Схиархимандрит Иоанн (Маслов): «Смирение – это способность видеть истину»

Схиархимандрит Иоанн (Маслов): «Смирение – это способность видеть истину»

Схиархимандрит Иоанн учит: «Христианское смирение – это проявление силы человеческого духа». Победить эту силу ничто не может.

Кто носит в себе такое смирение, какое носили преподобный Серафим, святой праведный Иоанн Кронштадтский, преподобный Амвросий Оптинский и сам схиархимандрит Иоанн, – тот проявляет не слабость духа, а его величие и красоту.

Старец дает удивительно точное, емкое и редкое определение смирения: «Смирение – это способность видеть истину».

Учение схиархимандрита Иоанна о смирении занимает одно из центральных мест в его трудах. Оно ярко свидетельствует о том, что автор сам имел эту великую добродетель.

Батюшка и духовных чад прежде всего приводил к смирению. Их жизнь под его руководством была всегда направлена на борьбу человека с гордостью.

Он учил, что если в основании греха прародителей лежала гнусная и мерзкая гордость и неотделимое от нее своеволие, то в основании новой благодатной жизни во Христе должно лежать диаметрально противоположное начало – смирение. Следовательно, от стремления человека к смирению или гордости зависит его близость к Богу или удаление от Него.

Отец Иоанн говорил: «Смирение делает людей святыми, а гордость лишает их общения с Богом».

Он учит, что в деле нравственного совершенствования главное внимание необходимо сосредоточивать на воспитании смирения, которым приобретается полное внутреннее удовлетворение и покой души при любых жизненных обстоятельствах. Пока человек не смирится – не успокоится. «Гордая и надменная душа ежеминутно терзает себя волнением и беспокойством, а душа, которая воплотила в себе Христово смирение, постоянно ощущает Бога, через это она имеет в себе великий покой» («Проповедь о смирении»).

Он говорил: «Смирение никогда не падает, гордость – дверь врагу».

Смиренный человек всегда и всем доволен. Старец наставлял человека, который завидовал другим: «А ты говори: "И пусть другим больше, и пусть другим лучше, а мне довольно того, что есть...”». Эти слова доставляли мир душе.

Батюшка указывает, что смирение имеет Божественное происхождение, поскольку начало свое имеет от Христа и называя эту добродетель небесным даром, призывает всех стяжать в своей душе это «небесное благоухание» («Проповедь о смирении»).

В своих письмах старец так пишет о великом значении смирения и деле спасения: «...Более всего облещися подобает нам в Христово смирение. Эта последняя добродетель нам настолько необходима и нужна в земной жизни, – как воздух или вода для тела. Без нее мы не сможем правильно шествовать по спасительному Христову пути. Пусть в нашем сердце постоянно звучат слова Христа Спасителя: Научитесь от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой душим вашим. "Если мы приобретем эту добродетель, то с ней и умирать будят не страшно”».

На вопрос о том, что такое смирение, батюшка однажды дал такой простой ответ: «Смирение значит: ругают, а ты не ругайся, молчи; завидуют, а ты не завидуй; говорят лишнее, а ты не говори; считай себя хуже всех».

Батюшка учил, что смирение все может выровнять. Когда в жизни человека что-нибудь не ладилось, старец говорил ему: «Смиряйся побольше – и все устроится». Или: «Все будет хорошо – не отчаивайся. Смирения только побольше». «Устроишь внутреннее, и внешнее устроится».

Духовная дочь жаловалась: «Батюшка, у меня внутреннее напряжение».

«Надо во всем всегда полагать себя очень грешной. Думать: "Какие раньше люди были! Тогда и напряжение пройдет”», – был его oтвет.

Он считал смирение действенным орудием в борьбе с духами злобы. В одном из писем старец писал: «Злой дух со своими полчищами предлагает нам свои злочестивые планы, мы же, в свою очередь, принявшие их, уходим на страну далече. 
Единственными средствами освобождения от тиранства лишни диавола и распознания его злого умысла являются смирение, то есть своего ничтожества, и молитва. Это – два крыла, могущие вознести на небо каждого христианина.
Кто упражняется в этих двух добродетелях, тому нетрудно бывает возлететь, возвыситься и соединиться с Богом в любую минуту своей жизни. И даже тогда, когда нам кажется, что мы оставлены и людьми, и Богом и что ад вот-вот готов поглотить нас, – то и тогда эти две добродетели, подобно обоюдоострому мечу, невидимо для нашего взора поразят и удалят от нашей души все супротивные силы. Дай Бог, чтобы Христово смирение и молитва постоянно пребывали в нашем сердце; только в таком состоянии мы будем распознавать внушения злого духа и подвизаться против него».

Исключительно важное значение смирения, по мысли отца Иоанна, состоит в том, что оно является стимулом духовного роста человека, ведущим к высотам нравственной чистоты и богоуподобления. Действительно, стремление к исправлению своих недостатков и порочных наклонностей, стремление стать лучше, совершеннее может возникнуть только у того, кто глубоко осознал свою греховность и духовную нищету. В лекциях по Пастырскому богословию отец Иоанн приводит слова святителя Феофана Затворника о ревности ко спасению, стремлении к исправлению: «Есть ревность – все дела идут стройно, всякий труд не в труд; не станет ее – не станет ни сил, ни труда, ни порядка; все приходит в расстройство». Далее святитель Феофан указывает, что только смирение дарует человеку такую ревность. Таким образом, раскрывая святоотеческое учение о смирении, отец Иоанн основополагающий вывод: без смирения немыслимо и само духовное совершенствование христианина.

Смирение служит наилучшим путем к стяжанию благодати. В проповеди о смирении отец Иоанн говорил: «Через сознание своей греховности, своего ничтожества мы получаем благодать Святого Духа... Смирение делает нас носителями благодати, исцеляющей и укреплящей для святой жизни. Оно оправдает нас пред Богом и приведет в Царствие Небесное».

Батюшка учил, что смиренное устроение души обнаруживает себя в отношении человека к Богу и ближнему. Смиренный человек глубоко сознает, что он сам по себе ничего не значит, ничего доброго сделать не может, а если и делает что-то доброе, то только с помощью Божией, Его силой и любовью.

Когда отца Иоанна спрашивали: «Как смириться?» – он отвечал: «Считай, что сам здесь ничего не можешь, только Господь». Во взаимоотношениях с окружающими людьми смиренный человек видит только свои пороки, сознает себя грешнее других и всегда готов оказать каждому свое внимание и любовь. Батюшка, бывало, скажет: «Смиряйся!» Спросишь: «А как?» «Считай, что все от Бога. Думай: "Я хуже всех, все лучше меня”. И даже хуже всякого животного считай себя». Свои наставления отец Иоанн основывает на учении святых отцов. Например, преподобный Варсонофий Великий учит: «Должно считать каждого человека лучше себя. "Должно считать себя ниже всякой твари”».

Батюшка обращал особое внимание на то, есть ли в душе стремление услужить ближнему. Он говорил: «Если чувствуется желание всем услужить, то это начаток вечной жизни... А если злоба в душе, холодность, то надо идти в храм, каяться, исповедаться... Смиряться, укорять себя...»

По мысли отца Иоанна, пробным камнем для смирения человека являются обиды, причиненные ему другими людьми, и различного рода поношения. Батюшка учил, что истинное смирение должно проявляться в терпеливом перенесении обид и укоризн, так как смиренные считают себя достойными всяких унижений.

Одна почтенная монахиня говорила что-то батюшке о своей обиде. Батюшка ей ответил: «Что ты? Разве можно? Монаху никак нельзя обижаться. Это как весы: где мир – там ангелы, а где злоба, обида, зависть – бесы. Раньше даже в малом этого не допускалось. Это теперь, как говорят: "На безрыбье – и рак рыба”, – а раньше настоятель проклял бы, если бы монах такое себе позволил. На малость нельзя допускать к себе обиду! На себя смотри: "Что я? – Как гриб гнилой, как яма помойная”, – и так каждое утро повторять и на каждый час. У нас одно утешение, – мягко, ласково, нараспев говорил батюшка, иногда покачивая головой в такт словам, – никого не осуждать, никому не досаждать, и всем – мое почтеньице». Много, много раз повторял: «Все, как Ангелы, – я хуже всех. Так говори и успокоишься».

Батюшка еще долго говорил с этой монахиней, а когда она уходила, мягко повторял: «Говори себе все время: "Я – грешница больше всех; на кого мне смотреть – сама-то я хуже всех”. Только так и успокоишься».

В своих письмах батюшка писал: «Постараемся возлюбить всех своих обидчиков как своих благодетелей». Духовная дочь старца рассказывала: «Однажды после службы батюшка долго со мной разговаривал. Он сказал, что во мне нет ничего христианского, так как не могу стерпеть обиды, только все внешнее. Надо с обидевшим тебя человеком разговаривать как ни в чем не бывало. Надо пить напиток осуждения. Это очень полезно.
Надо смирять свою гордыню. Другого пути в Царствие Божие нет. Сказал, что камешки на берегу моря гладкие потому, что трутся друг о друга, особенно во время бури. А иначе камень будет очень острый. Так и мы должны: ударили по одной щеке, подставь другую. Отняли верхнюю одежду, отдай нижнюю. Тихон Задонский святой человек был, епископ, а однажды подошел к нему один монах и вдруг ударил по щеке, потом – по другой. А святой Тихон поклонился ему в ноги, поблагодарил его и сказал: "Я этого достоин”. В жизни будет очень много таких ситуаций, надо все побеждать смирением, иначе будешь невенчанной мученицей».

Батюшка призывал своих духовных чад стяжать истинное смирение, которое заключается в том, чтобы не только в словах, в делах и мыслях, но и в сердце всегда считать себя хуже всех.

Как же приобрести эту столь необходимую добродетель? Ответ на этот вопрос также находим в наставлениях отца Иоанна.

Путь к смирению открыт всякому. Когда духовные дети отца Иоанна говорили ему: «Не могу [смиряться, исправляться]», батюшка твердо отвечал: «Можешь! Начинай с сегодняшнего дня. Человек все может с помощью Божией, если захочет. Вон чего люди достигали!». Но стяжание смирения – это длительный процесс, требующий целенаправленной деятельности всех душевных сил человека. И эта деятельность прежде всего должна быть направлена к самопознанию. Батюшка приводил слова святителя Тихона Задонского, который называл самопознание началом спасения.

Человек, стремящийся ко смирению, должен быть внимательным к своим действиям и поступкам и так будет познавать свою нравственную испорченность и греховность. От этого познания в душе и рождается смирение. Один человек говорил старцу:

– Батюшка, мне хочется много знать: и историю, и литературу, и математику; во все стороны тянет.
– Познай самого себя. Молись. За многим погонишься – малое потеряешь. Как легко враг тебя ловит. Все равно чем – главное увлечь, отвлечь от Бога. Что он, дурак, что ли, не знает, какую тебе конфетку подсунуть?

Когда батюшку спрашивали: «Как мне спастись?», старец отвечал: «Это трудное дело, надо свое место увидеть, свои грехи, состояние, где находится человек».
– А как?
– Смирение, самоукорение.
– Да уж сколько лет, батюшка, говорю себе: «Я – хуже всех», – и во все ямы помойные смотрю, говоря: «Я – как ведро помойное».
– Это все на словах, а надо на деле.

В своих письмах старец желал: «Да умудрит тебя Господь и поможет прежде всего увидеть свои грехи...». Батюшка учил, что при искреннем смирении рождается правильный образ мыслей. Старец, имея обильный дар рассуждения, показывал ученикам, как стяжать начаток этого дара, ибо, по слову преподобного Иоанна Лествичника: «Рассуждение в новоначальных есть истинное познание своего устроения душевного», – к чему и приводил людей батюшка.

Оптинский старец Макарий писал, что Господь смотрительно попускает человеку впадать в страсти, чтобы более почувствовал свою гнусность и имел в помысле, что он хуже всех тварей.

Отца Иоанна однажды спросили: «Батюшка, а если сильно падет человек, может ли восстать?
– Да, – твердо сказал батюшка, – и после падения какие светила были! Это тоже Господь попускает, чтобы человек чему-нибудь научился».

Батюшка для стяжания смирения развивал в своих чадах самоукорение, чтобы за все себя укоряли и не слагали вину на других.

Каждый на всю жизнь запомнил основное батюшкино наставление, произносимое им с исключительным чувством смирения: «Все – как Ангелы, я – хуже всех».

Он приучал, чтобы каждый, обращавшийся к нему, думал так о себе постоянно, но особенно в общении с людьми.

Вот еще некоторые его наставления:

«Самое верное – считай себя хуже всех».

«Поставь себя на последнее место. Ломай себя».

«Важно смиряться: "Я хуже других”. Кто здесь смирится, тот возвеличится».

«Осуждай себя и спокойна будешь».

«Надо думать всегда: "Я как помойная дыра, все осквернено, хуже всех”».

На вопрос: «Как смиряться?» – батюшка отвечал: «Себя укоряй. Когда другие укоряют, соглашайся. Считай себя хуже всех...». «Смотри почаще в помойное ведро, и ты – такая же...»

Более того, отец Иоанн не только призывает укорять себя, но и называет страшным такое душевное состояние, при котором человек не считает себя хуже других людей.

Так, в проповеди «О чудесном улове рыбы» он говорил: «Очень часто мы по своему самолюбию считаем себя не хуже других людей и по этой причине стремимся извинить себя, оправдать свои греховные дела, хотя в нашей душе скрываются и действуют различные похоти и страсти. Да сохранит Господь каждого из нас от такого страшного состояния».

Одного семинариста, которому трудно было жить в комнате с другими студентами, батюшка спросил после летних каникул:
– Что это ты два дня как приехал, а ходишь, как мертвый? С кем хоть живешь?
– Нас четверо в комнате.
– Помни: «Все, как Ангелы, я – хуже всех». Будешь так думать, все мило сердцу будет. Когда пришли твои соседи, что делают – не твое дело. Иначе и в доме Божием будешь жить, а Бога не увидишь. И еще помни: тело... в землю пойдет, главное – дух бодрым держать!

Многим новоначальным как пример самоукорения батюшка приводил кожевника из древнего сказания (из «Отечника» святителя Игнатия Брянчанинова). Однажды Антоний Великий во время молитвы услышал глас: «Антоний! Ты еще не пришел в меру кожевника из Александрии». Услышав это, старец поспешно пошел в Александрию. Кожевник очень удивился, увидев у себя преп. Антония. Старец спросил кожевника о его делах. Тот отвечал: «Не знаю за собой, чтоб я сделал когда-либо или что-нибудь доброе. Поэтому, вставая рано утром, прежде чем идти работать, говорю себе: "Все спасутся, один я погибну”. Эти же слова все время повторяю в сердце моем». Услышав это, блаженный Антоний отвечал: «Поистине, сын мой, ты, сидя спокойно в доме твоем, стяжал Царство Божие, а я, хотя всю жизнь мою провожу в пустыне, не стяжал духовного разума».

Батюшка приучал всегда вину брать на себя, даже если и не виноват. Так, преподобный Варсонофий учит: «Если и обвинит тебя старец в том, в чем ты не виноват – радуйся: это весьма тебе полезно; если и оскорбит тебя, потерпи: Претерпевый бо до конца, той спасен будет» (Мф. 10, 22). Он говорил: «Всегда себя нужно обвинять, а то исповедуешь – все им другой виноват...».

Иногда батюшка испытывал, проверял человека, действительно ли он считает себя виноватым. Так, одна духовная дочь покаялась батюшке в грехе. Он спросил: «Ну, и кто виноват?». Она ответила:
– Я виновата.
– Ну, почему ты виновата? Там же и другие были, – мягко, будто не думает, что она виновата, сказал батюшка.
– Конечно, я. Про других я не знаю, я одна виновата.
Несколько раз переспрашивал ее батюшка, но она действительно (по молитвам старца. – Я. М.) только себя считала виноватой.

Старец прививал человеку сознание своей немощи. Духовная дочь сказала о своем грехе:
– Батюшка, я больше так не буду.
– Точно?
– Так нельзя говорить, а то враг искусит.
– Во! – батюшка поднимает палец. – Конечно, нельзя.
– Помолитесь, чтобы мне не делать.
– Молимся, а то, что бы было.

Батюшка учил, что нельзя ограничиваться одним желанием стяжать смирение, не прибегая при этом к внешним средствам и способам.

Однажды старца спросили: «Батюшка, вот в "Отечнике” сказано: "...Если нет в душе смирения, смиряйся телесно”, – как это?».
– Когда ругают – не противоречь. Надо сеять каждый день.
– Да что же я могу посеять?
– Терпи, когда ругают.

Батюшка опытно учил своих чад смирению. Однажды молоденькая девушка, недавно пришедшая к батюшке, в разговоре с другими стала рассказывать о тех чудесах, которые она слышала о батюшке. Другая духовная дочь остановила ее и сказала: «Все это так, но в "Лествице” сказано: "Ищи старца... могущего уврачевать от духовной надменности”. Вот батюшка нас и врачует, а это большая редкость».

Святые отцы учат, что мало знать о смирении и самоукорении, но необходимо применять это все во всех случаях повседневной жизни. Преподобный авва Дорофей говорит: «Для приобретения смирения недостаточно одного самоуничижения, но нужно перенести и внешние поношения, и досады от людей».

Основываясь на учении святых отцов, схиархимандрит Иоанн говорил: «Унижения и поругания нам необходимы»; «Унижение – это хорошо».

Монахиня Акилина, алтарница Академического Покровского храма, духовная дочь старца, просила: «Батюшка, помолитесь за меня!» Старец отвечал: «Ты что думаешь, духовник нужен только, чтобы молиться? Нет, но чтобы и наставлять, и ругать».

Св. Иоанн Лествичник учит: «Смирение показывает не тот, кто сам себя осуждает, но кто принимает укоризны от других».

Прочитав об этом по указанию старца, один человек спросил:
– Батюшка, почему Вы меня не ругаете?
– Всему свое время.

Через несколько лет, когда батюшка стал часто и сильно его укорять, он уже спрашивал:
– Батюшка, ну что Вы меня все время ругаете? Вы хоть скажите, за что? Я же все равно не понимаю.
– Тебе и не надо понимать. Другим-то побольше достается.
– Простите, виноват.
– Вот, вот, это – начало.

Батюшка постепенно приучал каждого в ответ на обличение искренно говорить: «Виноват, батюшка, простите». Услышав эти слова, он иногда говорил: «С этого начинай!», как сказано у святых отцов: «Прежде всего, нужно нам смиренномудрие, чтобы быть готовым на каждое слово, которое слышим сказать: "Прости”».

Одна духовная дочь старца рассказывала, что, когда бы она ни приехала, он всегда ее укорял за то, что приехала не вовремя, пока она не научилась на все говорить: «Простите». «Приезжаю, батюшка в ризнице как бы насмешливо-презрительно спрашивает:
– Ну что хоть ты ездишь, что тебе в Москве не сидится, что хоть тебе надо?
– Хотела причаститься.
– Что хотят, то и делают, когда хотят – тогда и приезжают. Что это ты вздумала причащаться, что это тебе в голову пришло?
– Я уже месяц не причащалась.
– Что вздумала сегодня приезжать? Времени нет. Ведь у меня и студенты, и лекции, вот сейчас проповедь писал. Если б ты была одна, ну, тогда еще... А так ведь выйти нельзя: то один, то другой.
– Ну скажите мне день, когда можно приезжать, назначьте хоть раз в месяц.
– Горе с вами, не понимают. Времени нет.
– Может быть, завтра или потом когда-нибудь?
– Завтра некогда.
Батюшка встает и идет исповедовать.
Иду за ним уже тихо плача, так как душа раскаялась, чувствую себя во всем виноватой, как маленький виноватый ребенок, перед батюшкой. Так постепенно привыкла просить прощения и считать себя во всем виноватой и все укоры заслуженными».

Воспитывая в людях безгневие и смирение, старец часто умышленно делал выговоры.
Например, духовная дочь привезла батарейки. Батюшка строго спрашивает:
– Ты почему мало купила?
– Вы так сказали.
– Кто так мало покупает? Покупать – так покупать. Почему только плоские? Надо было и круглые.
– Сказали, только плоские.
– Разве я тебе о круглых не говорил? Вот юродивая.

Учил батюшка духовной жизни всегда на примерах.
Духовная дочь отца Иоанна, работавшая в храме (в ее обязанности входило убирать ризницу), рассказывает: «Как-то я навела порядок в ризнице (не успела только вынести корзину с мусором) и про себя подумала: "Батюшка придет и похвалит за чистоту”». Но каково же было мое удивление, когда я после обеда пришла в ризницу, за рабочим столом сидел батюшка, а на полу и на столах был разбросан мусор из корзины.

Батюшка строго спросил меня, почему я ничего не убрала. Я ничего не могла понять, быстро убрала и машинально попросила прощения. Через несколько минут, немного успокоившись, я спросила: «Батюшка, какой смысл и есть ли от этого польза – просить прощения, если я не чувствую себя виноватой?»
Батюшка ответил: «Пусть сегодня ты не виновата, но вспомни, разве не бывало так, что ты на улице бросала ненужные бумажки, или дома не убирала за собой. Вот за это и проси прощения. Всегда, когда за что-нибудь ругают, нужно искать причину своей виновности, если не теперь, то за прежние грехи».

Батюшка часто в разговорной речи употреблял образные выражения:
«Живешь, как отживаешь».
«Вместо головы – болван».
«Грешить ты мастер».
«Толку с тебя никакого нет».
«Умрешь с таким народом».
«Эх ты, чудило». «Чудак, чудачка».
«Девка юродивая».

Иногда старец в разговорной речи использовал резкие слова. Но духовная их сила была столь велика, что люди не только не обижались, но и получали через его наставления великую духовную пользу. Одному студенту говорил: «Помнишь, как у аввы Дорофея сказано? Так и тебе – один камень положишь, а ты 5 снимешь, и так все время. Все сидишь на пепелище. Начинай исправляться с сегодняшнего дня».

Человек ходил за батюшкой, просил поисповедовать, потом ушел в храм, вскоре его позвали. Батюшка говорит: «Где ты ходишь, то под ногами мешаешься, а когда надо, так нет его, что ты хочешь?»

Одной духовной дочери, стоявшей перед ризницей и боявшейся подойти к старцу, он, проходя мимо, сказал: «Ну что ты здесь торчишь? Что выставилась? Что тебе надо?» Другой, рассказывавшей батюшке, что многие обращаются к ней за советом, старец ответил: «Сама-то, невыпеченный пирог, – заплесневела вся». Третьей говорил: «Какая ты бестолковая, недоученная, недоделанная».

Батюшка учил принимать обличения и не смущаться. Одному человеку он говорил: «Душа не терпит твоя укора, очень внутренне смущается. Будь простым, и напряжение пройдет, а это значит: "Я хуже всех, всем должен, какое могу добро делать, всем – мое почтеньице”».

Батюшкины обличения помогали выявить внутреннее состояние: на самом ли деле человек считает себя грешным, достойным любого уничижения, или возмутится, поропщет.

Преподобный Варсонофий Великий учит: «Писание говорит: Виждь смирение мое и труд мой и остави вся грехи моя (Пс. 24, 18) Итак, кто соединяет смирение с трудом, тот скоро достигает цели. Имеющий смирение с уничижением тоже достигает, ибо уничижение заменяет труд».

Отец Иоанн сам в одном из писем объясняет, почему так необходимы людям уничижения, обличения, а не только проявления любви. Он пишет настоятельнице монастыря: «Что касается N, то мое благословение Вам и Божие поступать с ней построже и не покрывать ее самоволие и явное греховное житие, но запрещать и отсекать все греховное строгостью... Потому что ее действиями могут соблазниться многие и погибнуть, а мы с Вами дадим ответ пред Богом. Вспомните св. Иоанна Предтечу Господня, который постоянно обличал (Выделено мной. – Н. М.) даже царя, говоря: "Недостойно иметь тебе жену Филиппа брата твоего”. И это нужно потому, что такие люди уже бывают неспособны прийти в чувство от кротких слов или проявленной к ним любви.
От этого они еще хуже становятся и грешат открыто и нагло. Вот почему мы должны поступать с такими людьми подобно врачу, применять операционный нож для удаления злокачественной болезни. Безусловно, операция без боли не проходит, но зато посредством ее сохраняется жизнь человека, а ведь здесь речь идет о бессмертной душе».

Преподобный Иоанн Лествичник учит: «Если кто отвергает от себя праведное или неправедное обличение, тот отвергается своего спасения, а кто принимает оное со скорбью или без скорби, тот скоро получит прощение согрешений».
Этим-то спасительным путем обличений вел многих духовных чад отец Иоанн.

Чтобы хотя отчасти представить образ действий старца, приведем еще несколько конкретных примеров из его бесед с разными духовными детьми.

Человек входит в ризницу. Батюшка строго:
– Ну что у тебя, быстро говори.
– У меня старый грех, который меня сейчас мучает.
– У тебя новых грехов не счесть. Старый! – с усмешкой говорит батюшка. – Душа так и липнет к греху, не можешь мимо пройти.

Болезненная девушка после отпуска говорит: «Батюшка, я отдохнула. Сейчас вроде крепче себя чувствую». Старец отвечает:
– Да, крепче. Набралась вся греха, вот и крепче.

Юноша после батюшкиных укоров говорит:
– Я переживаю, больно, что я хуже N.
– Ты не только его хуже, ты всех хуже. Все, как Ангелы, а мы что с тобой?

В другой раз этому же человеку на такие его слова батюшка дает другой ответ (в зависимости от состояния души человека):
– А ты старайся не отставать, старайся тоже лучше становиться.

Одна миловидная девушка говорит батюшке о своем тщеславии. Он строго:
– Да ты на себя-то посмотри, иные люди хоть внешне хороши – лицо, фигура. А ты же просто, как обезьяна какая. Чем нам с тобой тщеславиться? Напоминает ей басню Крылова «Зеркало и обезьяна».

К батюшке начал ходить молодой человек, самолюбивый, тщеславившийся своими знаниями, мыслями. Старец всегда разговаривал с ним строго, высмеивал его мысли, особенно те, которым тот верил и считал правильными. Наконец, человек не выдержал и сказал: «Батюшка, Вы совсем меня не любите, даже и не помните обо мне, и мать моя мне также говорит».
Батюшка серьезно ответил: «Не за что любить, тут с грехами твоими надо бороться, а не любить. А матери скажи: "Я батюшке не нужен, а вот он мне нужен всегда, чтобы посоветоваться”». Как ни странно, именно эти строгие слова как бы открыли истину человеку и крепко привязали к старцу. Он рассказывал, что после этих слов почему-то чувствовал в сердце радость: какой батюшка близкий, родной, как о нем заботится. Суровое слово старца побудило молодого человека предать себя ему в полное послушание и оставить свои мысли.

Благочестивая девушка из строгой семьи, прочитала по совету старца книгу аввы Дорофея. Узнав из нее, что терпение укоров приводит к смирению, подумала, что батюшка ее просто так ругает, не за дело. Она поехала к старцу и сказала:
Батюшка, у меня помысл, что Вы меня иногда не за дело ругаете, а так – для смирения.
Батюшка (резко):
– Это враг тебя сбивает. Кто это будет без дела ругать? А в тебе, вон, мусора сколько. Пьяная вся от страстей!
Эти слова поразили и отрезвили девушку, которая до сих пор в глубине души считала себя хорошей, живущей по заповедям (никому плохого не делала, никого не обижала, в храм ходила и т. п.). Заставили глубоко заглянуть в свое сердце и начать с батюшкиной помощью борьбу с внутренними страстями. Впоследствии она говорила, что после этих слов у нее появилось большое желание и стремление познать себя, увидеть внутреннее состояние души и очиститься. Так батюшка возродил ее к духовной жизни.

Духовная дочь старца летом отдыхала у верующей благочестивой пожилой женщины Ф. Вернувшись, она сказала батюшке:
– Батюшка, мне скучно было и неполно как-то с Ф.
– Это от того, что греха не было, был бы враг – было бы лестно. Он бы подсыпал остроты.

Молодой человек, решив, что батюшка не так ведет его, не понимает его «тонкую натуру», приехав к старцу, сказал:
– Батюшка, у Вас есть время? Я серьезно хочу поговорить.
– У тебя всегда так: важную вещь несерьезной почитаешь, а как пустяк – так и серьезно.
Эти слова смели с души юноши всю внутреннюю шелуху и он смиренно исповедал старцу свои помыслы, уже одного себя только считая виноватым.

Батюшка наставлял человека:
– Ты должен гнать все греховные мысли.
– Да я, вроде, гоню.
– Одну прогонишь, пять призовешь. Вот какой ты.

Человек спрашивает:
– Батюшка, можно мне «Невидимую брань» читать?
– У тебя видимой полно.

Человек зашел в ризницу и просит:
– Батюшка, помогите мне устроить мою личную жизнь.
– За тебя простыми руками не возьмешься, надо рукавицы надевать. А устраивать жизнь надо. Погоди, поговорим еще с тобой...

Человек жалуется:
– Батюшка, мама очень сильно меня ругает.
– Смиряйся, говори: «Так все и есть, как она говорит».

Когда батюшка ругал кого-либо, то иногда говорил:
«Ты дождешься, ты у меня дождешься. Получишь по полной программе (или: "Спущу на всю катушку”)».

Эти слова пробуждали в людях страх Божий. Один человек вспоминал: «Самое сильное чувство, которое у меня было рядом с батюшкой, – это чувство, что тебя насквозь видно: душевное состояние, мысли, и благоговение; еще страх, что все грехи мои – это не безнаказанно. Душа стремится к батюшке и хочет ему все мысли сказать, но иной раз так страшно, что обойдешь ризницу далеко кругом, лишь бы батюшке на глаза не попадаться, а в голове все его слова: "Будь внимателен! Толку с тебя никакого нет. Не теряй время, спасайся!”»

Батюшка не допускал и малейшего самомнения в человеке.

Его духовная дочь рассказывает: «Как-то монахиня Серафима послала меня за малиной, мне удалось купить крупные, отборные ягоды. Прихожу, батюшка выходит навстречу:
– Ну, ты что путешествуешь? Что там у тебя?
– Малина.
Смотрит.
– Да какая же это малина? Это не малина!
И уходит.
Я со страхом, что купила какую-то непонятную ягоду, да еще и батюшке ее принесла, подхожу к матушке Серафиме и спрашиваю:
– Батюшка сказал: "Это не малина”. А что это?
– Малина, деточка, малина. Это он так, чтобы не думала, что угодила».

В другой раз эта же девушка говорит батюшке:
– Я вчера ехала в электричке и читала книгу о постриге монахини (не может дальше от страха выговорить).
– Ну?
– И вдруг запах такой – прямо благоухание.
Батюшка строго:
– От врага. Какое тебе там благоухание? От врага. Надо думать всегда: «Я – как помойная дыра, все осквернено, хуже всех».

Батюшка давал человеку возможность увидеть свое место, осознать свое состояние. Одному человеку, впавшему в тяжелый грех и в то же время говорившему о другом грехе, батюшка сказал: «На чепуху, мелочи обращаешь внимание, а главного не видишь! Ты – весь в грехах, как в тине, если б увидел, ужаснулся бы – это [тяжелый грех] тебе дано для вразумления, чтобы чувствовал и видел свою нечистоту».

Подобные обличения и укорения духовных чад использовали Оптинские старцы. Их ученики писали, что обличения Оптинских наставников часто бывали так болезненны для души, что «даже в голову ударяло».

А старец Макарий Оптинский сам пишет духовной дочери: «Выговоры должны показать тебе немощное твое устроение, которое исправится самоукорением и смирением. Если же я буду тебя только гладить по головке, то какая же будет тебе польза?».

Чтобы методы старца не показались слишком строгими, приведем хотя бы один пример воздействия древних святых отцов на своих учеников.

«Однажды в день торжества в монастыре аввы Павла на большом дворе множество монахов сидели за трапезой. Один молодой брат, взяв блюдо с кушаньем, довольно медленно нес его; настоятель подошел к нему и на виду у всех, замахнувшись, ударил его ладонью так, что удар слышен был всем. А сделал он это для того, чтобы показать смирение и терпение юноши. Юноша с такой кротостью духа принял это, что не только никакого слова не вылетело из уст его, ни малейшего ропота, но даже цвет лица его не изменился. И он дальше продолжал свое послушание. Всем мужам этим поступком было преподано особенное наставление, что отеческое наказание не поколебало смирения и терпения юноши, даже и зрелище такого множества не покрыло лица его краской стыда».

Отца Иоанна как-то спросили:
– Батюшка, говорят, что Вы в молодости гораздо строже были.
Старец ответил, что наоборот, гораздо мягче в молодости вел чад. А потом прочел про Афонского старца, который очень был мягкий, чад не строго вел, а после кончины ни его самого, ни его чад земля не принимала. После этого Батюшка строже стал. Эти слова старца подтверждает такой случай. Однажды один человек с гордым характером, которого старец все время очень сильно ругал, презрительно с ним обращался, сказал:
– Батюшка, Вы из меня веревки вьете.
– Если я не буду из тебя веревки вить, то я в ад попаду.
Тогда человек смирился и все безропотно терпел.

К батюшке обращалось множество священнослужителей. Вот лишь один из советов, данных старцем священнику об отношении к пасомым: «Ты им не позволяй на голову садиться, а построже. Иначе тобой будут управлять, а им это не на пользу. Им лучше строгость».

Если батюшка видел, что человек не может терпеть укоров, он одним словом мог водворить в душе мир.
Однажды был такой случай.
Девушка поступила работать в Академию, несла послушание при храме. Батюшка ее поругает – она убежит, спрячется, долго ищут ее. Потом перестала прятаться, но что ей ни скажут – молчит, ничего не говорит. Так продолжалось несколько дней. Потом она убирала в ризнице, и батюшка пришел, опять ее поругал, она молчит, обижена. Батюшка помолился, потом, улыбнувшись, обратился к ней: «Слово не так сказал – и дружба врозь». Она рассмеялась, душа у нее вся открылась Старцу, и мир восстановился.

Однажды батюшка долго не принимал одного человека, которого перед этим часто ругал. Потом принял очень тепло, дал полную тарелку гречневой каши и сказал: «Когда поругать, когда и кашкой покормить».

Еще батюшка говорил: «Не всякую душу можно с плеча рубить, а то хуже будет. Не всякую "крутануть” можно. Некоторых надо потихоньку... Других я веду по-другому».
К каждому у него был свой индивидуальный подход.

Одна девушка впервые привезла к батюшке свою бабушку. В молодости эта старушка окончила Смольный институт, после революции не роптала, но считала, что интеллигентных людей осталось очень мало, внучке говорила, что время очень безнравственное: «Живете, как в зачумленном бараке, настоящих людей вы и не видели». Девушка очень боялась, что старец будет говорить с бабушкой так же, как с ней – резко, пренебрежительно, используя простые народные выражения. (Ее бабушка отличалась грамотностью речи, сама писала рассказы, которые были опубликованы).
Когда старушка вошла в ризницу, батюшка встал, предложил ей сесть, подвинул стул, усадил, спросил, удобно ли ей, как она доехала. Девушка была удивлена, увидев необыкновенно тактичное отношение батюшки. Затем она вышла.
Старец больше часа беседовал со старушкой. Вышла она со слезами на глазах, лицо ее все светилось детской радостью. Первое, что она сказала внучке: «Как с родным отцом поговорила, такое понимание, участие», – и тихо заплакала. Внучка впервые увидела, чтобы ее сдержанная, всегда подтянутая, необыкновенно умеющая владеть собой бабушка плакала. Успокоившись, она сказала: «Это – истинный интеллигент, какой у него такт, какое внутреннее благородство, какая самоотверженность. Теперь я за тебя спокойна». Еще она радовалась, что наконец-то услышала чистую правильную русскую речь: «Какой слог!». И сказала, что батюшка очень бодр и молодо выглядит. Дал ей икону, крест, просфору, антидор. Но больше, как внучка ни спрашивала, бабушка ничего не рассказывала ей о содержании беседы. Имя отца Иоанна она произносила с тех пор с величайшим благоговением (что было ей несвойственно по отношению к современникам), стала каждый день читать акафист Иисусу Сладчайшему, говеть и причащаться раз в месяц, вообще заметно смягчилась и изменила свое суровое отношение к окружающим.
Кончина ее была истинно христианская.

Батюшка всегда учил, чтобы человек укорял не других, а себя.
Однажды один священник сказал ему, что сейчас время тяжелое, т. к. раньше народ был другой, лучше. Батюшка воодушевленно возразил: «Нет! И сейчас, если подсказать человеку, то так сердце разгорается. Некому подсказать!... А так всегда было, надо терпеть немощи свои и ближнего». Еще батюшка говорил, что и сейчас какие хорошие есть люди... «Как молния на небо всходят!».

Еще одним методом обучения смирению батюшки было то, что он не давал человеку надеяться на свои подвиги, молитвы.
Батюшка рассказывал: «Ко мне ходил один самочинный, а я специально, как придет, выбивал его из колеи, чтобы понял, что главное – смирение». Так он сам говорил: «Как приду к тебе – так всю мою жизнь разобьешь».

Духовный сын старца рассказывал: «Как-то я сказал батюшке, что от него люди тепло получают. Батюшка рассердился: "Ты все фантазируешь. Тепло – это дар, его надо заслужить подвигом”.
– Каким подвигом?
– Всей жизни подвигом.

Позже я спросил:
– А можно мне в среду и пятницу без постного масла есть?
– Ешь, как все люди, и не выдумывай!
– А ночью молиться?
– Днем молись.
– А как же подвиг? Вы же говорили?
– Смиряйся, вот и подвиг. Благодари за все».

Батюшка приводил ко смирению не только укорами, обличениями. Методы его были крайне разнообразны. Входит, например, человек к батюшке. Старец сидит за столом, спиной к вошедшему и пишет.
– Батюшка, благословите!
Молчание, батюшка не поворачивается. Не обращает никакого внимания. Так человек долго стоит, становится ему стыдно, вспоминает свои проступки, молится. Наконец, батюшка встает, поворачивается:
– Так, ну, быстро рассказывай – что у тебя?
А человек уже совсем в другом состоянии по сравнению с тем, в каком вошел.
Иногда и по-другому, не ругая, мог смирить душу. Человек рассказал о своей жизни, а батюшка говорит: «Мне за тебя стыдно». Эти слова вызвали у человека сильное раскаяние.

Смирял и тем, что не брал приносимое ему или брал с пренебрежением.

Вообще многие чада отмечали, что, бывало, батюшка и резко ругает, вся душа дрожит, а он вдруг в ту же минуту говорит с тобой тихо-тихо, чувствуешь, что мир у него внутри нисколько не потревожен, просто в тот момент человеку нужно поругание. Возмущение его было внешним, чтобы показать, насколько вредно для души нарушение заповеди Божией.

В зависимости от состояния души приходящих к старцу, форма общения его была очень разной: от резкой, обличительной до самой отечески любящей, ласковой. Один священник так сказал об этом: «В нем проявлялось индивидуальное творчество пастырского служения, как результат действия благодати». Для всех он был самым родным и близким человеком.
Главное, батюшка приводил к смирению всем образом своей жизни. 
И все, кто обращался к нему, знают, что дух смирения, обитавший в старце, изливался на каждого в той мере, в которой человек мог это вместить. Тогда на душе становилось тихо-тихо, и она исполнялась чувством собственного недостоинства, ничтожества.
В такие минуты некоторым людям старец говорил, что они должны «всех вокруг крепить своим смирением, всех утешать».

Рядом со старцем отлетало все ненужное, суетное, наносное. Человек становился самим собой и получал редкую возможность видеть себя как бы со стороны, таким, каков он есть. Каждый сам ощущал свои грехи и невольно приходил к искреннему раскаянию.

По изданию: Маслов Н. В. Схиархимандрит Иоанн (Маслов). Его пастырская деятельность и богословское наследие. 
М., 1999.

Написать комментарий