ГОСПОДСТВО ВЕЩЕЙ НАД ЛЮДЬМИ
Мiровая выставка 1889 г. как выражение духа того времени
Если человек XIX века отрекся от веры в небесное Царство, от града Божия, отказался, можно сказать, от надежды и на земное счастье, от веры в царство земное, в град человеческий, то чем будет всемiрно-сравнительная выставка 1889 года, подводящая итоги этому веку?..
Выставку 89 г. можно признать последним или, точнее, полным выражением господства третьего сословия, городского по преимуществу (после дворянства и духовенства). На этой выставке <возвышающийся> европеец мог чувствовать и отчуждение от толпы, и превозношение над нею, что и составляет самую характерную черту западноевропейца и вообще Запада, особенно в отношении его к Востоку (в том числе и к нам), на который западный человек смотрит свысока, и, преувеличивая свое с ним несходство, принимает это несходство за превосходство, за прогресс, чем и свидетельствует о собственном своем несовершеннолетии, потому что забывает при этом о самом существенном своем сходстве со всеми людьми, о смертности, т.е. о том бедствии, в котором люди находят действительное равенство и в соединении против которого только и могут достигнуть совершеннолетия.
Наша местная, всероссийская мануфактурно-художественная выставка 1882 года почти открыла, кому служило и служит то общество, выражением которого была всемiрная выставка 1889 года, она открыла это, поставив при самом входе на выставку изображение женщины (или – лучше – дамы, барыни, гетеры, будет ли это наследница Евы, Елены, Пандоры, Европы, Аспазии...) в наряде, поднесенном ей промышленностью всей России, из материй, признанных, вероятно, наилучшими из всех, представленных на выставку, – изображение женщины, созерцающей себя в зеркале и, кажется, сознающей свое центральное положение в мiре (конечно, европейском только), сознающей себя конечною причиною цивилизации и культуры, изображение женщины в обстановке (в будуаре), представляющей в малом виде все произведения, не только получившие место на выставке, но и признанные наилучшими, произведения премированные (мебель, мыло, духи, книжки в великолепных переплетах, и проч. и проч. и проч.). Немногое оставалось выразить, чтобы показать, кому служит то общество (Западная Европа и Франция), которому подражала Россия, создавая в 1882 году свою местную выставку; немногое оставалось, чтобы сказать, что вся культура есть культ этого идола, который поставлен был при входе. Парижская выставка служит наилучшим доказательством обожания женщины-соблазнительницы мужчины.
В царстве женщин молодость есть добродетель, а старость – порок, в царстве женщин, в царстве прогресса дети господствуют над отцами, т.е. молодое превозносится над старым. Господство промышленности, губительное господство женщин основано на отречении от града Божия, от будущей небесной жизни, от жизни со всеми отцами ради земного благополучия, ради материального и нравственного благосостояния большинства, ради благосостояния, которое и должна дать промышленность (городское сословие), вспомоществуемая наукою и искусством, т.е. это торжество женщины и поражение мужчины, смягчение нравов или прогресс – на светском языке и падение человека – на языке религиозном.. XVIII век и был пропагандою этого отречения от небесного и замены его земным, пропагандою в популярной форме, завершением мысли предшествовавших трех веков.
На этой выставке мы видим все произведения исполняющими свое назначение, влияющими на человека, подчиняющими его себе, держащими его в вечном детстве, несовершеннолетии, расслабляющими его тело, уродующими его душу.
…К сожалению, влияние выставки не ограничивается только городами (этими морильнями всего живого), влияние выставки простирается и на село, приучая поселян заботиться лишь об извращении произведений природы исключительно в видах получения наибольшего дохода, для чего свинья обращается в кусок сала, а бык – в одно безкостное почти мясо. Вся забота города о селе и земледелии заключается в том, чтобы и к селу привить пороки города…
… Покровительство же промышленности (следствия которой проституция и пьянство) вызывает войну, и не только вызывает, но и ведет к поражению…
…Хуже всего, что Россия не сознает опасности, как не сознает ее, конечно, и Франция... Выставкою, устроенною в Париже, у нас или восхищались, или же молчали, потому что не хватало смелости говорить против культа всего интеллигентного класса.
Выставка имеет целью сделать Россию данницею французской промышленности, имеет целью эксплуатацию, это мирное завоевание, т.е. то, чего немцы думают достигнуть войною, Франция думает достигнуть под видом дружбы. Для нас, может быть, выгоднее не только война с Германиею, но и первоначальное поражение, которое заставило бы Францию отказаться от преследования нас своею дружбою.
В деле нашего подчинения Западу, нашего обезличения дальше идти нельзя, если уже партия, считающая себя самобытною (славянофилы), определяет Православие, в котором видит нашу отличительную черту от Запада, веротерпимостью, составляющею принадлежность именно Запада, и притом эпохи упадка, когда иссякла всякая вера, потеряна всякая надежда на истину и на такое благо, которое могло бы объединить всех, которое исключало бы рознь. Безплодность трехсотлетнего проповедования веротерпимости на Западе, казалось, могла бы нас чему-нибудь научить; безплодность этой проповеди, казалось, могла бы дать познать все ничтожество этой терпимости. Определять Православие веротерпимостью тем удивительнее, что Православие само себя определило не терпимостью ко вражде и розни, а именно печалованием о всякой розни и вражде; да и не веротерпимостью только определяется Православие у самобытной партии, а веротерпимостью, соединенною с уважением к чужой вере, т.е. к вере западной, а вся вера, вся надежда, вся любовь Запада заключается в этой выставке – она соединяет и католиков, и протестантов, и евреев, а западники молились и молятся на нее.
