Ведь философа воспитываешь, борца и гражданина небес…
Перейдем теперь к вторым вратам. Каким же? К лежащим вблизи первых и много имеющим с ними сходства - говорю о слухе. Если никому из преступников и негодяев не позволим взойти на порог их, немного доставят они беспокойства устам - ибо не слушающий дурного и постыдного и не произнесет этого.
Итак, пусть дети не слышат ничего неуместного ни от слуг, ни от воспитателя, ни от кормилиц.
Пусть не слышат они вздорных старушечьих басен: «Такой-то любил такую-то». Пусть ничего из этого не слышат, но слушают другое, лишенное всякой уклончивости и рассказываемое очень просто.
Когда отдыхает ребенок от трудов учения, а душа охотно проводит время, слушая рассказы о прошлом, тогда говори с ним, отвратив его от всякого ребячества, ведь философа воспитываешь, борца и гражданина небес… и расскажи ему: «Вначале были двое детей у одного отца, двое братьев». Затем, помедлив, продолжай: «Вышедших из одной утробы. Один из них был старший, другой младший. Один, старший, был земледельцем, другой, младший, - пастухом. И выводил он стада в долины и к озерам…
Сделай приятным твое изложение, чтобы ребенок находил в нем некоторое удовольствие и оно не утомляло его душу. „Другой же сажал и сеял. И решил он почтить Бога. И пастух, взяв лучшее из стад, принес в жертву Богу". Не много ли лучше рассказывать об этом, чем повествовать о златорунных баранах и волшебстве? Затем же привлеки его внимание, ибо рассказ заключает в себе нечто, и не вноси ничего ложного, но следуй Писанию: „Когда же принес Богу лучшее, сразу же сошел огонь с небес и все восхитил в небесный жертвенник. Старший же не сделал так, но отступил от этого: оставив лучшее себе самому, поднес Богу другое. И не принял это Бог, но отвернулся и оставил это лежать на земле - те же, первые, принял к себе. Подобно тому, как бывает у владеющих землями: одного из приносящих хозяин почтит и примет внутри дома, другого же оставит стоять снаружи - так было и здесь. Что же произошло после этого? Старший брат опечалился, считая себя обесславленным и превзойденным в чести, и был мрачен. Говорит ему Бог: „Почему ты огорчился? Разве не знал, что Богу приносишь? Почему оскорбил Меня? Чем ты недоволен? Зачем принес Мне в жертву остатки?" Если кажется, что нужно пользоваться более простым языком, скажи: „Тот, не имея что сказать, утих или, скорее, замолчал. После того, увидев своего младшего брата, говорит ему: „Выйдем на равнину". И захватив его хитростью, убил его. И думал, что укроется это от Бога. Приходит к нему Бог и говорит ему: „Где брат твой?" Отвечает он: „Не знаю. Не сторож я брату моему". Говорит ему Бог: „Вот кровь брата твоего кричит ко Мне с земли".
Пусть и мать сидит рядом, в то время как душа ребенка образовывается такими рассказами, чтобы и она помогла этому и хвалила рассказываемое.
«Так что же было после этого? Того (брата) Бог принял на небо, и после смерти он пребывает наверху». Пусть и о воскресении услышит ребенок в таких рассказах. Ибо если в мифах рассказывают чудеса, и верит ребенок - тем более будет он восхищен, услышав о воскресении и о том, что душа его пошла на небо. „И того Он сразу взял наверх - этот же, убийца, скитался повсюду, многие годы терпя несчастья, живя в страхе и трепете, и много претерпел ужасного и каждый день был наказываем. Не простую, но чрезвычайную понес кару, ибо слышал от Бога, что в страхе и трепете будешь на земле".
Ребенок не знает, что это такое, но ты скажи ему, что подобно тому, как ты, стоя перед учителем и мучаясь ожиданием наказания, трепещешь и страшишься, так и он везде страшился Бога.
Хватит с него, чтобы было ему рассказано до этого места: расскажи это в один вечер за трапезой. И мать пусть говорит ему о том же самом. Затем же, когда много раз услышит он об этом, попроси и у него: „Расскажи мне историю" - чтобы он мог проявить себя. И когда усвоит он рассказ, тогда поведай ему и о пользе от него: „Видишь, какое зло прожорливость, какое зло братоубийство, какое зло думать, что можешь обокрасть Бога. Ибо Он видит все, и даже то, что совершается скрытно". И если одно только это правило сможешь насадить в душе ребенка, не будет у тебя нужды в воспитателе, ибо этот страх перед Богом лучше всякого другого страха представится ребенку и потрясет его душу.
Не только это, но и в церковь веди его, взяв за руку, и стремись привести его туда в особенности тогда, когда читается этот самый рассказ. И видишь, как он веселится, прыгает и радуется, что знает то, чего не знают все остальные, что он предвосхищает, узнает наперед и получает великую пользу. И тогда дело это запечатлеется в памяти на будущее.
Можно получить от этого рассказа и другую пользу. Пусть научится от тебя, что не нужно горевать, когда терпишь зло. Ибо Бог с самого начала показал это самому ребенку, когда получившего блаженство посредством смерти принял на небо.
Когда же рассказ этот утвердился в детском разуме, расскажи ему другой, например опять о двух братьях, и скажи: „Было два других брата, также старший и младший. Старший же был охотником, а младший жил дома". Доставит этот рассказ ему большее удовольствие, чем предшествующий, так как много в нем приключений, и они, дети, становятся взрослее. „Эти два брата были также и близнецами. Но после того, как они родились, младшего полюбила мать, а старшего отец. Старший большую часть времени проводил в полях, младший - в доме. И однажды состарившийся отец говорит тому, кого он любил: „Дитя, так как я состарился, пойди и приготовь мне дичь - поймай косулю или зайца, принеси и свари, чтобы, поев, я благословил тебя". Младшему же ничего такого не сказал. Мать, услышав, что отец сказал это, призывает младшего и говорит ему: „Дитя, так как отец приказал твоему брату достать ему дичь, чтобы, поев, он благословил его, послушай меня: иди к стаду и, взяв молодых и красивых козлят, принеси мне, и я сделаю то, что любит твой отец, и ты принесешь ему, чтобы, поев, он благословил тебя".
Отец же в старости стал плохо видеть. Когда младший принес козлят, мать сварила их и, положив ему на блюдо, дала ребенку, и он принес их отцу. Она одела на него козлиные шкуры, чтобы он не был изобличен, так как кожа у него была гладкая, а у старшего брата волосатая, - чтобы мог он скрыть и не увидел отец, и так послала его. Отец же, подумав, что это действительно старший, поев, благословил его. Затем, когда закончилось благословение, приходит старший сын и приносит дичь. Увидев же, что случилось, он (в отчаянии) закричал и заплакал".
Наблюдая, какое это производит благое действие и не рассказывая всей истории до конца, понимаешь, сколько можно извлечь из этого. Прежде всего, страх и уважение будут чувствовать к отцам дети, видя, как борются за отцовское благословение, и предпочтут скорее подвергнуться тысяче ударов, чем услышать родительское проклятие. Затем явствует из этого, что нужно пренебрегать чревом: ибо должно рассказать и о том, что никакой пользы не получил он от того, что был первородным и старшим, так как из-за невоздержанности чрева продал он превосходство своего первородства.
Затем, когда он прочно усвоит это, в какой-нибудь другой вечер вновь попроси его: „Расскажи мне историю о тех двух братьях". И если начнет рассказывать о Каине и Авеле, останови его и скажи: „Не этот я прошу, но тот о двух других, где отец благословлял". И другие дай ему указания, но имен еще не называй. Когда же он расскажет все, прибавь к этому и то, что следует далее, и скажи: „Послушай же, что было после этого. Стремился, как прежний, и этот убить брата и ждал кончины отца своего. Мать же, узнав и испугавшись, заставила сына бежать". Затем следует глубокое поучение, превосходящее детский разум, однако при должном снисхождении можно и в детском, не окрепшем еще уме насадить его, если изменить рассказ, скажем, так: „Этот брат пришел в некое место, не имея при себе никого - ни раба, ни кормильца, ни воспитателя, ни кого другого. Придя же в это место, помолился и сказал: „Господи, дай мне хлеб и одежду и спаси меня". Затем, сказав это, от печали уснул. И увидел во сне лестницу от земли до неба и ангелов Бога, восходящих и нисходящих, и самого Бога, стоящего наверху ее, и сказал: „Благослови меня". И благословил и назвал его Израилем".
Святитель Иоанн Златоуст
