ангелу на шпиле. Услышав рядом с собой традиционный полуденный выстрел из пушки, Вера присела от испуга, насмешив этим группу школьников,вместе с которыми потом и хохотала над собой.

Зинаида включила в список Иоанновский монастырь, но когда чуть живая от усталости девушка добралась до Карповки, монастырь оказался закрыт. В темноте, перед иконой Иоанна Кронштадсткого на стене монастыря, трепыхалось под порывами ветра пламя чьей-то свечи.

«Батюшка Иоанн, помоги, чтобы операция прошла благополучно. Я так хочу еще пожить. И замуж хочу, и ребенка родить. Помоги мне, пожалуйста!», – мысленно попросила Вера, жалея, что у нее нет свечки.

– Дочка, ты свечечку-то поставь, нашему дорогому батюшке, – вдруг раздался у девушки за спиной старческий голос.

– Да у меня ее нет, – обернулась Вера, и увидела седого, как лунь сгорбленного старичка.

– Зато у меня есть, – улыбнулся тот и протянул девушке толстую восковую свечку. – Благослови тебя Господь! – перекрестил он Веру.

– Спасибо, дедушка, – Вера хотела дать старичку монетку, но тот растворился в темноте.

Поздно вечером, уплетая яичницу прямо со сковородки, Вера делилась с Зинаидой своими впечатлениями.

– Я Петербург с детства люблю, – говорила она, – Бывает, что девочки влюбляются в актеров или в певцов, а я влюбилась в ваш город.

Особенно мне нравятся разведенные мосты. Они как светящиеся трамплины. Хочется разбежаться и взлететь прямо в небо!

Я, тетя Зина, человек независтливый, а здесь начала молодежи завидовать, – вздохнула Вера. – Счастливчики. Живут и учатся в Питере. Ходят все из себя такие важные, нарядные.

Я решила, если операция пройдет хорошо, вернусь сюда, поступлю в институт, замуж выйду за местного парня и стану петербурженкой. Как вам мой план? – с хитринкой улыбнулась девушка.

– Хороший план, и главное – оригинальный, – рассмеялась Зинаида. – Только он несбыточный.

– Это почему? Думаете, что меня с одним легким замуж не возьмут?!

– Возьмут, если на то воля Божья будет. А в твоем плане я Господа что-то не заметила.

– Знаете что, тетя Зина, по-моему, вы с Богом перебарщиваете. У меня несколько старших подруг и так замуж вышли.

– Значит, «и так» с мужьями жить будут. Муж с женой только через любовь к Господу могут всю жизнь вместе прожить. Вот мать твоя, почему с отцом разошлась?

– Характерами они не сошлись.

– Видишь, мать уступить не захотела, и ты из-за ее гордыни без отца выросла. Ведь Господь что сказал?

– Что?

– Возлюби ближнего, как самого себя. Себя-то мы возлюбили, а ближнего не хотим.

– А вот вы, тетя Зина, почему одна живете? Где ваша семья?

Услышав Верин вопрос, Зинаида тяжело вздохнула. Она не любила говорить о себе. Но деваться ей было не куда.

– Был у меня муж, и сын есть. Только не живут со мною. Мужа я давно выгнала, за пьянство. Я тогда не верующая была. Послушалась подруг, руки опустила, вместо того чтобы бороться за родного человека. Когда вещи ему собирала, думала – испугается, одумается, лечиться пойдет или подошьется. Это я теперь понимаю, что бес ни уколов, ни таблеток не боится. Только постом и молитвой от него избавиться можно.

А муженек мой, словно мне назло, еще сильнее запил.

Сына, Андрюшу, с десяти лет одна растила. Мужа к нему не подпускала, да он и сам не рвался на свидания. А чему одинокая баба может мальчишку научить, когда она с утра до вечера на фабрике вкалывает? Только на школу и надеялась. Приду домой уставшая, глаза уже по дороге слипаются, ноги гудят. А дома – посуды грязной гора, телевизор орет, в дневнике двойка на двойке, папироса на окне, дырку в занавеске проедает.

Наору на любимого сынка, оплеух надаю. Он, конечно, обидится, дверью хлопнет и уйдет к дружку-приятелю. А я пол ночи в подушку рыдаю – и себя жалко, и Андрюшку! Ведь люблю его больше жизни, а что делать не знаю.

Андрюша с горем пополам ПТУ на слесаря закончил, когда в нашей стране начался аттракцион под названием «перестройка». Все люди мигом перестроились и зашагали в, гостеприимно распахнувшие ворота, капитализма. А навстречу им этот самый капитализм на букву «к» вышел. Вышел и заблеял: «добро пожаловать, люди русские, в новую сладкую жизнь. Вы теперь, как и я – капиталисты. А чтобы вы в этом не сомневались – вот вам, пожалуйста, ваучеры».

– Что? – не поняла Вера.

– Да это уже не важно, – махнула рукой Зинаида. – Облапошили народ, вот тебе и весь ваучер. – Ты пряничек возьми, я свежие сегодня купила. И мне чаю подлей, что-то я озябла. Варенье бери, сама варила – она подвинула к Вере вазочку с вишневым вареньем.

– Вкусно, как дома, – причмокивала девушка, уплетая варенье. – А что дальше было?

– А дальше, милая моя, бросился народ со всех ног в сладкую жизнь. Правда, многие за границу переметнулись, там им слаще показалось. Не знаю уж, как они прижились. Цветок и тот, бывает, пересадки не переносит – гибнет. А тут – человек. У него-то корни нежнее цветочных. Корешки-то человеческие из души растут. Многие увязли тогда в иноземной сладкой патоке, кто-то отравился ею, а кто-то до сих пор наесться не может.

Открыл нам Горбачев мир иной – заграничный, яркий, сытый. Нашим людям после серой совдепии он глаза-то и ослепил. А потом как получилось – купить все можно, а денег нет. Бросился народ деньги делать. Не зарабатывать, а делать – золотого тельца ковать. И мой Андрюша, в первых рядах. Начал он в Польшу мотаться, туда утюги везет, обратно сигареты контрабандой. Капиталец сколотил, начал вместо себя челноков посылать. Потом уж его контрабанда фурами пошла – начал «Рояль» возить.

– Рояли возить? – Вера заморгала от удивления.

– Спирт «Рояль», – грустно усмехнулась Зинаида. Сколько он народу этим спиртом погубил – подумать страшно. Сам-то Андрюша напитки пил дорогие – виски да джины заморские. Только врагу-то рода человеческого все равно, чем людей губить – сивухой копеечной или коньяком за тысячи. В общем, мой сынок-бизнесмен пошагал след в след по отцовским стопам. Вскоре все нажитое пропил, только эта квартира и осталась. И то, потому что он ее на меня записал.

– А где он сейчас живет и работает?

– Живет в соседней комнате, а работать не работает. Инвалид он безногий. Под машину попал, с тех пор запил по-черному.

– А где он деньги на выпивку берет?

– Когда милостыню просит на вокзале, а когда я даю.

– Вы? Да зачем же вы сыну на водку даете? – Вера от возмущения, отодвинула от себя чашку.

– Даю, чтобы в больший грех не ввести. Знаешь, сколько бытовых преступлений по-пьянке бывает? Андрюша, когда выпьет, Слава Богу, не буянит. Правда, когда с двумя ногами был – куролесил! Два раза я с сотрясением мозга в больницах лежала. Там же в больнице, я с верующей женщиной познакомилась. Она мне и про Бога рассказала, и Евангелие дала почитать. Я притчу о блудном сыне прочитала – и сразу себя в этом сыне узнала. Прозрела – ведь это меня Господь-отец каждый день ждал, мне все простил, меня любит. Плачу, остановиться не могу. Сначала горькие слезы вытекли, а потом сладкие полились, те, которые душу омывают и всю грязь из нее выносят. Так я к Богу и пришла. Стала за сына молиться. Сначала своими словами, потом акафист «Неупиваевой чаше» стала каждый читать.

Сынок за дверь, к дружкам и подружкам веселиться, а я на коленки бух перед иконами и молюсь, пока боль и страх за сына в сторону не отойдут. Так и живем.

– Тетя Зина, а сколько лет вы так живете? – Вера, по-новому, посмотрела на хозяйку.

– Считай, сынку скоро сорок, значит, двенадцатый год пошел, как я в церковь пришла.

– А сколько лет надо за него молиться?

– Сроки только Господу известны. Может Он завтра нас помилует, а может, я до последнего дня Спасителя молить буду за сынка моего любимого, да за мужа горемычного. Знаешь, ведь сынка-то пьющего во спасение Господь мне дал.

Если бы не горюшко это, я бы и не уверовала. Так и была всю жизнь для себя. Копила бы денежку то на одно, то на другое. Все сериалы бы подряд смотрела, как мои ровесницы, сплетничала бы, да мужа, пьяницу недобрым словом вспоминала. Разве ж это жизнь?! Жизнь она только с Богом может быть, в таинствах Его, в церкви. Приду я в храм, свечи зажгу перед святыми ликами. Такая там благодать! Там я подруг своих настоящих встретила, сестричек любимых.

– Ой, тетя Зина, чуть не забыла! – вдруг подскочила Вера, и рассказала хозяйке о чудесном явлении старика со свечой.

– Слава Богу за все, – перекрестилась Зинаида. – Такие чудеса не с каждым случаются. – По-моему, это знак от батюшки нашего Иоанна, что все у тебя будет хорошо. Ну, ладно. Пойдем спать.

Разгоряченная разговором девушка, долго не могла уснуть. Прикрыв глаза, она вспоминала…

Ей пять лет. Счастливая, она идет в кино по центральной улице городка, держа родителей за руки.

Отец Веры был на четверть чуваш. Это отразилось на характерном прищуре глаз. Только этим Вера на него и походила, а так – вылитая мать. Круглолицая, с большими зелеными глазами, курносый нос усыпан веснушками. Чем она их только не выводила. Все без толку.

На отце – белая рубашка. Одной рукой он крепко держит Веру, в другой – сигарету.

– Брось сигарету, – говорит мать, но отец делает вид, что не слышит.

– Я кому говорю, брось эту дрянь, – мать уже шипит, как гусыня, но отцу все нипочем.

Резко развернувшись, она идет домой, таща за собой упирающуюся дочку. Почему-то отец мать всегда раздражал – ест не так, говорит не о том, смотрит не туда. Он же шутливо называл ее «рыбой-пилой» и старался все перевести в шутку, что еще больше выводило мать из себя. Однажды она заподозрила, что отец утаивает часть зарплаты, и решила это проверить. В кармане пиджака нашелся обрывок бумаги с номером телефона и женским именем. Отец ничего объяснять не стал, сказал «я ни в чем не виноват», а мать решила по-другому и подала на развод. Вскоре отец уехал.

Вера очень переживала из-за развода родителей. Она начала часто болеть – то воспаление легких, то бронхит. Через некоторое время на одном легком обнаружили затемнение. После этого начались ее мытарства по санаториям и профилакториям. Отец всегда хорошо зарабатывал, алименты присылал исправно, так что на лечение деньги были. Только дочку редко навещал. Вера сначала очень скучала по нему, письма писала. Потом отец снова женился, и писать ей стало почему-то неудобно. Они созванивались все реже и реже. Последние годы отец звонил только по праздникам.

«Права тетя Зина – потерпели бы родители друг друга, все могло сложиться по-другому», – подумала Вера, засыпая. 

Ирина Рогалева

Написать комментарий