ПАША ДИВЕЕВСКАЯ
Память святой блаженной Парасковьи Ивановны Саровской
Блаженная Прасковья Ивановна, в мiру Ирина, родилась в начале XIX столетия в селе Никольском Спасского уезда Тамбовской губернии. Родители ее, Иван и Дарья, были крепостные господ Булыгиных. Когда девице минуло 17 лет, господа выдали ее замуж за крестьянина Федора. Покорясь безропотно родительской и барской воле, Ирина стала примерной женой и хозяйкой, и семья мужа полюбила ее за кроткий нрав, за трудолюбие, за то, что она любила церковные службы, усердно молилась, избегала гостей и общества и не выходила на деревенские игры. Так они прожили с мужем 15 лет, но Господь не благословил их детьми.
Потом Булыгины продали их помещикам-немцам Шмидтам в село Суркот. Через 5 лет после переселения муж Ирины заболел чахоткой и умер. Впоследствии, когда блаженную спрашивали, какой у нее был муж, она отвечала: «Да такой же глупенький, как и я».
После смерти мужа Шмидты взяли ее в кухарки и экономки. Несколько раз они пробовали вторично выдать ее замуж, но Ирина решительно отказалась:
«Хоть убейте меня, а замуж больше не пойду!» Так ее и оставили.
Через полтора года Ирина была оклеветана и подвергнута сильным побоям от господ-нехристей, после чего бежала от них в Киев на богомолье. Несправедливо наказанная, Ирина с особенной глубиной почувствовала неизреченную глубину страданий Христовых и Его милосердие. В Киеве Ирина приняла постриг с именем Параскевы. Потом ее арестовали и вернули помещикам, а те не приняли ее и с гневом выгнали на улицу — раздетую и без куска хлеба.
Пять лет она бродила по селу, как помешанная, и была посмешищем для всех крестьян. А затем удалилась в Саровские леса, где тогда было много хищных зверей, и прожила здесь больше двух десятков лет в пещере, которую сама вырыла. Ходила она временами в Саров и в Дивеево, но чаще ее видели работающей на Саровской мельнице.
Худая, почерневшая от солнца, с короткими волосами — длинные в лесу ей мешали, – босая, в мужской монашеской рубахе, свитке, расстегнутой на груди, с обнаженными руками, блаженная приходила в монастырь, наводя страх на всех, не знавших ее.
До переезда в Дивеевскую обитель она некоторое время жила в одной деревне. Видя ее подвижническую жизнь, люди стали обращаться к ней за советами, просили помолиться. Враг рода человеческого научил злых людей напасть на нее и ограбить. Боль в проломленной голове и опухоль под ложечкой мучили ее после того постоянно, но она на это почти не обращала внимания.
До переселения своего в Дивеево Прасковья Ивановна часто заходила к Дивеевской блаженной Пелагее Ивановне. Являлась в обитель с куклами: нянчится с ними, ухаживает за ними, называет их детьми. Последний год жизни блаженной Пелагеи Ивановны, Паша пробыла неотлучно в обители. Первое время по переселении в Дивеево она странствовала от монастыря на дальние послушания или в Саров, на прежние свои излюбленные места.
По смерти блаженной Пелагеи Паша поселилась сначала у клиросных, а затем в отдельной келье у ворот. В келье была поставлена кровать с громадными подушками, которую она редко занимала, на ней покоились куклы.
От живущих с ней она непременно требовала, чтобы они в полночь вставали молиться, а если кто не соглашался, то она так расшумится, начнет воевать и браниться, что поневоле все встают ее унимать.
Первое время Прасковья Ивановна ходила в церковь и строго следила, чтобы сестры ежедневно ходили на службы. В последние десять с лишним лет некоторые правила блаженной переменились: она, например, не выходила из монастыря, да и от кельи далеко не отходила, в церковь совсем не ходила, а приобщалась дома и то очень редко. Господь Сам ей открывал, каких ей правил и образа жизни держаться.
Напившись чаю после обедни, блаженная садилась за работу, вязала чулки или пряла пряжу. Это занятие сопровождалось непрестанной Иисусовой молитвой, и потому ее пряжа так ценилась в обители, из нее делались пояски и четки.
Были у Прасковьи Ивановны келейницы мать Серафима и Дуня.
Каждую ночь в двенадцать часов Прасковье Ивановне подавали кипящий самовар.
Пила она только когда самовар кипел, а иначе скажет «мертвый» и не пьет. Впрочем, и тогда нальет чашку и как бы забудет, она и остынет. И когда выпьет чашку, а когда и не выпьет; потом всю ночь свечи ставит, тушит... Всю дочь до утра она по-своему молилась. Что это была за молитва! Она вдруг вся преображалась, поднимала руки, и слезы рекой лились из ее глаз; были свидетели того, как блаженная поднималась на воздух.
Целые дни Прасковья Ивановна занималась с людьми. Келейная ее монахиня, мать Серафима, справляла за нее все правило. Прасковья Ивановна была пострижена в схиму, но читать правило ей было некогда, и мать Серафима свое монашеское правило справляла и за Прасковью Ивановну — схимническое. В монастыре матушка Серафима имела отдельную келью и для вида у нее была постель с периной и подушками, на которую она никогда не ложилась, а отдыхала, сидя в кресле.
Они жили одним духом. И лучше было оскорбить Прасковью Ивановну, чем матушку Серафиму. Если ее оскорбишь, то к Прасковье Ивановне тогда близко не подходи.
Мать Серафима умерла от рака, болезнь была столь мучительна, что она от боли каталась по полу. Когда она умерла, Прасковья Ивановна пришла в церковь. Сестры сразу на нее обратили внимание, поскольку в церковь она редко ходила. А она им говорит: «Глупенькие, глядят на меня, а не видят, что на ней три венца»,— это о матери Серафиме.
Прасковья Ивановна отошла ко Господу 22 сентября/5 октября 1915 года. Умирала блаженная тяжело и долго. Перед смертью ее парализовало. Она очень страдала. Некоторые удивлялись, что такая великая раба Божия, а так тяжело умирает. Кому-то из сестер было открыто, что этими предсмертными страданиями она выкупала из ада души своих духовных чад.
Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря, СПб., 1903.
Воспоминания монахини Серафимы (С. Булгаковой)
Воспоминания монахини Серафимы (С. Булгаковой)
