Отрывок из книги о жизни православной семьи с ее радостями и горестями

Воскресный день. Отец дьякон кадил храм перед началом Литургии.

– Отец Владимир, как сынок? – спросили его.

– Безнадежен, – был ответ.

Люди видели, что из глаз дьякона ручьем потекли слезы. После обедни все прихожане остались на молебен святому великомученику Пантелеймону, заказанный специально о здравии младенца Николая. Читали весь акафист святому, многие опустились на колени.

Навещать меня в больницу пришла свекровь. Я вынесла в коридор на подушечке чуть живого Коленьку. Он не шевелился, но еле заметно еще дышал.

– Не плачь, – сказала свекровь, – сегодня будет молебен святому великомученику Пантелеймону, он поможет.

Бабушка поспешила в храм, а я продолжала, как и в предыдущие дни, вливать из чайной ложечки в ротик ребенка то раствор, то молоко. Обычно – судорожное движение, и все вылетало назад. Но в это воскресенье рвоты не было, стало быть, жидкость в ребенке? Куда ж она девается? И вдруг малыш начал мочиться. «Значит, что-то через его кишечник стало проходить? Вот чудо-то! – думала я и продолжала кормить. – А вот и пеленка грязная! Значит, желудочек его стал принимать пищу! Слава Тебе, Господи!»

Утром в понедельник на обходе – оба врача.

– Ну, как? Все по-прежнему? – спросила старуха.

– Нет, не по-прежнему, – сказала я, – он начал мочиться и сходил зеленью.

Врачи удивленно переглянулись.

– Но он должен был умереть! Что же, он хочет жить? – заволновалась старая.

– Всякий хочет жить, – просияла Ольга Николаевна.

– Нет, чудес на свете не бывает, – твердила упрямая старушка.

– Вот видите – бывают! – радовалась Ольга Николаевна. – Давайте его спасать!

И врачи решили взять у меня из вены кровь и влить ее больному Коленьке.

Больше рвота не повторялась, Коля начал питаться. Володя пришел и с радостью предложил вливать сыну свою кровь вместо моей. Я была сама уже истощена и измучена. Итак, Володя целую неделю отдавал ребенку полный шприц своей крови, которую тут же вливали малышу. И ребенок зашевелил ручками, ножками, начал подавать голосок. Через неделю он однажды сильно кричал. Оказалось, что заболело ухо. Но несколько уколов антибиотиков прервали воспаление, малыш стал поправляться. Прошло дней семь, и малыш наш начал поднимать головку.

– Что Вы делаете? – закричала врач-старушка, когда увидела, что Коля садится, ухватившись за мои пальцы.

– Он сам садится, – радовалась я.

Тогда нас решили выписать домой. Когда Коленька уже поправлялся и спал крепко и подолгу, я решила осмотреть больницу. Я заглядывала через стеклянные окошечки в палаты изоляторов, где лежали тяжелобольные дети. Подойдя к сестре, я спросила:

– А где лежит у вас тяжелобольной ребенок Дьяконов, о котором вас беспрерывно спрашивают по телефону? И поздно вечером, и чуть свет вы сообщаете врачам прежде всего о его здоровье. Сейчас эти звонки стали реже. А что с Дьяконовым? Он жив еще?

Сестры обомлели от моего вопроса. Они смотрели на меня, как на сошедшую с ума и переглядывались молча.

– И чему вы удивляетесь? – продолжала я. – Я тоже удивлялась, что о моем ребенке ни один врач ни разу не спросил. Или они махнули на нас рукой, отчаялись?

Наконец, сестра ответила:

– Да ведь это о Вашем Коленьке, о сыночке Вашем беспрестанно справлялись!

– О моем? Тогда почему вы иной раз отвечали по телефону, что Соколов у вас в списке больных не числится?

– Потому что у нас не было больного ребенка Соколова.

– Да ведь мы-то с Колей – Соколовы!

– Как Соколовы? У нас все дела на Вашего ребенка записаны, как на Дьяконова! И Вы всегда откликались, когда мы Вас звали «Дьяконова».

– Да, я к этому привыкла. Должность мужа моего - дьякон, потому и нас с сыном тут сразу стали звать - дьяконовы.

Слава Богу! Все хорошо, что хорошо кончается. Мы понесли с Володей домой нашего ненаглядного крошку, в сердцах воспевая хвалу Всевышнему: «Слава прославляющему святыя Своя!» Да не отчаиваются православные среди тяжелых болезней, ибо есть на Небесах заступник перед Богом – врач и целитель святой великомученик Пантелеймон.